Моя принцесса

Этого ворчания Кристин хватило, чтобы не задавать вопросов о причинах фатального опоздания. Она хотела было высказаться насчет того, что «кенгуру в дикой природе тебе оказались дороже меня…», но здраво рассудила, что не следует раздувать скандал. Эйдриан и так, кажется, уже не питал к этим зверушкам теплых чувств.

Желая успокоить друга, пока его досада не переросла в гнев, что иногда случалось, Кристин крепко обняла Эйдриана и доверчиво уткнулась лбом ему в плечо. Она почувствовала, что к терпкому аромату туалетной воды примешивается раздражающий запах табака. Ладно, за это получишь отдельный нагоняй. Взрослый человек — и такой глупый… Совсем себя не бережешь, подумала Кристин — у нее была склонность опекать Эйдриана, который знал ее с первого дня жизни.

Раздраженность Эйдриана как рукой сняло.

Он легко, как и двадцать лет назад, подхватил девушку (куда делся так и не врученный букет, Кристин понять не успела) и поднял достаточно высоко. От неожиданности Кристин вскрикнула, но тут же, как в детстве, ее наполнило ощущение полета и искристого веселья. Без всякого видимого напряжения, словно был не журналистом, а циркачом, Эйдриан закружил Кристин по гостиной.

— Носить вас на руках, моя леди, одно удовольствие: легкая, как котенок! — серьезно сообщил он Кристин, ставя ее, смеющуюся, на пол.

Кристин захватило ощущение пушинки, несомой ветром, и она не сразу сообразила, что пора возвращаться на грешную землю, поэтому ее колени в первое мгновение чуть подогнулись. Она охнула, но еще за полсекунды до этого Эйдриан подхватил ее и бережно отнес на диван.

— О, я вижу, моя леди отказывается ходить? Что ж, сочту за честь всегда носить вас на руках! — Эйдриан галантно поклонился и тут же фамильярно потрепал Кристин по волосам.

— Мисс Кристин, мистер Ломан, почему вы до сих пор не в столовой? — послышался голос Тильды. — Время завтрака уже, кажется, прошло! Рискуете опоздать!

Она с лукавой улыбкой смотрела на «молодежь». Эйдриан Ломан, несмотря на то что давно вышел из юного возраста, для Тильды принадлежал именно к этой категории: он стал вхож в дом Макферсонов, когда ему было столько же лет, сколько Кристин сейчас. Взгляд, который Тильда бросила на «мисс Кристин и мистера Ломана», свидетельствовал о том, что она давно уже стоит на пороге гостиной. Эйдриан смутился. Одно дело — когда тебя считают мальчишкой по привычке, и совсем другое — когда ты даешь к этому повод.

— Да, конечно, Тильда, мы сейчас идем, — сказала Кристин и протянула Эйдриану руку, чтобы он помог ей встать.

С благодарностью и любовью посмотрела в его глаза, серые, как и у нее, только немного темнее. Как здорово, что есть человек, с которым можно быть слабой. Нежной. Иногда — взбалмошной. Женщиной. Собой…

Никто другой в ее окружении не давал Кристин такой возможности. Не Вивьен же душу раскрывать. Кристин невесело усмехнулась при этой мысли. Отцу все равно. Брайан сам слабый, это скорее он нуждается в заботе, в поддержке, и рядом с ним нужно быть сильной, пока можешь. О, Эд, как же я тебя люблю!

— Нет, малышка, это я тебя люблю!

Кристин и не заметила, что озвучила последнюю мысль. Она чуть смутилась и, чтобы загладить неловкость, вызванную невольной откровенностью, со смехом потянула Эйдриана в столовую. Сопротивления он не оказал: вернувшись из затянувшейся командировки, он, не завтракая, помчался в дом своих старых друзей.

В столовой Эйдриан с безукоризненной грацией и вкрадчивостью движений помог сесть своей даме. Кристин отметила про себя, что его манеры куда изящнее, чем у ее отца. Возможно, даже лучше, чем у Вивьен.

О прошлом мачехи Кристин не знала, то есть знала, но не все известное ей было правдой. Пожалуй, если бы кто-то и рассказал ей о некоторых тайнах жизни молодой жены отца, к примеру, что в ней не течет ни капли благородной крови разорившихся баронов, Кристин все равно не поверила бы. Вивьен в совершенстве владела искусством подать себя, как королеву. Энциклопедия этикета была первой книгой, которую она прочла от корки до корки. В этом отношении Вивьен Лиссе, будущая вторая миссис Макферсон, оказалась весьма способной. Даже талантливой. Только вот сами по себе ее манеры могли произвести впечатление лишь на человека, который никогда не общался с Эйдрианом Ломаном. И, вероятнее всего, на мужчину.

Но тот, кто тонко чувствует, сразу отличил бы стили изысканности Вивьен и Эйдриана. Если первая вела себя с достоинством, как бы ставя себя на ступень выше и таким образом принижая этим окружающих, то второй своим поведением словно говорил: я веду себя так, как должен, чтобы быть достойным вашего общества. Возможно, стиль Эйдриана — это то, что стоит выше этикета и ценится людьми дороже: внутренняя интеллигентность.

Едва бросив взгляд на накрытый стол, Кристин расцвела в улыбке. Сложив руки рупором, она крикнула в сторону гостиной:

— Тильда, я тебя обожаю! — И, повернувшись к кухне: — И тебя, Кэт! Чуточку больше, чем твой малиновый мусс!

Милые, они-то знают, чем порадовать человека, у которого вчера был день стресса…

Эйдриан промычал что-то одобрительно-поддерживающее, очевидно выражающее солидарность с заявлением Кристин, но никакие манеры уже не могли заставить его обуздать свой голод. Кристин только сочувственно на него посмотрела и покачала головой: курил, не ел. Ужас. Вот и отпускай вас, мистер Ломан, после этого в командировки.

Эйдриан ел молча — и не отрывал взгляда от Кристин. В глубине души он радовался тому, что можно вот так сидеть рядом с Принцессой, не говорить ни о чем, а только наблюдать за ней, запечатлевать в сознании каждый ее жест, немного медленный, будто неуверенный. И улыбку — открытую, адресованную ему, десятикратно отраженную в лучистых глазах, или же мягкую, загадочную, относящуюся бог знает к каким мыслям. Кристин тогда на мгновение замирает, глядя куда-то за линию горизонта, и только вздрагивают уголки губ… Эйдриан будто бы старался сейчас заполнить с помощью Кристин пустоту трехнедельной разлуки. Но, как только эта мысль родилась и была облечена в слова, он крепче стиснул зубы. Прикрыл глаза. На лице его промелькнуло болезненное выражение. По счастью, Кристин как раз задумалась и ничего не заметила.

Нет… Господи, дай мне силы превозмочь эту боль, эту муку… это преступление! — взмолился Эйдриан. Она мне как дочь. И я не могу влюбиться в свою дочь. Лилиан, ну почему девочка так на тебя похожа?.. Отпусти меня!

Но перед внутренним взором Эйдриана вновь и вновь вставали картины прошлого.

…Ему четырнадцать. Душный летний день. Влажный горячий воздух обволакивает, не дает дышать. Но сегодня Эд не пошел на пляж. Новая соседка, Лили, пригласила его на велосипедную прогулку. «Бродвью-парк — чудесное место», — так она сказала, и Эйдриан, сам не зная почему, готов был поверить в эту глупость. Изо всех сил крутя педали, он мчится по песчаной дорожке, но Лили все равно впереди, и ее солнечные локоны красиво развеваются на ветру. Эд отстает, проигрывает — и он счастлив, что победу одержала Лили. Она торжествующе смеется, и Эд рад потерпеть еще десять тысяч поражений, только бы сияли глаза этой девочки.

Нет? Лилиан, я все равно буду любить тебя. Вечно. Позволь хотя бы быть с тобой рядом — как другу…

В восемнадцать чувства сильны, как волны океана в шторм, и кажется, что они будут… вечными. И что всегда будет болеть разбитое сердце. Хлестал дождь, но Эд и Лили не спешили входить в дом, где девушку уже ждала мать. Они стояли перед дверью, и Эд держал свою куртку над головой возлюбленной. Ему очень хотелось, чтобы на его щеках она видела только капельки дождя. Но хуже всего было оттого, что в ее бархатных серых глазах отражалась не меньшая боль, чем та, что терзала его душу.

…Эйдриан и Лилиан, друзья не разлей вода, очень хотели проходить стажировку в одной газете. Но сейчас Эд проклял тот день, когда они впервые переступили порог редакции «Флорида ньюз Майами». От взгляда, которым обменялись Лилиан и сын босса, Джордж Макферсон-младший, Эйдриану впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Он почувствовал, как в нем умирает надежда завоевать сердце любимой девушки.