Семья навеки

— Она кашляет, но никак не хочет вылезти из-под одеяла.

Девочка кашляла, захлебываясь, и пугающая глубина этого кашля не приглушалась даже толстым шерстяным одеялом.

— Мама здесь, детка! — Моника не слишком вежливо отстранила Зака. — Надо было разбудить меня.

— Вы были очень измучены.

Моника склонилась над кроватью и осторожно потянула за одеяло, приговаривая:

— Дай взглянуть на твое личико, дорогая. Где там моя девочка?

— Я и сам вполне могу дать ребенку ложку микстуры, — проворчал Зак.

— Только не этому ребенку. — Моника даже не взглянула на него, продолжая увещевать дочь. — Она — особенная.

«Избалованная. На это больше похоже», — подумал Зак.

— Пожалуйста, уйдите, — спокойно сказала Моника, быстро взглянув на Зака. — Прошу вас.

— Хорошо.

Зак поставил лекарство и медленно вышел из комнаты.

Моника бросила ему вслед извиняющийся взгляд, но тут же опять склонилась над дочерью.

— Этот человек уже ушел, — сказала она, мягко, но настойчиво снимая одеяло. — Видишь?

Николь перестала сопротивляться лишь тогда, когда настороженно обвела глазами комнату.

— Видишь? — снова спросила Моника, обхватывая хрупкие, слабенькие плечи дочери и приподнимая ее. Свободной рукой она взяла ложечку с сиропом. — Давай, дорогая. Нужно остановить этот противный кашель…

Внезапно Николь сильно ударила по ложке с лекарством, расплескав его. Моника испуганно отпрянула.

— О, дорогая…

Не зная, как быть, Моника прижалась щекой к лобику дочери и закрыла глаза. Собираясь с силами и призывая все свое терпение, она все-таки заметила, что головка Николь стала менее горячей. О Господи! Благодарю Тебя за это!

Новый приступ кашля скрутил хрупкое тельце Николь. Руки Моники дрожали, когда она подложила под спинку ребенка еще одну подушку, а потом подняла с пола мерную ложку и снова наполнила ее сиропом.

Поймав взгляд дочери, она улыбнулась ей и сделала крохотный глоток лекарства.

— Хм, вкусно, — сказала она, облизывая губы. Сироп действительно имел приятный вишневый вкус. Соблюдая осторожность, она протянула ложечку Николь. — Теперь твоя очередь, — предложила она. На этот раз лекарство было проглочено, и Моника с облегчением вздохнула.

Она оставалась с дочерью до тех пор, пока та снова не уснула. На цыпочках выйдя из комнаты, она нашла Зака в коридоре. Прислонившись одним плечом к стене, он скрестил на груди руки. Казалось, все это время он простоял здесь.

Моника без сил опустилась на ступеньку и закрыла лицо руками.

Зак присел рядом.

— Я слушаю, — сказал он. — Если вы, конечно, чувствуете потребность рассказать.

— Нет. — Она замотала головой, не отнимая рук от лица. — Я действительно не могу.

— Хорошо, как хотите…

Зак рассчитывал на то, что у него есть еще время. Он уперся локтями в колени и положил подбородок на руки. Как и раньше, ее страдание и уязвимость вызвали в нем желание обнять ее, утешить. Только утешить, не более. Но он просто сидел рядом с ней, терпеливо и молча. Минуты текли. Их неумолимый ход подтверждало громкое тиканье массивных дедушкиных часов на стене.

Наконец Моника отняла руки от лица. Глядя прямо перед собой, она глубоко вздохнула.

— Она не глухонемая, — произнесла Моника.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Тон Моники был почти вызывающий. Но когда она встретилась глазами с Заком, он не увидел в ее взоре никакого вызова.

Все, что он увидел в этом пристальном взгляде, — боль. И боль была такая, что сердце у него сжалось. Было невыносимо наблюдать, как еще больше потемнели ее и без того темные глаза — в них он видел мольбу и немую просьбу верить ей.

— Я и не думал, что она глухонемая, — спокойно заверил он ее. Немного упряма и избалованна — вот что он думал об этом ребенке.

— Странно… Вообще-то это первая мысль, которая другим сразу приходит в голову.

— Другим?

Она отвернулась.

— Ее так называемому отцу, например.

— Вашему мужу?

Она резко вскинула глаза на Зака.

— Моему бывшему мужу, — поправила она его, процедив слова сквозь сжатые зубы.

— Мои соболезнования.

Зак поймал себя на мысли, что его обрадовало резкое замечание Моники. Оно ясно показывало, что в ее душе нет места ни прошлой любви, ни сожалению. Почему-то это имело для него значение. Почему?

— И вас так беспокоит, что думает он? — осторожно спросил Зак, так, чтобы не показалось, что он выуживает какие-то подробности. — Ведь он уже ушел из вашей жизни.

Вместо ответа Моника вздохнула. Она рассматривала резкие черты лица Зака и думала: рискнуть ли довериться ему? Ей так нужен человек, с которым можно разделить свою тревогу! Но она боялась, боялась ошибиться. В итоге она решилась на полуправду:

— Я беспокоюсь, так как у Ричарда Синклера есть манера возвращаться в мою жизнь всякий раз, когда ему что-то нужно. Например, деньги. — С коротким смешком она добавила: — Словно у меня еще что-то осталось. Он разорил мой бизнес, — нервно пояснила она. — Фирма называлась «Спутница жизни для вас». — Она быстро взглянула на него. — Вы, вероятно, считаете, что это смешно.

Зак смущенно пожал плечами.

— Наверное, название было смешным, — согласилась Моника. — Но это был мой бизнес, и я гордилась им. В эту идею я вложила все наследство, оставленное мне бабушкой. У Дика тогда тоже было свое собственное дело — агентство по продаже недвижимости, оставшееся после его отца. Но он пил…

— А…

— И не только это. Он еще был картежник.

— Понятно. — И Заку действительно было понятно, поскольку он узнавал схему: пьянство — азартные игры — финансовый крах.

Однако, казалось, было еще что-то.

— Когда он пил, то становился вспыльчивым, — произнесла Моника. — А потом — даже когда не пил.

Зак окаменел.

— Он бил вас?

Моника передернула плечом. Она не смотрела на него.

— И ребенка? — Приступ ярости сжал голос Зака.

Моника откинула голову назад и глубоко вздохнула.

— Только один раз, — сказала она срывающимся голосом. — Я не стала дожидаться, когда он сделает это снова…

Прикусив губу, она с силой тряхнула головой, не желая, чтобы из ее глаз полились слезы. В эти дни они готовы были брызнуть в любой момент. Поняв, что бороться со слезами бесполезно, она закрыла лицо руками.

— Вся беда в том, что вред уже нанесен… — И она надрывно всхлипнула.

Заку страстно захотелось поймать и стереть в порошок этого человека, который так поступил с Моникой. Он обнял ее за плечи и притянул поближе к себе. Моника не сопротивлялась. Он поцеловал ее в макушку, стыдясь, потому что почувствовал себя счастливым, держа ее в своих объятиях, пусть даже дружеских.

«Держись, парень, — строго одернул себя Зак. — Из-за того, что с ней случилось, она теперь думает, что большинство мужчин — звери, животные. Не давай ей повода и тебя добавить к этому списку».

Ада Гордон вернулась, как всегда, некстати. Ее жидкие брови взлетели вверх при виде сцены на лестнице, но, перехватив предостерегающий взгляд Зака, она промолчала.

— Ребенок? — спросила она одними губами, преувеличенно сильно двигая ими. При других обстоятельствах это очень рассмешило бы Зака. Сейчас же он только помотал головой и знаком направил ее на кухню.

Моника, несмотря на все эти предосторожности, что-то уловила и подняла голову.

«Никто не причинит этой женщине новых страданий, — пообещал себе Зак. — Ни этой женщине, ни ее маленькой девочке. До тех пор, пока я рядом».

— Ч-что это? — спросила Моника.

Он выдавил из себя успокаивающую улыбку.

— Ничего. Вам показалось.

— Я что-то слышала. — Внезапно осознав, что Зак держит ее в объятиях, Моника, смутившись, отвернулась. — Кто-то вошел в дом.

— Это вернулась домой Ада.

— Ада? — спросила Моника, смущенно приглаживая волосы и глядя куда угодно, но только не на мужчину рядом с ней.

— Моя экономка. Вы видели ее в аэропорту.