Счастливые воспоминания

Она посмотрела на эту темноволосую голову, склоненную к ее колену, и задрожала. «Не предлагай ему кофе». Если она была так уверена, что он уже на пути в Торонто, почему приготовила с утра столько кофе, что хватило бы и на двоих?

Он выпрямился, и она протянула руку, вытерла грязь с его щеки. Он смотрел ей прямо в глаза. Неожиданно он поцеловал ее пальцы, и она отдернула руку.

— Хочешь кофе? — смущенно спросила она.

— Я принесу кофейник, — сказал Адам.

Он пошел в дом, и она слышала, как он тихонько что-то насвистывает.

Она села в мягкое кресло на террасе. Что, если Адам вот так бы хозяйничал каждое утро на кухне, насвистывая?

Услышав эти звуки, она вдруг остро почувствовала, что ее жизнь была наполнена пустотой и тишиной. Это насвистывание могло бы заполнить эту пустоту, уничтожить одиночество.

Опасные мысли. Он живет в тысячах милях отсюда. В конце концов, она ведь ничего про него не знает. Абсолютно ничего. У него, наверное, подруга или дюжина подруг. Может, он даже с кем-нибудь из них живет. Ведь у любого парня есть девушка.

А почему, собственно, ее это так волнует? Он уезжает. Она остается. Две прекрасные причины, чтобы не задаваться вопросом, есть у него девушка или нет. Две отличные причины не строить планов относительно радостных переливов его свиста.

— Адам, — позвала она, — у тебя есть девушка?

Тишина.

— Адам?

Он вышел из дома и поставил кофейник на стол, очень аккуратно.

— Вроде того.

Неожиданно она почувствовала облегчение, а затем разозлилась на себя за это.

Ей нет никакого дела ни до Адама Рида, ни до его подруги, ни до его жизни!

Так почему она спросила:

— Какой у тебя сейчас мотоцикл?

Он просиял:

— «Харлей» 1964 года…

— Старый?

— А зачем новый? Ведь главное — ездить. Это был полицейский мотоцикл. Я чиню его, и он на ходу. Вот, смотри, у меня есть его фотография.

Он покопался в бумажнике, вывалил на стол кучу кредиток. Она не заметила никакой фотографии девушки и взглянула на фото мотоцикла, которое протянул ей Адам.

Это было настоящее произведение искусства — черный мотоцикл со сверкающими хромированными деталями. На фото был только мотоцикл, ничего и никого более.

Значит, та девушка не катается с ним. Она протянула ему фото и смотрела, как он пытается запихнуть все обратно в бумажник.

Они выпили кофе, самое время вежливо распрощаться. Действительно, самое время.

— Как твой отец, Адам?

— Он снова женился вскоре после того, как я уговорил его переехать со мной на восток.

— Правда? Я рада за вас!.. — Как отчетливо она помнила высокого, красивого мужчину — отца Адама. — Я помню, твой отец очень переживал, — сказала она мягко.

— Он любил маму. Я думал, он никогда не перестанет тосковать по ней. Воспитывать ребенка после ее смерти оказалось очень тяжело, особенно такого беспокойного, как я.

— Ты никогда не рассказывал о маме.

— Я не перестану помнить и любить ее.

Она удивленно посмотрела на него. Грустить было несвойственно Адаму Риду. Но, может, грусть — то, во что трансформировалась его необузданность? Оказывается, она не все знала об Адаме. Какие-то глубины были тайной для нее.

«Таковыми и останутся», — сказала она себе жестко.

— А твой отец счастлив? Он, наверное, ведет сейчас уединенную жизнь.

Адам рассмеялся:

— Он женился на Ханне Олдсмит.

Она покачала головой. Это имя ей ничего не говорило.

— Большие деньги. Одна из богатейших женщин в Онтарио. Может быть, даже в Канаде.

У отца Адама была всегда черта, свойственная и самому Адаму. Чувство собственного достоинства. То, как он держал себя, заставляло забыть о машинном масле, въевшемся в его руки.

— Это ты их познакомил?

— Нет, он ремонтировал ее машины. Ты знаешь папу. Его никогда особо не привлекали деньги. А для нее это важно. Она просто преследовала его. Я не понимаю, почему он так долго бегал от своего счастья. Я только что получил от него открытку. Они колесят в фургончике по Северной Америке.

— Мне всегда нравился твой папа. Он такой добрый и приветливый. Я рада, что он счастлив.

— Я тоже. Ну как, мы идем?

— Идем? — спросила она подозрительно. — Куда идем?

— Кататься!

— На мотоцикле?! — спросила она удивленно.

— На велосипеде. Ну раз уж я пришел…

— Адам, ты что, впал в детство? Тебе так хочется заниматься всеми этими странными делами. Ролики, велосипед…

— Воздушные змеи, — добавил он.

— В любом случае ты знаешь, что я не могу.

— А если бы могла?

Она улыбнулась. Странный вопрос. Да, если бы она могла, она каталась бы с ним на велосипеде. И даже, может, пускала бы змеев. И полетела бы с ним на Луну.

— Виктория, где ты?

— Это мама, — сказала она и отозвалась: — Я здесь, в саду…

Мама прошла через заднюю дверь, увидела Адама.

— Ой, простите, — сказала она, — я не знала… — А потом остановилась, пораженная. Губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Ее мама всегда любила Адама, как собственного сына. — Адам… — сказала она тихо, прерывающимся голосом и улыбнулась. — Господи, каким красавцем ты стал! Подойди ко мне!

Он послушно встал. Он терпеливо стоял, пока она смотрела на него, а затем приподнял ее и покружил, а она смеялась, как девочка.

— Вы до сих пор печете лучшее в Калгари шоколадное печенье? — спросил он, глядя на нее радостно и ласково.

— Да, мои внуки по крайней мере так утверждают. Расскажи мне все. Ты женат? У тебя дети? Что ты здесь делаешь? На сколько при… — она остановилась на полуслове. — Ой, не могу задерживаться, у меня встреча. А хотя ладно, можно отменить…

— Мама! — умоляюще сказала Тори.

Мама посмотрела на нее, затем снова на Адама, улыбнулась:

— Ну конечно, я не буду отменять. Вам двоим столько нужно обсудить!

Тори в ужасе посмотрела на мать. Она вовсе не имела в виду, что они хотят остаться вдвоем. Просто хотела, чтобы мама прекратила допрос.

— Адам, ты будешь здесь завтра вечером?

Тори покосилась на Адама и почувствовала что-то вроде облегчения, когда он ответил, что будет.

— Может быть, поужинаешь с нами? Ну, пожалуйста! О, Фрэнк будет очень рад! Вы не будете возражать, если я приглашу Митчеллов? Они будут просто на седьмом небе от счастья, когда увидят тебя!

Митчеллы — родители Марка. Она видела, что Адам колеблется, затем он улыбнулся и сказал, что с удовольствием примет ее предложение.

— Тори, приходи и ты, — вдруг добавила мама, как будто это только что пришло ей в голову. — Ну ладно, мне нужно бежать. Я просто зашла отдать тебе эту бегонию. Кстати, что это за вещица припаркована около дома?

— Какая вещица? — спросила Тори.

— Это моя вещица, — сказал Адам.

— Какая вещица? — снова спросила Тори.

— Ты поранила колено, детка? — Мама заметила лед, который Тори держала на ноге. — Как это у тебя получилось?

— Ммм, каталась на коньках…

— На чем?!

— На роликах, мама.

— На роликах!.. — радостно сказала ее мать. Она кинула взгляд на Адама. — Признавайся, ты имеешь к этому отношение?

— Да, мэм, имею.

— Гм, — произнесла мама. Она глянула на часы, вскрикнула, что опаздывает, помахала на прощание и убежала.

— Ей дела нет до моей коленки, — сказала Тори, глядя ей вслед. — Так что там перед домом? Какой-нибудь старый мотоцикл?

— Там обычный велосипед, но с педалями на двоих.

— Адам, чего ты хочешь?

Он вздохнул:

— Я даже не знаю, Тори. Просто давай покатаемся на велосипеде вместе, ладно?

— Ну ладно, если уж ты обещаешь, что это так увлекательно, — согласилась она.

Он помог ей подняться. Она увидела в окно велосипед рикши и прыснула:

— Адам, ты совсем сошел с ума?

— Ну, может быть, как раз это все объясняет. Мадам, ваша колесница ожидает вас.

— Ну ладно, только чур не хохотать. Если засмеешься, брошусь под колеса. Клянусь, так и сделаю.

— Никакого хохота, — серьезно согласился Адам.