Клад вишнуита

Речь девушки понравилась Бховани.

— Богатство это твое, мне оно ни к чему, — ответил он.

Такое заявление удивило девушку. Это не укрылось от Патхока.

— Ты, верно, думаешь, что я притворяюсь? — спросил он. — Дескать, грабит народ, а от денег отказывается. Сейчас нам не время рассуждать на эту тему, но предупреждаю, если ты начнешь греховодничать, я могу и отобрать у тебя сокровища. А теперь не возьму. Так скажи все-таки, что ты собираешься с ним делать?

— Я вижу, вы мудрый человек, — проговорила Профулла. — Научите меня, как поступить.

— Научить-то можно, — ответил Бховани, — только много времени уйдет на науку, лет пять или шесть. Хотя если ты согласна, то я не против. Только имей в виду: в течение всего этого времени ты не прикоснешься к своим кувшинам. Не беспокойся, едой и одеждой я тебя обеспечу. Будешь получать ровно столько, сколько потребуется — не больше. Но уговор: ты станешь беспрекословно меня слушаться. Ну как, принимаешь мои условия?

— А где мне жить? — осведомилась Профулла.

— Там же, где и теперь. Останешься в этом лесу. Мы со временем немного приведем в порядок твои развалины.

— Я буду здесь жить одна?

— Нет, я пришлю тебе двух женщин, чтобы они всегда были радом с тобой. Не бойся, пока я хозяин этих мест, никакая опасность тебе здесь не грозит.

— Как же вы будете учить меня? — поинтересовалась девушка.

— Ты знаешь грамоту?

— Нет.

— Значит, с нее и начнем.

Итак, они договорились, и Профулла вздохнула с облегчением, радуясь, что нашла себе покровителя.

Бховани Патхок простился с ней и вышел со двора. В лесу его дожидался высокий широкоплечий человек с аккуратно подстриженной квадратной бородкой.

— Ронгорадж? — удивился Бховани. — Ты здесь зачем?

— Пришел за вами, — ответил Ронгорадж. — А как вы сами здесь оказались?

— Я, кажется, нашел того, кого искал все эти годы.

— Раджу?

— Нет, рани.

— А чего их искать? Английский король уже тут как тут. В Калькутте, говорят, Гастингс вовсю старается для него. Ловко орудует.

— Нам нужен другой король. Ты ведь знаешь, кого я имею в виду.

— Ну и как, отыскали?

— Готовым такого не найдешь. Его надо сотворить. Бог создает железо, а человек выковывает из него меч. Кажется, я нашел хорошую сталь, теперь пять лет буду ее обрабатывать. А ты проследи, чтобы ни один мужчина, кроме меня, не заходил в этот дом. Помни, она молода и красива.

— Слушаюсь. А теперь о моем деле. Я пришел к вам сообщить, что на днях люди сборщика налогов разграбили Ронджонпур.

— Ну что ж, тогда мы почистим его контору и вернем потерпевшим все то, что у них отобрали. Деревенские помогут нам?

— Надеюсь, что помогут, — ответил Ронгорадж.

13

Бховани Патхок выполнил свое обещание. Он прислал к Профулле двух женщин, поручив одной из них — ее звали Мать Гобры — ходить в деревню на базар, а другой — неотлучно находиться при девушке. Мать Гобры была темна кожей, стара — ей исполнилось семьдесят три — и тута на ухо. Было бы полбеды, если б она совсем не слышала, тогда с ней можно было бы объясняться знаками и никаких недоразумений не возникало бы. Но она частенько одни слова разбирала, а другие — нет, и в результате дело нередко доходило до курьезов. Ее напарница была ей полной противоположностью: молодая, всего лишь лет на семь старше Профуллы, красивая и довольно светлокожая. Они словно дополняли друг друга — одна излучала свет, а другая воплощала тьму.

Мать Гобры молча поклонилась Профулле, сложив ладони в пронаме.

— Тебя как звать? — спросила девушка.

Та промолчала.

— Она плохо слышит, — пояснила молодая. — Все ее зовут Мать Гобры.

— Сколько же у тебя детей, Мать Гобры? — снова обратилась к ней Профулла.

— Так, конечно, хорошо, когда человек добрый, — ответила та. — Как же иначе?

Профулла покачала головой.

— Ты какой касты? — поинтересовалась она.

— Да, на базар могу ходить часто, — невозмутимо заявила старуха. — Когда пошлешь, тогда и пойду.

— Я спрашиваю тебя, ты кто такая?

— А зачем тебе другая? Я одна со всем управлюсь. Вот только два дела мне не под силу.

— Какие же? — полюбопытствовала девушка.

У старухи неожиданно прорезался слух.

— Какие? Не могу воду носить — поясница у меня слабая — и стирать. Придется тебе тут самой постараться.

— А остальное все сможешь? — спросила Профулла.

— Посуду мыть тоже должна будешь ты.

— Ладно. А ты-то что делать будешь?

— Да вот еще, мести дом и обмазывать стены я тоже не гожусь.

— А чем же ты станешь заниматься? — удивилась Профулла.

— Как чем? Всем, чем прикажешь. Фитиль для светильника могу свернуть, воду из кувшина вылить, лист грязный, как поем, выброшу. А главное — за покупками ходить стану.

— А считать ты умеешь?

— Да ведь я старая, мать моя, глухая и соображаю плохо, куда уж мне! Но ты не беспокойся. Что мне ни дашь, все истрачу Тут уж тебе обижаться на меня не придется, можешь мне поверить.

— Ну, видно, и впрямь другой такой способной, как ты, не найти, — заметила Профулла.

— А ты и не ищи, мать моя, — ответила Мать Гобры. — Не беспокойся о других, думай лучше о себе.

— А тебя как зовут? — обратилась девушка к молодой женщине.

— Не знаю, — вздохнула та.

— Как не знаешь? — улыбнулась Профулла. — Ведь дали же тебе родители какое-то имя?

— Может быть, и дали, — согласилась женщина. — Да мне оно неизвестно.

— Как же это так?

— Меня украли у отца с матерью еще ребенком, я совсем несмышленышем была.

— Вот как! Но ведь потом тебя как-то называли?

— О да, меня звали по-разному.

— И как же?

— Как? Ну, например, Постылая, Несчастная, Бедняга, Грязнуля…

— Кто меня называет постылой, сам постылый, — неожиданно вмешалась Мать Гобры. Она снова было оглохла, однако стоило произнести знакомые слова, как старуха сразу обрела слух. — Кто ругает несчастной, сам несчастный, а кто обзывает «бесплодной» — сам бесплодный.

— Я не говорила «бесплодная», — засмеялась молодая.

— Говорила или нет — не важно, — сердито проворчала старуха. — Да и почему тебе не сказать?

— Не волнуйся, — со смехом успокоила ее женщина с неизвестным именем. — Мы обо мне говорили, а не о тебе.

— Значит, не обо мне? — обрадовалась Мать Гобры. — Ну тогда продолжайте, беседуйте себе на здоровье. Ты, мать моя, не обращай на нее внимания, — наставительно заметила она Профулле. — Очень уж бойка на язык эта брахманка. Но ты не сердись.

Такая резкая смена настроений старухи — переход от яростной самозащиты к великодушной снисходительности — позабавила ее слушательниц.

— Значит, ты брахманка? — спросила Профулла молодую незнакомку. — Что же ты мне сразу не сказала? Я ведь не совершила тебе пронам!

Она встала и поклонилась ей, поднеся сложенные ладони к груди.

Женщина благословила ее и сказала:

— Отец у меня действительно, говорят, брахман, но я не жена брахмана.

— Почему? — удивилась Профулла.

— Не нашлось, видно, его для меня, — невесело пошутила новая подруга.

— Значит, тебя не выдали замуж? — догадалась девушка. — Как же так?

— Тех, кого крадут в детстве, замуж не выдают, — объяснила ей собеседница.

— И ты по-прежнему живешь у своих похитителей?

— Нет, они потом продали меня одному радже.

— Почему же он не позаботился о тебе?

— Сын раджи собирался пристроить меня, да только свадьба должна была быть тайной.

— Он сам имел на тебя виды? — сообразила Профулла.

— Этого я тоже до времени не могу сказать тебе, — уклонилась от ответа ее собеседница.

— Что же произошло с тобой потом?

— Я поняла его замысел и сбежала.

— А потом?

— У меня имелись драгоценности — мне подарила их старшая рани. Я прихватила их с собой и попала в руки разбойников. Они подчинялись Бховани Патхоку. Он узнал мою историю и не только не отобрал у меня украшения, но еще добавил новых. Он взял меня к себе, заменил мне отца и решил мою судьбу.