Замечательный сосед (СИ)

Я прихожу домой и долго сижу (если могу сидеть), уставившись в одну точку. Меня не существует, я больше не принадлежу себе. Я моральный урод, я отвратителен. Я не знаю, как это прекратить. Я ничего не делаю. Ненавижу свою покорность. Ненавижу стоны, что иногда вырываются у меня. Ненавижу то, что я иногда забываюсь и отвечаю на его поцелуи. Ненавижу то, что с ним я испытал мой первый оргазм.

22 декабря 20… года

Как я был удивлен, когда узнал, что скоро Новый год… Я как будто живу в своем мире, замкнулся ото всех. Хотя Кирилл давно перестал меня провожать (он вообще теперь очень редко появляется в школе), я все еще боюсь того, что он может подумать, ненароком увидев меня с какими-нибудь ребятами. В лучшем случае не жить мне, в худшем - им. Я от всех шарахаюсь, не отвечаю на вопросы, игнорирую попытки достучаться до меня. Родя, кстати, подошел ко мне один раз. Что-то мямлил, но я был так напуган, что почти сбежал от него. Больше попыток подойти ко мне он не делал. Я долго думал, прав ли он? Он фактически сбежал, бросил меня тогда наедине с Кириллом. Быть может, если бы он тогда остался или хотя бы вернулся, все могло быть иначе…

Еще больше меня удивили родители, заявив, что они поедут к родственникам в Армению. Как я ни просил, как я ни умолял взять меня с собой, они были категоричны – цветы засохнут, да и потом учеба начинается раньше, чем они вернутся. Как я ненавижу маму с ее гребаными цветами! У нас вся квартира заставлена ими!

Меня всего трясло, как при лихорадке, несколько дней. Четвертную контрольную по геометрии я провалил с таким треском, что классный руководитель оставил меня после уроков и долго отчитывал.

Всю ночь я не спал, думал, что если мой «замечательный» сосед узнает о том, что я остаюсь без родителей, то мне не жить. Я просто не выживу: провести почти две недели с ним один на один.

24 декабря 20… года

Родители уехали. Я проводил их прямо до такси, в сотый раз попросил взять с собой, едва на колени не упал, но мама была непреклонна. Опустив голову, я поднялся домой и не выдержал, разрыдался прямо в прихожей. Сполз по стене, уткнулся в мамину шубу и безутешно плакал. Моя жизнь ничего не стоила. Солнце над моей головой как будто украли. Я и не помнил, когда последний раз улыбался. Я был вещью, игрушкой для этого чертового ублюдка. Когда я вижу себя в зеркале, меня тошнит. Сколько раз я думал о самоубийстве… Это так легко: взять бритву, полоснуть по венам… Ни капли это не легко. Я держал лезвие в руках и… не смог. Так что меня можно назвать ничтожеством в квадрате.

Неожиданно меня обхватили крепкие руки и прижали к себе. Я затрепыхался, но почувствовав знакомый запах, заставил себя замереть. Так пах Кирилл. За это время я понял – если он выбирает что-то, то это на всю жизнь. В ванной комнате стояли три одинаковых геля для душа, два пузырька одной туалетной воды, полотенца одной фирмы, мыло только антибактериальное, белое, без цветных разводов.

Он отстранился, поднял мой подбородок и спросил:

— Что ты ревешь?

Сказать ему правду – получу, а сообразить что-нибудь правдоподобное не получалось.

— Говори уже, — вздохнул он. За это время он тоже хорошо меня узнал. – Не трону.

— Мои родители уехали на двенадцать дней.

— В курсе. Они попросили присмотреть за тобой, — вот спасибо, блин! — И?

— Я… ты… просто… — все равно я пытался подобрать слова, чтобы хоть как-то смягчить свою участь.

— Понятно. Ты не хочешь проводить это время со мной.

Я обреченно кивнул.

— Тебя и правда так это пугает? – в его голосе было что-то новое. Я удивленно поднял глаза и увидел складку между его бровей. Опасливо кивнул.

— Боюсь, придется, — порадовал он. – Вставай, покажу тебе кое-что.

Выражение его лица мне не понравилось, но деваться мне было некуда. Мы вышли на улицу. Возле подъезда стояла подержанная черная БМВ. Указав на нее, Кирилл произнес:

— Моя.

— Твоя? – не поверил я. – Но… Откуда? И ты не можешь водить. Тебе же нет восемнадцати.

— Есть, идиот, — усмехнулся он. – Это мне подарок.

— За что?

— За спасение жизни, — довольно пропел он и рассмеялся.

Давно я не видел его в таком благодушном настроении. Это был разительный контраст по сравнению с тем ублюдком, который меня периодически трахал. Сейчас Кирилл был похож на знакомого мне с детства молодого человека. Он защищал меня от ребят во дворе, заступался перед одноклассниками, делился новыми фильмами, даже как-то отдал свой новенький плеер. Сердце защемило. Я смотрел на короткий ежик его волос, на внушительную фигуру и не мог понять, почему все так быстро изменилось.

— Хочешь, прокачу? – и, не дожидаясь моего согласия, открыл дверь пассажирского сидения.

Водитель из него был отличный. Уверенный, хорошо знающий город. Сразу было видно, что он получал удовольствие от вождения, и машина, наверное, получала удовольствие от него. Даже при большой скорости с ним было не страшно. Резко затормозив возле большого торгового центра, Кирилл сказал:

— Пошли, наберем всяких вкусностей.

Вкусности я любил, вот только боялся соседа, ожидая в любой момент, что его настроение изменится. Мы поднялись по эскалатору, прошли вдоль блестящих витрин бутиков и зашли в самый знаменитый в нашем городе супермаркет. Здесь можно было найти все. Даже камчатских крабов и свежую норвежскую семгу. Крабов Кирилл брать не стал, а вот семги взял целый килограмм. Так же он взял несколько видов сыра, множество фруктов, названий которых я даже не знал, несколько коробок шоколадных конфет, огромную банку икры, нарезку колбас, штук пять упаковок готовых салатов по полкило. Проходя мимо вино-водочного отдела, сосед остановился и стал внимательно разглядывать этикетки. Я погрустнел. Не люблю выпившего Кирилла. Он сразу становится злее. Мне несдобровать. Увидев выражение моего лица, сосед подошел ко мне вплотную и спросил:

— Что? Говори.

Решив, что на людях он меня бить не будет, я ответил, глядя на него снизу вверх:

— Я не люблю, когда ты пьешь.

Брови Кирилла поползли вверх:

— Не любишь? Отчего же?

Мы стояли настолько близко, что на нас стали оборачиваться, но Кирилла это мало волновало. Он был занят только мной.

— Ты становишься злым.

Я думал, теперь он меня точно ударит, но он вдруг легко улыбнулся:

— Я постараюсь больше не быть таким. Никакой водки.

Это было настолько неправдоподобно, что я опешил. Он что и правда не будет больше пить? Потому что я сказал? По-видимому, у меня было такое забавное выражение лица, что он рассмеялся и поцеловал меня. При всех. Это был другой поцелуй, не как слабая попытка прелюдии к сексу, не способ меня унизить. Сейчас он выражал чувства, был полон нежности. Я тихо ахнул. Его руки скользнули мне под куртку и прижали к себе. Я почувствовал его эрекцию и сам нахально потерся об него.