Жар Холодного ручья

Деби Фарроу, природой наделенная откровенной женственностью фигуры и повадок, оставалась девственницей. Все в школе это знали. Если бы дело обстояло иначе, ее последний ухажер растрезвонил бы о своей победе на каждом углу.

Тони Шинкл — красавчик с выгоревшими на солнце волосами и бронзовым от загара торсом — полагал, что Бог создал его в качестве подарка для слабого пола. Этот лучший спортсмен-серфингист, по слухам, не пропускал ни одной мало-мальски симпатичной юбки и, естественно, положил глаз на самый заветный из призов — красавицу-блондинку, дочь одного из богатейших людей в городе. Но, похоже, успеха ему пока добиться не удалось…

Барт приложил массу усилий, чтобы на выпускном балу выглядеть достойно. Для него это стало делом принципа. Многие недели откладывал каждый цент, тяжким трудом заработанный после занятий, и ему удалось обзавестись вполне приличным гардеробом для столь торжественного события: щегольским черным костюмом, белоснежной рубашкой и галстуком-бабочкой. Он даже приобрел черные туфли. В довершение всего, его непослушные волосы были уложены опытной рукой парикмахера. Дома, оглядев внука с головы до ног, бабушка признала, что тот неотразим.

В тот вечер Деби выглядела особенно красивой. Все ее прелести отчетливее подчеркивало шелковое белое платье, длиной немного ниже колен, расклешенное внизу, с обтягивающим лифом и тонюсенькими бретельками на плечах.

Барт не мог отвести от нее глаз. Сегодня он не скрывал своих чувств, позволив своему страстному, обычно тщательно маскируемому желанию открыто проявить себя. Желанию, смысл которого не составило бы труда понять любой девушке.

Деби прекрасно его поняла, удостоив в ответ долгим, волнующим, интригующим загадочностью взглядом. Она посмотрела на него так, словно ей совсем того не хотелось, но оказалось выше ее сил.

Выказанный, пусть даже с неохотой, интерес к своей особе пробудил в Барте безрассудную и безудержную смелость. Когда около полуночи Тони Шинкл, вертевшийся все время рядом с ней, отлучился, Барт вразвалочку направился к Деби.

— Пойдем-ка, пройдемся, — скорее приказал, чем попросил он. Обычно с девушками напускная властность, граничащая с грубостью, странным образом срабатывала. Но он и не предполагал, что окажется способен столь бесцеремонно обращаться с Деборой Фарроу: как правило, одно ее присутствие лишало его уверенности в себе, хотя желание обладать ею от этого отнюдь не уменьшалось. А сейчас каждая клеточка его тела, казалось, источала нестерпимое вожделение.

Прекрасные голубые глаза Деби расширились от удивления.

— Ты что себе вообразил, с кем ты так разговариваешь, Барт? — В ее попытке осадить его, однако, почудилась некая неуверенность. — Я не одна из тех, с кем ты не прочь уединиться за спортивным залом.

— Не язви, лучше делай, что велено, — побелевшими губами произнес он, изо всех сил стиснув ей пальцы. В ту же секунду ему показалось, будто электрический разряд обжег их ладони. — Пошли. — Не выпуская ее руку, он потянул Деби через толпу мерно покачивающихся в такт мелодии танцующих пар, не обращая внимания на брошенные им вслед взгляды.

У него мелькнула мысль, что завтра ему, возможно, предстоит малоприятное объяснение с Тони Шинклом, но плевать… Сейчас Деби покорно следовала за ним, видимо сама удивляясь своей безропотности. Головокружительное ощущение полной власти над ней овладело Бартом, чья кровь и без того кипела от возбуждения.

Миновав спортивный зал, Барт привел ее к пустынному административному корпусу и прижал к гладкой деревянной двери одной из полутемных ниш. Он почти не различал лица Деби, зато ощущал волнующий запах духов и чувствовал, как дрожит девичье тело.

Не произнося ни слова, он просто начал целовать ее, ладонями лаская плечи, грудь, бедра, упиваясь сладостью недоступной раньше и в мыслях близости. Деби не сопротивлялась и не пыталась остановить его. Более того, с каждым поцелуем ее губы податливо мягчели, руки смелели, теребя ему волосы на затылке. Похоже, она тоже будто хотела им насытиться.

Возбуждение, владевшее Бартом, переросло в бурю. Бешеная страсть рвалась и искала выхода. С каждой минутой в нем крепла решимость уже не отступать и дойти до конца, чтобы доказать, как сильно всегда ее хотел.

Рывком Барт задрал ей подол, рывком спустил с бедер кружевные трусики, сразу соскользнувшие на мраморные плиты под ногами, рывком расстегнул на брюках молнию. Сейчас уже ничто не могло остановить его, даже если бы она отчаянно сопротивлялась. Но Деби и не пыталась, ее тело лишь мягчело от его напора. И тогда он без труда раздвинул ей колени и вошел в нее.

Ни крика боли, ни хотя бы стона не последовало. Она только чуть закусила губу и глаза на мгновение затуманились, а потом же… потом, будто хмелея, подхватила ритм движений, с каким он погружался в ее лоно, заставляя его испытывать столь восхитительные ощущения, каких раньше не испытывал ни с кем.

Это ошеломило Барта, и он отстранился в изумлении, а она… она вдруг, словно изнемогая от предчувствия пика наслаждения, которого внезапно лишилась, разочарованно застонала.

Барт мог бы торжествовать, но почему-то обозлился.

— Тебе мама не говорила, что надо быть приличной девушкой, а ты ведешь себя… как озабоченная сучка.

В ярости он поносил ее последними словами, которые потом не мог вспомнить. Деби же лишь молча на него смотрела. Крепость сдалась ему без боя, а Барт не чувствовал себя победителем. Он знал: она все равно предназначена другому, слишком многое в жизни их разделяет, поэтому в выражениях не стеснялся.

Деби в ответ не проронила ни звука. В ее лице читалось презрение, взбесившее его еще сильней. Будто получил удар плетью. Это не она унижена и оскорблена! Он… он ничтожество! Больший кошмар трудно было и вообразить.

Барт не смотрел, как Деби приводила себя в порядок. Оглянулся, лишь услышав шаги. Прямая спина, гордо вскинутая голова — вот и все. Ушла не обернувшись.

Он не сразу вернулся в зал. С порога мгновенно увидел в толпе Деби. Она танцевала с Тони Шинклом. Его, конечно, заметила, но глянула как сквозь стекло или на пустое место, зато с улыбкой и легким смехом ответила на слова Тони, шептавшего ей что-то на ухо.

Непрошеная боль кольнула ему сердце. Коварное воображение моментально нарисовало картину, как Деби обнаженной лежит в объятиях Тони и дарит ему то же самое, что и ему. Нет, не то же самое, а много, много больше…

…Барт усилием воли заставил себя вернуться к действительности. Давно уже в нем не возникало столь ярких воспоминаний о юности, о Деби Фарроу. Одному Богу известно, зачем ее образ преследует его. Она не стоит того, чтобы о ней думать и уж тем более заниматься никчемным самоедством.

Захватив с собой остаток виски, Барт вернулся в гостиную, где в кресле валялась «Честер ньюс» — единственное теперь, что связывало его не только с этим городом, но и с высокочтимой мисс Фарроу. Несколько лет назад из той же газеты он узнал о ее свадьбе с неким Даймондом. Из нее же ему стало известно о разводе и возвращении Деби домой.

Барт полагал, что пребывание той в родных местах долго не продлится, и с немалым удивлением прочитал: Дебора Фарроу возглавила семейную строительную компанию — невероятное событие, ведь сколько-нибудь серьезного расположения к подобным занятиям она никогда не проявляла. В школе прическа и маникюр заботили девушку намного больше, чем математика и, тем паче, экономика или бизнес. Однако городская хроника не раз отмечала успехи молодой бизнесменши, а однажды довольно подробно осветила и план строительства нового торгового центра.

Присутствие Деборы в городке стало одной из причин, заставивших Барта сократить свои поездки туда. Хоть все давным-давно быльем поросло, но вероятность лишний раз увидеть ее не приводила его в восторг. На Рождество бабка наверняка потащила бы за собой в церковь, а там наверняка опять оказалась бы Деби, так что Барт с удовольствием вместо Честера уехал в гости в Спрингфилд, куда его пригласила Лиз Уорсон.