Тот Самый Мужчина

— Где?

— Да вон два парня голосуют у обочины.

Впереди действительно виднелись две фигурки в развевающихся на ветру широких юбочках.

— Но юбки носят не только шотландцы. И с чего вы взяли, что они парни?

— Разве не видно?

— Девушки тоже бывают высокими, да и юбки не всегда говорят обо всем.

— Бросьте. Это мальчишки.

Мы поравнялись с голосовавшими. Это действительно были двое очень молодых парней в шотландских килтах. Клод распахнул заднюю дверцу.

— Садитесь, ребята. Продрогли, небось?

Парни бурно заговорили, размахивая руками, но в машину не полезли. Клод растерянно посмотрел на меня, потом на них.

— Вы чего, правда, из Шотландии?

Парни опять залопотали.

— Из Эдинбурга, — сказала я. — Но я плохо знаю английский.

— Из Эдинбурга? — радостно уточнил у парней Клод, те не менее радостно закивали и снова заговорили о чем-то.

— Им нужно на Монмартр, — поняла я. — Но их никто не хочет везти. У них нет денег.

— Так пускай садятся. Отвезем на Монмартр. — Клод поманил парней, приглашая в машину. — Все равно по дороге.

Я не стала возражать, что это приличный круг по Парижу. Если Клоду нравится заниматься благотворительностью, пусть. Иначе мы опять начнем ссориться.

Тем временем шотландские мальчишки забрались на заднее сиденье и прижались друг к другу, как котята. Они были вряд ли старше моего сына. Я отдала им плед и попросила говорить помедленнее.

— О'кей, мэм, и спасибо, — поблагодарил тот, у которого пробивались робкие усишки. — Я — Шон, а он — Боб.

— Я Клод, — представился Клод, — а мадам зовут Клер.

— Клер?! — обрадовался Боб. — Мою маму тоже зовут Клер!

— А моего сына зовут Жан-Поль, — зачем-то сообщила я.

— А у меня сестра Мари и брат Чарльз, — сказал Боб.

— А мою маму зовут Энн, — поддержал беседу Шон.

— А мою — Флоринда, — произнес Клод.

Это произвело впечатление.

— Клер, спросите их, как шотландцы попали в наши края?

Потребовались определенные усилия для понимания как моего жуткого, так и довольно специфического английского наших пассажиров. Сюжет же оказался довольно банальным.

Шон и Боб — музыканты и вчера впервые в жизни оказались в Париже. Благодаря туннелю под Ла-Маншем они приехали в Париж на автобусе со всем музыкальным коллективом чуть ли не прямо из своего Эдинбурга для участия в фестивале фольклорной музыки и сразу же отправились на сцену. Затем выступали другие группы, а зрители и участники танцевали и знакомились. Таким образом Боб и Шон познакомились с юными парижскими «бьютифул леди», которые посоветовали им не ехать со своими земляками в гостиницу, а провести свободное время с юными «бьютифул леди» так, «как это принято в Париже». Шон не хотел ударить лицом в грязь перед Бобом, а Боб — перед Шоном.

Короче говоря, шотландские «плейбои» уселись в машину юных «бьютифул леди», которые завезли их невесть куда, где они провели какое-то время так, «как принято в Париже». Как именно, вспомнить не мог ни один. Но самое ужасное заключалось в том, что проснулись они «в чистом поле» и с вывернутыми карманами. И, если бы не «добрые мистер и миссис Клод», неизвестно чем могла закончиться вся эта история, но теперь Шон и Боб надеются, что «добрые мистер и миссис Клод» отвезут их на Монмартр, а уж там-то они обязательно разыщут своих, потому что сегодня ансамбль Шона и Боба выступает снова.

— А где? — спросил «мистер Клод», и я перевела его вопрос.

— На Монмартре, сэр, миссис, — серьезно ответил Шон.

— Где именно? — уточнил «сэр», и я вместе с ним.

Эдинбургские гости переглянулись.

— В кафе на Монмартре, — ответили они в один голос.

— Как называется кафе? — спросила я. — Там их много.

Это известие взволновало парней, потому что они были уверены, что заведение, в котором они выступали, так и называется «Кафе на Монмартре».

— А вывеска? Там же наверняка была вывеска? Что было написано на ней? — Клод заволновался тоже.

Вывеску парни не могли вспомнить, но, по утверждению Боба, там была большая терраса, откуда виден весь Париж. Шон не помнил даже этого.

— Я понял, — Клод усмехнулся, — это кабаре «Проворный кролик», самое туристическое место.

Глава 9, в которой о фестивале даже не подозревали

В «самом туристическом месте» ни о каком фольклорном фестивале даже не подозревали, на хваленой террасе резвился ветер, тем не менее, несмотря на мало располагающую к сидению на свежем воздухе погоду, публики за столиками было предостаточно, причем в основном ее составляли обвешанные видеокамерами и фотоаппаратами пожилые японцы.

— Это не та терраса, — вдруг заявил Боб и виновато вздохнул, — та терраса была на башне, а здесь нет башни.

— Правильно, — подхватил Шон, — на башне мы были с юными леди, а в том кафе не было террасы. На террасе мы были потом. А там была река.

Мальчишки сникли окончательно.

— Может быть, обратиться в их посольство? — шепнула я Клоду, на секундочку представив, что теоретически в точно таком же положении мог оказаться и мой Жан-Поль, заблудись он, скажем, в Эдинбурге.

— Успеется. — Клод беззаботно махнул рукой. — Выпьем кофе, полюбуемся крышами Парижа. Красиво? — спросил он парней, широким жестом предлагая им взглянуть на панораму. — Вон свободный столик.

Я еще не успела сообщить о его предложении нашим подопечным, как вдруг из-за столика, возле которого мы все еще стояли, поднялся седой японец и, старательно улыбаясь, обратился к нам. Японский вариант моего родного языка звучал потрясающе!

После витиеватых извинений представитель Страны восходящего солнца выразил не менее витиеватые восторги по поводу того, что, дескать, какая замечательная европейская традиция — любование в весенний, пусть даже ненастный день крышами родного города! Крыши Парижа с высоты подобны чешуе дремлющего доброго сказочного дракона, который что-то там олицетворяет собой, и так далее, и так далее…

От замешательства я не переводила его слова на английский, но, по-моему, шотландцы и так понимали все по удивительно красноречивым движениям рук старого японца, хотя выражение его лица — вежливость, и не более того — оставалось неизменным.

И как замечательно, продолжал японец, что эту церемонию, и наверняка церемонию старинную, европейцы проводят семьями, и что в Японии тоже существуют подобные семейные ритуалы, и многие, и особенно дети, и это важно, приходят на церемонию в национальных костюмах…

Мы переглянулись. Улыбающиеся темно-серые глаза Клода показали на юбочки Шона и Боба. Надо же, со всеми этими переживаниями по поводу местонахождения фольклорного фестиваля я совершенно забыла, что «наши дети» в национальных костюмах. У них были такие же озябшие голые ноги, как и у мадам Грийо, когда она вернулась с репетиции.

А японец умоляюще сложил руки лодочкой и кротко высказал просьбу: нельзя ли им с женой сфотографироваться на фоне крыш Парижа рядом с настоящей европейской семьей в настоящих европейских костюмах, чтобы они смогли рассказывать своим детям и внукам о том, как оказались в Париже именно в незабываемый день любования его весенними крышами?..

«Настоящая европейская семья» посовещалась с «детьми в национальных европейских костюмах» на другом европейском языке, развеселилась окончательно и высказала согласие. Японец спросил, сколько мы хотим за услугу. Клод открыл рот, но я, достаточно хорошо предполагая вариант ответа, быстро сказала:

— А нельзя ли нам тоже получить фотографию на память?

«Настоящую европейскую семью» японская техника почти мгновенно обеспечила «фотографией на память», и мы расстались с японскими дедушкой и бабушкой с наилучшими дружескими чувствами.

— А теперь по чашечке кофе, — сказал Клод и завертел головой в поисках свободного столика.

— Может быть, в другом кафе? — робко предложила я, не сомневаясь, что в «самом туристическом месте» цены тоже соответственные.

— Нельзя нарушать традиции, — подчеркнуто серьезно возразил он. — Крышами Парижа положено любоваться здесь. Даже японцы знают. Садимся и любуемся. Особенно «дети». Они же никогда не видели Париж с Холма [4].