Свободные отношения

3

Барт поправил свой любимый серый галстук, усыпанный редкими золотистыми точками и отливающий в середине изумительной желтизной. Не подведи меня и на этот раз, любовно прошептал ему Барт. Дело в том, что он надевал этот галстук в исключительных случаях, когда должен был решиться какой-то важный вопрос или же нужно было отправиться на серьезное мероприятие. Галстук подарила ему мать, истратив на дорогую шелковую вещь все отложенные сбережения. И не зря: галстуку уже семь лет, а выглядит он как новенький, только сегодня купленный. В нем Барт заключил свою первую сделку, его надевал на прием, где познакомился с Литой, и в том же самом галстуке стоял с ней у алтаря холтонской церкви.

Барт всегда придавал вещам особое значение. Он был уверен в том, что вещи могут влиять на судьбу своих хозяев. Еще в детстве, потеряв «счастливый ножик», с которым так часто выигрывал у соседских мальчишек Холтона, он решил, что в игре ему теперь не будет удачи. И действительно, несмотря на то, что мама купила ему другой, лучше и дороже прежнего, Барт уже не играл так блестяще, как раньше. Иногда он задумывался над тем, что напрасно привязывается к вещам, свято веря в их могущество, но изменить своего отношения уже не мог. Или не хотел.

О своей полудетской вере в вещи Барт не рассказывал никому, кроме Литы, которая, как ни странно, имея довольно реалистичный и трезвый взгляд на жизнь, поняла его и не высмеяла.

Натягивая пиджак, Барт еще раз взглянул на кровать: как странно, что Лита встала раньше него. Он всегда просыпался первым и будил ее, чтобы попрощаться перед уходом. Лита не любила просыпаться без этого утреннего ритуала. Она чувствовала себя тревожно, если Барт уходил, не разбудив ее ласковым поглаживанием по голове или поцелуем в заспанные глаза. Поэтому Барт старался неукоснительно выполнять ритуал, который к тому же был ему приятен — его всегда забавляли детские привычки Литы.

Сегодня она почему-то превратилась в раннюю пташку, чем немало удивила Барта. Он спустился в гостиную, тяжело опираясь на деревянные перила. Его слегка пошатывало от недосыпания — зря они так засиделись вчера.

После бурного обсуждения «свободных отношений» и Эстер Таусон в душе у Барта остался неприятный осадок. Может, он погорячился, предложив Лите подобную модель отношений? Да и уверен ли он сам в том, что им это необходимо? Но если Эстер и ее муж в восторге друг от друга, то почему бы и им не попробовать? Чем они с Литой хуже? Пять лет в браке, казалось Барту, именно тот срок, когда необходимо дать друг другу передышку, изведать новую гамму чувств, которая сможет укрепить их союз и не дать ему распасться.

К тому же Эстер, такая необычная и красивая, была первой кандидатурой на внебрачную связь. Его влекло к этой женщине, словно тонкие стальные нити, сдерживающие до сих пор его желание, порвались и тянутся к огромному магниту, который спрятан где-то внутри нее. Но как быть с Литой? Как быть с ее чувствами, переживаниями? Как объяснить ей, что слово «измена» звучит не как предательство, а как «изменение», которое пойдет на пользу обоим?

Барт даже умилился, увидев ее спящей в кресле гостиной. Растрепанные пряди волос облепили порозовевшие во сне щеки. Бледно-голубой пеньюар смялся, обнажив стройные, чуть полноватые ноги, которые выглядели весьма соблазнительно. На полу, около розовых пальчиков ее ног, покрытых перламутровым голубым лаком, примостился распахнувшийся «Кентавр», очевидно упавший, когда она заснула. На секунду Барт пожалел о том, что должен уехать, на мгновение забыл и о вчерашнем разговоре, и о прелестях Эстер, о которых думал совсем недавно. Лита казалась ему очаровательным ребенком, уснувшим с книжкой, читаемой тайком от родителей.

Он улыбнулся и легонько провел рукой по ее щекам, освобождая их из плена волос. Веки Литы задрожали, и она открыла глаза, синие и сонные, чуть встревоженные неожиданным пробуждением.

— Почему ты спишь в гостиной? — лукаво улыбнулся Барт, убирая руку от ее лица.

О, если бы он хоть на секунду продлил нежное прикосновение! Но Лите было страшно просить его об этом, словно она нарушила бы этой просьбой какой-то непреложный закон, словно уронила бы себя в его глазах, моля о такой незначительной вещи. Странно, но, разбуженная этим утром, она не чувствовала себя ни его женой, ни его любовницей, ни вообще принадлежащей ему. Лита ощущала лишь безграничную зависимость, в которую он поставил ее вчерашним разговором. В опустошенной душе сквозил холодный ветерок. Вчерашние мысли, лихорадившие голову, теперь сложились в какую-то удивительно логичную цепь, словно Лита всю ночь занималась тем, что раскладывала их по полочкам, отыскивая для каждой надлежащее место.

— Я не могла уснуть и спустилась за книгой, — лениво-сонным голосом произнесла она. — А книга не отпустила меня назад.

— Выпью кофе с сандвичами и поеду, — небрежно бросил Барт. Очаровательный ребенок проснулся и превратился в жену, что вдохновляло его уже значительно меньше. — Вернусь через три дня, может, чуть позже. Надеюсь, ты не будешь скучать без меня.

— Постараюсь. — Лита сделала над собой усилие, чтобы голос ее не прозвучал слишком уныло. — Ты сразу поедешь к «Бретон» или заскочишь в офис?

— Сразу к клиентам. — Когда Барт говорил о работе, в его тоне сразу же появлялась какая-то торжественность. — Дело не терпит отлагательства. Если удастся с ними поладить, нас ждет такое будущее, на которое я не мог рассчитывать даже в самых смелых мечтах.

И это будущее еще больше отделит нас друг от друга, с тоской подумала Лита. Неужели Джек Лондон прав в своих суждениях о женщинах? Неужели они и правда сдерживают, останавливают мужчину на его пути к звездам? Почему она сейчас, вместо того чтобы радоваться проектам мужа и желать ему успеха, заранее огорчается и думает о плохом? Или дело все-таки не в ней, а в Барте, отгородившемся от нее стеной работы? Или в Эстер Таусон, так некстати ворвавшейся в их жизнь?

— Это будет замечательно, — вставила Лита только для того, чтобы не выглядеть равнодушной.

Ей показалось, он почувствовал отчужденность в ее словах и потому холодно развернулся, отправившись в кухню, где его уже ждали аппетитные сандвичи, приготовленные кухаркой Бетси.

Лита осталась сидеть в кресле, раздумывая, последовать ли ей за Бартом или не уподобляться назойливой мухе, которая постоянно досаждает своим неуместным жужжанием. Честно говоря, ей даже не хотелось идти за ним. Она чувствовала, что его близость не заполнит той пустоты в душе, которая разверзлась вчерашним вечером и не собиралась зарастать в ближайшее время. Тогда к чему бросать взгляды на него, к чему разговаривать с ним о пустых, ничего не значащих для обоих вещах?

Он уезжает… Она не увидит его несколько дней, хотя неизвестно, меняет ли его отсутствие хоть что-нибудь. Не будет лишь нескольких фраз, которыми они перебрасывались вечерами, да утреннего пробуждения от прикосновения его руки. К сожалению, это все, что она теряет на эти несколько дней.

Лита обреченно двинулась в кухню — видно, на роду ей написано надоедливо жужжать над ухом мужа. Но не попрощаться с ним она не может.

— Привет, Бетси.

Пухлая розовощекая немка улыбчиво кивнула в ответ. Ее сложное имя, которое не то что выговорить, но и запомнить Лита и Барт так и не смогли, трансформировалось по обоюдному согласию сторон в короткое Бетси.

У Бетси была сложная жизнь, о которой та поведала супругам на плохом английском, перемешанном с огромным количеством немецких слов. Коренная немка, она в четырнадцать лет потеряла отца, сбежавшего с любовницей в Америку. Исчезновение отца было для нее большой травмой. А когда ей исполнилось двадцать, умерла ее мать, слегла от пневмонии, которую в бедной больнице маленького городка вылечить не сумели. Бетси уже ничто не держало в Германии, поэтому она, сжав в кулачке свои скудные сбережения, отправилась в далекую Америку на поиски отца. Ей повезло. Несмотря на крошечную сумму, которой ей, естественно, не хватило на билет, она добралась в страну грез своего детства. Однако найти отца оказалось гораздо сложнее, чем она думала. Деньги кончились, и ей не на что было даже поесть. Попытки устроиться на работу не увенчались успехом — никто не хотел ее брать из-за жуткого акцента и примитивных познаний в английском.