Рассыпала снег ночь

Сергей объявился ближе к полудню. Я как раз сидела на занудной лекции, когда он написал.

«Привет, солнышко! — смайлик. — Меня вчера заблокировали, никак ответить не мог. Как ты там?»

С трудом сдержала радостный писк. Как все-таки мало нужно для счастья! Всего лишь немного внимания любимого человека.

Я и до этого лектора не слишком-то слушала, а теперь вообще забила и на время выпала из реальности.

«Я скучала! Очень-очень! Думала, что ты обиделся на меня за что-то, вот и не пишешь», — я поставила грустный смайлик.

«Я тоже скучал. И переживал за тебя. Не общайся больше с такими людьми».

Я не сразу сообразила, о ком он.

«Ты про Максима?»

«Конечно. Для таких, как он, нет ничего святого. Кроме денег. Уверены, что могут купить все и всех. Мне таких жаль. На самом деле это глубоко несчастные люди».

Ну, если честно, что-то Макс особо на несчастного не походил. Наоборот, производил впечатление человека, целиком и полностью довольного своей жизнью. Эдакий сытый котяра, у которого запасов сметаны еще на все девять жизней хватит. Я не успела Сергею ответить, он следом написал еще одно сообщение.

«Лер, мы с тобой общаемся уже полтора месяца. Быть может, нам пора уже встретиться?»

У меня чуть мобильник не выпал.

«Ты меня прямо ошарашил, если честно».

И напугал. Причем чуть ли не насмерть. Сама не могла понять, откуда вдруг этот страх навалился.

«Да я давно хотел предложить, только все из головы вылетало. Так как?»

Я не стала обманывать.

«Я боюсь».

Сергей молчал не меньше минуты. Я уже было решила, что теперь он точно обиделся. Наконец телефон высветил конвертик.

«Боишься? Меня, что ли?» — улыбнулась мордочка.

Я задумчиво повертела в руках мобильник и выдала:

«Я боюсь, что я тебе не понравлюсь».

Следует заметить, что за все время общения мы даже ММС не обменялись. Я только сейчас озадачилась, почему, но ответа не находилось.

«Солнышко, главное ведь не внешность. Я же тебя не за внешность люблю. Так ты не против, наконец, встретиться?»

Будь я кактусом, зацвела бы тут же. Не скажу, что страх отступил совсем, но восторженная эйфория отодвинула его на задний план.

«Конечно же, я не против!!! Где и когда?»

«Давай завтра часов в семь на главной площади у фонтана».

«Давай! Только как мы друг друга узнаем?»

«Если что — спишемся. Хотя я уверен, что мы и так сразу друг друга узнаем. Сердце подскажет».

Я была на грани счастливого обморока. Улыбка не сходила с лица как приклеенная. И вот пусть только мне теперь кто-нибудь скажет, что любви не существует или что нельзя любить того, кого ни разу не видел. Даже слушать такие глупости не стану.

Из цепких объятий универа я вырвалась только ближе к вечеру. Засев после пар в компьютерной аудитории, старательно корпела над курсовиком. Правда, учитывая, что все это время я не прекращала общаться с Сергеем, особо прогрызание гранита науки меня не напрягало. К тому же, едва я спустилась с крыльца универа, мне позвонила Ромашка.

Вообще мою сестру звали Инной. Но после того как она скоропалительно вышла замуж и из Кузнецовой превратилась в Ромашову, иначе чем Ромашка ее никак не величали. Впрочем, она была не против. Даже после того как спустя полгода совместной жизни со «скоропалительным» мужем развелась. И на этом все ее матримониальные устремления закончились. В свои тридцать пять она выглядела лет на десять моложе и радостно утверждала, что свобода — лучшее лекарство от старости. И хотя ухажеров у нее было хоть отбавляй, повторно нацеплять на себя брачные цепи моя сестра не собиралась.

— Лерка! Я так соскучилась! Как ты там? — радостно щебетала Ромашка.

Интересно, у нее всегда держалось хорошее настроение, сколько ее помню. Мама умерла, когда мне было восемь лет, а Ромашке — соответственно двадцать три. Дела до нас никому не нашлось: ни властям, ни добрым родственникам, так что сестра вырастила меня сама. До сих пор не понимаю, как ей это удалось. Временами бывало совсем туго, но с хорошим настроением она не расставалась никогда. В этом я даже ей завидовала.

— Ой, Ромашечка, — я счастливо вздохнула, — представляешь, я влюбилась!

— Во дела! — она засмеялась. — И кто же этот счастливчик?

— Он тоже студент, Сергеем зовут. Он такой добрый, такой умный… — у меня слов не хватало высказать весь свой влюбленный восторг.

— Красивый? — тут же поинтересовалась сестра.

— Даже не знаю, я его ни разу не видела, — я пересказала сестре историю своего знакомства и радостно подытожила: — Мы завтра с ним впервые встречаемся.

— Надеюсь, твой прекрасный принц тебя не разочарует. И вообще, — Ромашка изобразила строгость, — он еще должен мой фейс-контроль пройти, так что приедете ко мне на Новый год знакомиться. — И уже серьезно добавила: — Ты ведь приедешь ко мне на новогодние каникулы?

— Я постараюсь, Ромаш, правда.

— Как у тебя с деньгами-то?

— Ну… эммм… нормально, как всегда.

— Как всегда — это значит нету, — Ромашка вздохнула. — Потерпи немного, последнее слушанье осталось.

— Шансы-то есть? — тоскливо спросила я.

— Есть, — ее уверенность была непоколебима, — я думаю, эта стерва останется с носом.

«Эта стерва» значилась женой нашего с Ромашкой отца, пока тот в прошлом году не умер. По возрасту она была буквально на пару лет старше моей сестры, что, впрочем, не смутило нашего родителя, когда он бросил свою семью и ушел к молодой любовнице. О существовании дочерей после этого он и не вспоминал, даже когда через полгода умерла мама и мы остались одни. Видимо, только перед смертью в нем проснулась совесть, и он завещал нам с Ромашкой свою пятикомнатную квартиру. Правда, его жене это почему-то не слишком понравилось, и она завещание оспорила. Я, если честно, сначала упорствовала, что ничего нам от этого гада не нужно, но Ромашка быстренько вправила мне мозги и поехала квартиру отвоевывать. В итоге она уже год жила в другом городе и ходила в суд, как на работу.

Так вот, домой я пришла в приподнятом настроении. Притом еще грела мысль, что Ирка наверняка что-нибудь приготовила, так что голодать мне осталось недолго. Мои ожидания не только оправдались, действительность многократно их превзошла. Я вошла в нашу комнату и буквально остолбенела.

Ирка с Пашкой сидели за кухонным столом и трапезничали. Берсенев, правда, частенько заглядывал к нам в надежде что-нибудь перекусить, так что его присутствие меня не удивило. Удивительным было другое: изобилие еды. Начиная от всевозможных буженин, окороков и прочих мясных деликатесов и заканчивая буржуйскими конфетами и разнокалиберными причудливыми пирожными, больше всего похожими на произведения искусства, чем кулинарии. Столом вся эта роскошь не ограничивалась. На дребезжащем с такой натугой, словно был забит под завязку, холодильнике угнездились фрукты. И даже с посудной полки свисал серпантин сосисок.

Увлеченные последовательным истреблением продуктового изобилия, мои друзья даже не сразу меня заметили. Такое впечатление, что в тот момент что-то несъедобное они вообще заметить не могли. Оправившись от первого шока, я крепко задумалась, откуда нам такое счастье привалило. Если отвергнуть версию о доброй студенческой фее, то вариант был только один: Пашкин родитель обнаружил у себя еще не до конца атрофировавшуюся совесть и вспомнил о своем голодном чаде. Ну а то, что разместилось все это в нашей с Иркой комнате, легко объясняется Берсеневской жадностью. Сам бы он это не слопал, пришлось бы делиться, и, выбирая между двух голодных зол, Пашка предпочел угостить нас, а не своих соседей-проглотов. Впрочем, логично, две девушки явно съедят меньше, чем три здоровых парня.

— Ой, Лерка, сокровище ты наше, — расплылась в радостной улыбке Ирка, — ты вообще в курсе, что я тебя обожаю? — она потянулась за шоколадным пирожным.

— Теперь в курсе, — я малость оторопела. Сняла ботинки и пальто, прошла в комнату и поинтересовалась: — Откуда столько счастья-то? Паштет, у твоего предка изменились взгляды на жизнь?