Тот, кто не со мной

Они шагали по улице, которая вела к окраине, перешли через мостик, нависший над железнодорожной линией, и вскоре уже карабкались по холму к полям. Лестер шел с такой уверенностью, что сразу становилось ясно: он, как и его спутник, знает каждый дюйм в этих местах.

Они направились к аллее из тополей и пошли по ней втроем рука об руку, Роланд был в середине. С обеих сторон аллеи за широким рядом деревьев простирались поля, слева от них было поместье, теперь лежавшее в руинах, а впереди уже виднелись рощи, которые составляли всю привлекательность Дауэс-Холл. Прежний владелец давно умер, и окрестные жители надеялись, что нынешние хозяева продадут поместье тому, кто сможет восстановить дом, а также примыкающие к нему поля и лес в их первозданной красоте.

Народ мог в любой момент беспрепятственно ходить в поместье, не по разрешению нынешних владельцев, а просто по установившемуся обычаю и по небрежению — в целости не осталось ни одной изгороди.

— Я помню, когда мы сюда приходили еще ребятами, — сказал Лестер, оборачиваясь взглянуть на старый особняк, мрачный и обветшалый, с разбитыми окнами, двери которого, поскрипывая, качались на ветру, — тогда еще дом был великолепным. А теперь — только посмотрите на него.

— Старик умер, — отозвался Роланд. — А его родня уже много лет дерется за владение.

Лесная полоса была длинной и узкой, со всех сторон ее окружали поля. Между деревьями петляла старая тропа, твердая и утоптанная в летнюю засуху, а в зимние дожди совершенно непролазная.

— А вот дерево, на которое мы всегда лазили. — Лестер подошел к старому грабу и похлопал его по стволу. — Вот еще и ступеньки сохранились. Ну как, Элиза? Полезешь первой?

Она засмеялась, и его взгляд на мгновение задержался на ее лице.

— Помню, как она однажды застряла в ветвях, — заметил Роланд. — Я пытался ее снять, а она визжала изо всех сил и кричала, что не хочет, чтобы я снимал, а хочет, чтобы это сделал ты.

— Да, помню, — задумчиво проговорил Лестер, все еще не спускавший с Элизы глаз. — Я все-таки ее снял, кстати, частью убеждениями, частью грубой силой. После этого она вцепилась мне в руку и так и держалась всю дорогу до дома. Ты помнишь, Элиза?

Она слегка покраснела и кивнула.

— Это, наверное, было еще до того, как началась полоса невезения, и она стала всерьез меня ненавидеть. — Он вызывающе улыбнулся ей, но она ничего не ответила.

Они двинулись дальше, и Элиза сказала:

— Я помню, как ходила гулять с вами. Я слушала, о чем вы болтали, пыталась понять, но это было просто непостижимо для меня!

— Ничего удивительного, — сказал Роланд. — Если я правильно помню, мы большей частью обсуждали политику и философию, да, Лестер?

Тот кивнул:

— Нам в те времена казалось, что мы знаем ответы на все вопросы. И я помню, как она, — тут он указал на Элизу, — все время смотрела на нас снизу вверх и спрашивала: «А что это?» или «А как это?» А мы, естественно, никогда не снисходили до ответа. А еще она всегда настаивала, чтобы идти между нами и держать нас за руки вот так. — Он схватил ее руку и сжал в своей. — И просила нас покачать ее. — Он усмехнулся Роланду. — А что, может покачаем, как в старые времена?

— Нет уж, Лестер, спасибо, — засмеялся Роланд. — Я из этого уже вырос, да и она тоже!

Элиза отняла свою руку у Лестера и засунула ее в карман куртки. Он негромко поцокал языком и сказал:

— Я-то подумал, что мы с тобой будем держаться всю дорогу до дома за руки, как раньше.

Элиза засмеялась, и он посмотрел на нее улыбаясь. Она тоже улыбнулась ему, чувствуя, как кровь ринулась вскачь по венам, и все ее эмоции вдруг проснулись от долгого, долгого сна. Ей показалось, что птичья песня зазвучала громче и солнце засияло ярче в чистом высоком небе.

— А твои родители все еще живут в Ньюкасле, Лестер? — спросил Роланд через голову Элизы, которая все еще шла посередине.

— Да. После того как я получил диплом, мне повезло — я нашел работу недалеко от дома, так что я жил вместе с ними.

— А Нина живет по соседству, да? Очень удобно!

— Очень, — подтвердил Лестер. Друзья обменялись улыбками.

Элиза резко взглянула вверх. Сгусток страха пронзил ее броню, как пуля.

— А кто это Нина? — спросила она, с ужасом ожидая ответа.

— Моя невеста, — ответил Лестер.

Глава 2

Когда они вернулись домой с прогулки, Элиза приготовила чай. Отец пришел из сада, и они чаевничали при свете камина. Девушка свернулась калачиком в своем любимом кресле, а мужчины вели разговор. Она не пыталась участвовать в нем. Вместо этого она смотрела на языки пламени, которые плясали и жадно лизали поленца, подброшенные в огонь ее братом.

На лице Элизы отражались грустные мысли. Она не могла понять, почему солнце, которое, как ей казалось, только начало всходить над миром, вдруг снова зашло окончательно и безвозвратно. Она чувствовала, что утратила что-то, чем она даже еще не владела, о чем даже не знала, и это чувство мучило ее.

Мужчины говорили об Альфреде Кингсе, дедушке Лестера.

— Значит, он позвал тебя, чтобы ты вытащил его фирму из этого хаоса? — говорил Гарольд. — Не знаю, в курсе ты или нет, но у твоего деда в здешних местах репутация старого мошенника.

Элиза подлила чаю отцу и взглянула на Лестера, вопросительно приподняв брови. Он кивнул, она наполнила чашку и подала ему, он улыбнулся ей, пробормотав слова благодарности. Девушка почувствовала, как сквозь нее прошла теплая волна, которая, она знала, была не от пламени, ревущего в печке и методично уничтожающего поленья.

— Я уже поговорил тут кое с кем, — сказал Лестер. — И у меня есть некоторое представление о настроениях местных обитателей. Но у меня совершенно другие методы, не как у деда, и я уж точно не собираюсь идти по его стопам.

— Что у него никогда не получалось, — сказал Гарольд, — так это удерживать своих лучших служащих. На работе — ты ведь знаешь, что я преподаю в колледже геодезию? — я слышу всякие новости о виноградниках от своих студентов, и самые лучшие говорят, что ни за что не стали бы работать у старого Кингса, как они его зовут, даже если бы он платил им целое состояние.

Лестер покачал головой, глядя в огонь:

— Я этого не знал. Но уверен, что у него очень плохие отношения с подчиненными. Похоже на то, что он постоянно мешал своему менеджеру по строительству и заказывал товары, которые были не нужны, или заказывал их не ко времени — так что они начинали получать строительные материалы — плитку, цемент и тому подобное — задолго до того, как их нужно было использовать. Потом, в бухгалтерии у него большой беспорядок, потому что он старался все делать сам.

Элиза собрала чашки с блюдцами на поднос и отнесла его на кухню. Она помыла посуду и поставила в сушилку. До нее доносились голоса мужчин, и она знала, что они слишком поглощены беседой, чтобы заметить се отсутствие.

Она пошла наверх в свою спальню и закрылась там. Сев на кровать, огляделась — в этой комнате она жила с самого детства. На полке стояли книги, стол, когда-то заваленный детскими книжками, тетрадками, комиксами и кукольной одеждой, теперь гордо держал на себе, среди дамских журналов и рекламных листовок, транзисторный приемник, переносной телевизор и дорогое аудиооборудование.

Она облокотилась на подоконник и стала смотреть в сад, вспоминая, как они с братом когда-то шаркали подошвами и зарывались в землю каблуками, летая туда-сюда на качелях. Она помнила, как Лестер всегда мучил ее, раскачивая так сильно, что ей приходилось визжать изо всех сил, чтобы он прекратил. Иногда он залезал на верхнюю перекладину и свешивался оттуда, лягаясь ногами и угрожая прыгнуть и приземлиться ей на голову, если она сейчас же не слезет с качелей.

Элиза отвернулась от окна и вздохнула. Эта комната составляла весь ее мир, центр ее существования, точку опоры, вокруг которой вращалась ее жизнь. Здесь она могла быть собой, расслабиться и успокоиться. Это было ее убежище, ее святилище, и в качестве такового она ни с кем не хотела его делить.