Воскрешение королевы

— Что ж, начнем, — произнес Мануэль, расправляя платье. — Оно будет как раз впору. Давай я все же тебе помогу.

Движения Мануэля были четкими, почти автоматическими. Его одержимость захватила меня. Я чувствовала себя ассистентом ученого, замыслившего экспедицию в параллельный мир, персонажем фантастического романа.

— Придется снять все, кроме трусиков. Я попробую натянуть его на тебя через голову. Молнии, как ты понимаешь, не предусмотрено.

Стоя в изножье кровати, Мануэль глядел на меня ясным, спокойным взглядом. Из-за его плеча я видела зеркало и в нем свое слегка раскрасневшееся лицо. Я хотела попросить его отвернуться, пока я переодеваюсь. Но вместо этого села на край кровати и принялась развязывать шнурки. Потом расстегнула молнию на брюках. Шелковая подкладка скользнула по моим ногам с легким шорохом. Я аккуратно скатала и стянула чулки. Удары сердца гулко отдавались где-то в желудке. Я поднялась на ноги и стянула белую сорочку. Снимая лифчик, я заметила, что Мануэль по-прежнему пристально смотрит на меня.

— Готово. — Я улыбалась, прикрывая ладонями грудь. — К твоему сведению, я теперь наверняка простужусь.

Мануэль приблизился ко мне.

— Протяни руки, — приказал он.

Я опустила голову. Мануэль был совсем близко. Через мгновение его ледяные пальцы коснулись моей спины. Потом на меня обрушилась лавина тяжелой ткани. Я ощутила приятный холодок в животе. Платье скользило по моей коже, все сильнее затягивая меня в водоворот. Словно мои детские фантазии воплощались наяву. Я не стеснялась своей наготы. Это было новое, но отчетливо знакомое ощущение.

Мануэль притянул меня к себе, чтобы застегнуть пуговицы на лифе. Я подумала, что он едва ли справится со столь тонкой работой, но не спешила прийти ему на помощь.

— Посмотрим, — бормотал Мануэль. — Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Его тонкие костистые пальцы ловко проталкивали маленькие пуговицы в крошечные петельки. У платья были широкие рукава, а лиф сидел так, будто его скроили по моей фигуре. Отстранившись, Мануэль оглядел меня с головы до ног.

— Причесывать тебя по всем правилам мы, конечно, не будем. Но что-то с волосами сделать надо. У тебя нет какой-нибудь заколки?

Я кивнула, и Мануэль отправился вниз за моей сумочкой. Через минуту на лестнице раздались его шаги. Я посмотрелась в зеркало.

Платье и вправду превратило меня в пришелицу из другой эпохи. В испанскую принцессу времен покорения Гранады и открытия Америки. Когда я была маленькой, мы с подружками все время играли в принцесс. И теперь это всего лишь игра. Почему бы не побыть принцессой? Я собрала волосы и скрутила в жгут на затылке. Получилось гораздо лучше. Распущенные волосы определенно понижали мой статус. В таком виде я совершенно не годилась в супруги Филиппу Красивому, разве что в любовницы. Вернулся Мануэль с моей сумочкой, я достала из нее заколку и гребень.

— Лучше я сам. — Мануэль мягко развернул меня к зеркалу. — Скажи, если будет больно. — Он оказался не самым умелым парикмахером. То и дело задевая уши и шею, он расчесал мне волосы, заплел косу и свернул ее в узел на затылке.

Из Зазеркалья на меня смотрела незнакомая девушка. Горделивая. Изящная. Мануэль улыбнулся моему отражению и перевел взгляд на меня. Осторожно развернув меня, он отошел в угол комнаты, чтобы полюбоваться полученным результатом.

— Великолепно, — гласил его вердикт. — Добро пожаловать в эпоху Возрождения.

ГЛАВА 3

За окнами клонился к вечеру неяркий мадридский день. Мануэль усадил меня в глубокое кресло посреди комнаты и сел напротив. Я закрыла глаза. Мануэль говорил медленно и тихо. Его голос манил за собой, и я подчинилась. Сделала шаг за грань. Превратилась в Хуану.

Все начинается в Толедо. Там шестого ноября тысяча четыреста семьдесят девятого года я появилась на свет. Беатрис Галиндо, смуглая женщина с тонкими кастильскими чертами, черными волосами, стянутыми в тугой узел, и маленькими блестящими глазами помогает при родах своей подруге королеве Изабелле. Наконец показывается головка, и у измученных долгой борьбой женщин вырывается стон облегчения. Меня принимают худые мозолистые руки. Защищавшие меня теплые покровы исчезают; я впервые ощущаю прикосновение льняных пелен. Меня куда-то несут, передают из рук в руки. Водяная колыбель, в которой мне было тепло и спокойно, куда-то пропала. Окружающий мир слепит и оглушает меня. Мне хочется вернуться в теплое и влажное материнское лоно. Я плачу от страха и голода. Меня подносят к чьей-то груди. Это моя кормилица Мария де Сантиэстебан. Мать не собирается меня кормить: на плечах королевы лежит бремя государственных забот, а я всего лишь третий ее ребенок.

— Моя дочь будет изучать латынь, Беатрис, — говорит мать. — Я хочу, чтобы она получила отличное образование. Пусть ей не бывать королевой, но она должна вырасти настоящей принцессой.

— Хорошо, Изабелла, конечно. А теперь отдыхай, — ласково говорит Беатрис. — Знаешь, она будет настоящей красавицей. Посмотри, какое прелестное личико. Истинная Трастамара [5].

— Я назову ее Хуана. Моего сына зовут в честь Иоанна Крестителя. А дочку я посвящу Иоанну Богослову.

Позже приходит мой отец Фердинанд, чтобы поблагодарить супругу и увидеть дочь. Он смотрит на меня безо всякого интереса. Отец мечтал о наследнике, и теперь от него так веет холодом, что мое укутанное в мягкую шерсть тельце пробирает дрожь. Я начинаю реветь, и мать спешит меня успокоить. Она качает меня на руках, не глядя на отца. Я привыкаю к ее теплу, к ударам ее сердца; я узнаю тело, в котором зародилась моя жизнь, мою первую колыбель, в которой я дремала, дожидаясь своего срока. Мы снова единое целое. Я прижимаюсь к матери, вдыхаю знакомый запах. Лежа в надежных и ласковых руках, я гляжу вслед уходящему отцу и постепенно успокаиваюсь.

Негромкий голос Мануэля вызывал в моей памяти образы чужого детства.

Мы семейство кочевников. Бесконечные войны вынуждают нас скитаться из замка в замок. Сначала мои родители несколько лет сражались с Хуаной Бельтранехой в Войне за наследство. В тысяча четыреста восемьдесят пятом году Бельтранеха была повержена, и Короли-Католики смогли посвятить себя отвоеванию испанских земель у мавров. Вот уже много лет жизнь королевского двора определяется перемещениями войск. Я немного подросла, и теперь кормилица возится с моей младшей сестренкой, а меня препоручили заботам няньки Тересы де Манрике. Мать хочет вырастить из нас настоящих принцев, достойных наследников Кастилии и Арагона, так что мне с малых лет приходится участвовать в придворных церемониях, и на игры почти не остается времени. Меня учат играть на клавикордах, танцевать и вышивать. Если я веду себя хорошо, Тереса берет меня с собой на кухню, угощает чем-нибудь вкусненьким и щедро оделяет розовым сахаром. За непослушание меня ждет трепка, поскольку считается, что телесные наказания — отличное средство против девичьих истерик. Доминиканец Андрес де ла Миранда учит меня грамоте. До того как стать наставником принцев, он был монахом в Бургосе. Во время уроков латыни моя сестренка Мария засыпает прямо за партой. А я не смею даже моргнуть: суровый монах стращает меня адским пламенем. Как-то раз он обжег мне палец о масляную лампу, чтобы показать, какие муки поджидают меня в огненной бездне, если я не сумею стать доброй христианкой. Я вопила как резаная, но явившаяся на крики мать милостиво улыбнулась священнику и одобрила его варварские методы. Дон Андрес рассказывает, что окрестные земли кишат язычниками, которые не признают Христа и поклоняются деревянным идолам. Беатрис Галиндо, напротив, неустанно восхваляет блага, которые приносит нам соседство с иудеями и маврами. Она тайком снабжает меня любовными романами и куртуазной лирикой, которые я жадно глотаю по вечерам, пока родители проводят время на балах и торжественных приемах. Мне хочется поскорее вырасти, чтобы оказаться подальше от войн, предрассудков и страхов.