Безумная страсть

Он свалил амура в багажник, причем антикварный шалун тут же, видимо, в отместку проколол запаску острым бронзовым пальчиком. Егор не удержался, стукнул подлеца по голове, вскрикнул, прижал к груди ушибленную руку и покорился судьбе. Он ехал в зоомагазин и убеждал себя, что бывает и хуже.

Егор купил большой запас «Трилла», кинул коробки в багажник, рассудив, что крылатому мальчику птичий корм не повредит, и помчался обратно, к маме и Фердинанду.

Когда он вошел в квартиру, его поразила мертвая тишина. Роняя по пути коробки, с криком Мама! Мамочка!» Егор вбежал в гостиную и споткнулся…

На полу, лицом вниз, лежал мужчина в спортивном костюме. В правой руке он сжимал пистолет, в левой — кинжал. На бритом затылке темнел кровоподтек, окруженный птичьим пометом.

— Егорушка, это ты? — шепотом спросила Екатерина Петровна, выглядывая из шкафа.

— Я! — мрачно ответил Егор.

Мать с достоинством вышла из убежища, за ней появился Фердинанд.

— Егор, тут такое! — захлебывалась мать. — Слышу — кто-то идет! Я думала — это ты с «Триллом». И еще удивилась, что так быстро. Входит этот. — Она указала на распростертое тело. — Вынимает из-за пазухи пистолет и целится в Феденьку! Федя как закричи-ит! Прямо нечеловеческим голосом! У меня до сих пор сердце замирает… А я тут… я думала, может, лучше посередине поставить… ну, и говорю ему: «А вы по какому вопросу, молодой человек?! Он ведь не похож на рабочего, посмотри, Егор, лицо довольно интеллигентное… — Екатерина Петровна перевернула тело носком щегольского сапожка.

Егор присел на корточки, пощупал сонную артерию — пострадавший был жив и находился в глубоком обмороке. Пока Егор исследовал рану на его затылке, мать продолжала свой захватывающий монолог:

— Это же у него глушитель, Егор, правда? Я сразу узнала. Тихо так пукнуло. Федя кричит: «Не надо!» А он, подлец, опять прицеливается! Я закрыла собой Федю, а этот мерзавец меня толкнул! Такой грубый! Такой сильный и злой! Федя упал, этот нагнулся, а я и забыла, что у меня в руке амурчик… Махнула так вот… нечаянно… этой штукой, значит. Егор, ты его вылечишь? Давай не будем звонить в милицию, ладно? В конце концов, он первый начал, а я-то нечаянно…

— Конечно, вылечу, мама, — пообещал Егор.

Он взвалил на плечо бесчувственное тело, которое показалось ему все-таки легче амура, и понес по коридору.

— Ну хорошо, — сказала Екатерина Петровна. — А где «Трилл»?

Егор подъехал к клинике, позвал санитаров и передал им тело пострадавшего, который уже пришел в себя. Никто не спросил у него ни адреса, ни фамилии, ни номера страхового полиса. Быстро проделали все необходимые процедуры и выставили на улицу. Сунули в руку пакет с результатами лабораторных анализов, снимками черепа и легких. Бездушный конвейер перемолол и выплюнул неудачливого охотника на попугаев, и на прощание он услышал:

— У тебя, парень, плоскостопие, купи супинаторы. Оружие можешь получить в среду и пятницу с двух до пяти в двадцать первом отделении милиции.

Мужчина вздрогнул и, зябко ежась, побежал к ближайшей станции метро. Попутный ветер холодил бритый коричневый затылок.

— Швы снимешь по месту жительства! — неслось ему вслед.

Больше его никто не видел. За оружием он почему-то не пришел, и где снимал швы — неизвестно.

А Егор тем временем совершал обход, грозно хмуря брови и сверкая очами, — именно так он представлял себе приход медицинского светила в сельскую больницу.

Егор машинально толкнул дверь шестой палаты и онемел.

Квадратный, в своем длинном верблюжьем пальто и широкополой шляпе, стоя к Егору спиной, пил из стеклянного казенного кувшина клюквенный кисель и постанывал от удовольствия.

Егор рассвирепел.

— Совесть у тебя есть?! Как ты прошел? Кто тебя пропустил? Как ты смел?!

Квадратный на мгновение оторвался от киселя и мотнул головой в сторону окна.

Егор подошел и, отдернув шторы, вскрикнул:

— Она!

— Угу… — буркнул квадратный. — Номер совпадает.

Внизу, во дворе стояла грязная побитая машина — но даже в таком плачевном состоянии видны были ее стати: текучие линии, роскошь, блеск, бесполезная мощь дорогой игрушки.

Широкая детская улыбка озарила лицо Егора. Он повернулся к свите и удивленно спросил:

— Ну, чего уставились? Идите работайте! Обход заканчивайте. Как маленькие, ей-богу! Шагу без меня ступить не могут.

Квадратный допил кисель и стал раздеваться. Аккуратно повесил пальто и костюм в шкаф, снял ботинки, причем выяснилось, что исподнее на нем казенное, со штампом клиники. Он лег в постель, укрылся одеялом, поворочался и заснул.

Егор, налюбовавшись найденным сокровищем, пошел будить квадратного, чтобы узнать, как и где он нашел машину, были ли какие-то накладные расходы… Поговорить хотелось. Ведь это уже была ниточка к счастью, серьезный предлог к знакомству… Не то что, к примеру, «девушка, который час» или «я вас где-то видел»…

Но квадратный не разделял романтических стремлений Егора поговорить по душам. Он вообще был не любитель такого рода бесед. Егор долго, упорно тряс квадратного, пока тот не открыл правый глаз и не промычал:

— Порядок, док. Всё улажено. Без предоплаты. Ха-ха-ха!

— А где она была?! — с трепетом в голосе спросил Егор. — Как ты ее нашел? Как они тебе ее отдали?!

— Никто не отдавал. Сам взял, — пробормотал квадратный. — Слушай, док, меньше знаешь — дольше едешь. Отбой. — Он закрыл глаза и захрапел.

Егор на цыпочках вышел из палаты. Он спустился во двор и оглядел машину. Одной дверцы не было, правое крыло помято, задние фары разбиты, но все это пустяки. Он плюхнулся на переднее сиденье и закрыл глаза.

И тут он снова услышал этот волшебный, божественный Голос, недавно поселившийся в его душе. Он пробился сквозь суету и пошлость жизни, как зеленый росток сквозь асфальт.

— А теперь начнем сначала…

Да, начать жизнь сначала, заново, с нуля! Ведь до Нее было лишь жалкое прозябание в ожидании счастья… Егор вцепился в руль, которого касались Ее руки, но Голос исчез. Егор пытался вернуть его усилием воли, не удалось… Чудо не повторилось.

«Какая дивная галлюцинация! — подумал Егор. — Нормальные люди — они и с ума сходят по-человечески! Она у меня просто в крови… Как я могу забыть Ее или избавиться от Нее, если это смысл и суть моей жизни? Как странно. Она, со своим неземным голосом, гораздо реальнее всего, что меня окружает: коллеги, пациенты, киллеры, попугай, техник-смотритель, депутаты… А может, правы были древние философы и духовное важнее материального? Да, душа первична, а материя — тьфу!»

Сделав это важное открытие, Егор, однако, занялся вполне материальными проблемами. Позвонил в автосервис, договорился насчет ремонта. Егор выходил на финишную прямую. Надо было все уладить и расчистить путь к счастью. Оставалась только Вероника…

«Ну, это пустяки, чай, не жена. Да, сегодня и закончу!» — решил Егор.

На всякий случай он связался с человеком, которого приставил наблюдать за окнами Светланы. Тот сказал, что девушка еще не вернулась, а если вернулась, то сидит впотьмах, и нечеловеческих голосов он не слышал, в основном, человеческие, русские… Егор прервал словоохотливого информатора, старавшегося хоть как-то оправдать свою щедрую почасовую оплату, и поехал к Веронике.

Егор открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру. Из ванной слышалось пение Вероники. Пройдя на кухню, он водрузил на стол торт — огромный, как колесо от КамАЗа. Егор распугал ленточку и снял крышку — оказалось, что среди зеленой кремовой ботвы притаился марципановый заяц, а на краю торта стоит маленький охотник в большой кепке и с шоколадным ружьем. Оба безмятежно улыбались. «Вот оно, счастье, — подумал Егор. — Тебя убивают, а ты капусту жрешь». — Торт назывался «Иван Сусанин». Срок годности — 72 часа. — Крышку перепутали, — понял Егор. — Интересно, кому достались карамельные поляки и шоколадный Иван?»

Он пытался отвлечься. Предстоящий разговор томил его душу. Быстрей бы все это кончилось…