Навек с любимым

Фрэнсин почти все юные годы бесила ее жестокая судьба, лишившая родителей, она злилась на Поппи за то, что он не мог предоставить ей все, о чем она мечтала, злилась на весь мир, что он оказался так суров к ней.

Трэвис надеялся, что Нью-Йорк, ее успехи развеют эту злость, что она найдет там свое счастье, которое не смогли принести ей ни он, ни Купервиль. Что ж, это будет по справедливости, если хоть один из нас найдет свое счастье.

Допив бутылку, он встал и пошел туда, где работали Грэтхен и Поппи.

– Похоже, конура получится замечательная, – заметил он, разглядывая их работу.

Грэтхен просияла.

– Я знала, что Поппи сделает лучшую конуру в мире. Он самый лучший дедушка в мире.

– А я думаю, что ты – просто маленькая девочка, доверху набитая бобами, – ответил Поппи.

Грэтхен захихикала.

– Какими бобами, Поппи?

Поппи положил на землю молоток и пристально поглядел на нее.

– А разве ты не съела две тарелки фасоли?

Грэтхен снова захихикала, и на лице Поппи тоже промелькнула улыбка. И почти мгновенно он закашлялся, взял молоток и продолжил работу.

Общение с Грэтхен явно идет на пользу раздражительному старику, подумал Трэвис. За эти пять лет он сблизился с Поппи и понял, что под суровой внешностью скрывается золотое сердце.

Он также знал, что жизнь Поппи пуста. Трэвис надеялся, что Грэтхен заполнит эту пустоту, по крайней мере, ненадолго.

Вдали поднялось облако пыли.

– Это мамочка! – воскликнула Грэтхен, едва машина показалась на дороге.

Фрэнсин припарковалась, вышла из машины и направилась к дочурке, радостно бросившейся ей навстречу. Одетая в бело-розовую полосатую униформу ресторана, Фрэнсин выглядела печальной и измученной.

Грэтхен взяла ее за руку и повела посмотреть на недостроенную конуру, а Трэвис тем временем, проскользнув в дом, вытащил еще бутылку пива из холодильника.

Когда он вернулся на крыльцо, на ступеньках уже сидела Фрэнсин, наблюдая за работой двух плотников.

– Вот, возьми, – протянул он ей пиво.

– Спасибо. – Она взяла у него холодную бутылку и прижала ее ко лбу. – Я уже кое о чем позабыла.

– А именно? – Он опустился рядом с нею.

– Во-первых, о том, что здесь в августе стоит страшная жара.

Она откинула назад голову и прижала к шее бутылку. Это движение показалось Трэвису почему-то эротичным. По телу пробежала волна желания, что удивило и разозлило его. Водя холодной бутылкой вверх-вниз по впадинке у шеи, Фрэнсин несказанно наслаждалась прикосновением прохладного, запотевшего стекла.

Трэвис загипнотизированно наблюдал за нею. Подавив порыв страсти, он взял у нее бутылку, открыл и возвратил ей.

Фрэнсин сделала большой глоток.

– О, какой чудесный вкус! Я и забыла, какой замечательный вкус у холодного пива в жаркий летний день. – Она сбросила туфли и подвигала большими пальцами ног. – Еще я забыла, как трудно целый день сновать между столиками, обслуживая клиентов.

– Просто ты изнежилась в Нью-Йорке, заделавшись преуспевающей актрисой.

Она бросила на него нетерпеливый взгляд и открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого повернула голову к Поппи и Грэтхен.

Трэвис вытянул перед собой ноги.

– Скоро у меня не будет ни минуты покоя. Придет время собирать урожай, потом приводить в порядок всю технику, готовить ее к зиме.

– Ты говоришь прямо как фермер.

Он пристально поглядел на нее.

– Но я и есть фермер, и всегда был им – простым фермером.

На какой-то миг они встретились взглядами. В глазах Фрэнсин Трэвис разглядел невысказанные упреки, однако, не желая чувствовать себя виноватым, быстро отвел взгляд.

Он знал, как она мечтала о том, чтобы они оба поехали в Нью-Йорк, нашли бы работу на сцене. Но сам он никогда об этом не думал, чувствуя свое иное предназначение.

Фрэнсин вздохнула и отвела взгляд в сторону.

– Сколько времени они уже этим занимаются? – Она махнула рукой в сторону Поппи и Грэтхен.

Трэвис пожал плечами.

– Почти весь день. За это же время Поппи мог бы построить три конуры, но ведь ему помогает Грэтхен.

Фрэнсин улыбнулась и покачала головой.

– Поппи проявляет удивительное терпение – кто бы мог подумать? – печально произнесла она.

– Прошло пять лет, Фрэнсин. Люди меняются. – Трэвис сжал кулаки, пытаясь перебороть желание протянуть руку и коснуться ее волос, намотать на палец шелковистые прядки.

Его раздражало, что, несмотря на то что она бросила его, разбила и растоптала его сердце, он по-прежнему тянулся к ней.

– Поппи не изменился, – сказала ему Фрэнсин. – Просто невозможно не полюбить Грэтхен. Она такая добрая, не желает ни в ком видеть ничего дурного. – И она снова отхлебнула пива.

Трэвис мог себе представить, какой вкус был у ее губ – этакая смесь меда с холодным пивом. Он явственно припомнил ее мягкую, гладкую кожу, ее жаркое тело. И вновь им овладела ярость.

– А где ее отец? – спросил он, понимая, что эта опасная тема не утихомирит его, а, напротив, пробудит в нем более опасные чувства и страсть.

Он почувствовал, как она вздрогнула и напряглась.

– Он больше не является частью нашей жизни.

Трэвис спрашивал себя, любила ли она его так отчаянно или же, в первые месяцы почувствовав себя одинокой в большой городе, бросилась в чужие объятия. Во всяком случае, теперь это не имеет значения.

– Это очень плохо, – ответил он. – Я сам в детстве потерял отца и знаю, какая пустота образуется после такой утраты.

– С Грэтхен все в порядке, – с вызовом произнесла Фрэнсин. – Она прекрасно приспособилась. Ей вполне хватает меня. А я люблю ее за двоих.

– Понятно. – Трэвис умоляюще поднял руки. – Не надо мне ничего доказывать.

Фрэнсин снова посмотрела на дочь.

– Она даже никогда не спрашивала про своего отца. В детском саду, куда она ходит, большинство детей из неполных семей, а если она когда-нибудь спросит меня о нем, я честно отвечу ей. Но пока этот вопрос ее не беспокоит. – В голосе ее прозвучала непреклонная нотка.

– Мамочка, посмотри! – Грэтхен стояла возле конуры, и личико ее сияло от гордости. – Все готово!

– Замечательная вышла конура, детка, – ответила Фрэнсин.

Грэтхен взяла Красотку за поводок, знакомя ее с новым домом, а Поппи тем временем присоединился на крыльце к Фрэнсин и Трэвису.

– Бетти Джин задала тебе сегодня жару? – спросил он, усаживаясь в стоявшее на крыльце кресло-качалку.

– Не больше, чем всегда, – ответила Фрэнсин. – Я бы сказала, что в этой женщине энергии больше, чем в трех людях вдвое моложе ее.

– Да, она молодец. У нее прекрасно поставлено дело.

– А также она главная сплетница во всем городе, – сухо заметил Трэвис.

Фрэнсин засмеялась, и эти мелодичные звуки вновь пробудили в душе Трэвиса желание.

– Насчет этого ты абсолютно прав. Я не проработала с нею и пятнадцати минут, как узнала обо всем, что случилось с каждым с тех пор, как я уехала отсюда.

Трэвис встал, вдруг почувствовав, что чем раньше он уйдет, тем лучше. Смех Фрэнсин, ее запах, каждое ее движение – все вызывало у него желание. А он не хотел этого.

– Мне пора домой, – сказал он, спускаясь по ступенькам.

– Мы будем ждать тебя на ужин, – предложил Поппи.

Трэвис покачал головой.

– Нет, спасибо. Мне кое-что надо поделать дома.

– Пока, Трэвис! – закричала ему вслед Грэтхен.

Он помахал девчушке, потом забрался в свой грузовичок и завел двигатель. Пересекая лужайку, соединявшую земли Поппи с его собственными владениями, он размышлял, почему спустя столько лет, после всех этих обид и несмотря на злость, он по-прежнему испытывает влечение к Фрэнсин.

Может, это оттого, что наступает вечер. Ведь когда-то именно в это время я начинал предвкушать свидание с ней. Когда солнце на западе клонилось к закату, сердце мое от волнения начинало биться быстрее. И как бы я ни уставал от школы или потом от работы в поле, я никогда не уставал настолько, чтобы отказаться от свидания с Фрэнсин.