Любовь решает все сама

– А я-то льстил себя надеждой, что тебе, может быть, будет приятно увидеть меня, – промолвил Джеймс, опуская Мэтти на пол.

Мелоди не собиралась прятать коготки и признавать, что ее первой реакцией был такой восторг, от которого можно воспарить над землей.

– Я хотела сказать, что не заметила твою машину, когда подъехала.

– У меня нет машины. Я взял такси в аэропорту.

Мелоди должна была бы предположить, что Джеймс прибудет, в полном смысле слова, с мимолетным визитом, но в то же время ему надо отдать должное: видно, совесть заговорила, и он проявил знаки внимания к отцу.

– Я рада за Сета твоему приезду, – сказала она. – Как долго ты планируешь задержаться на этот раз?

– Я не решил. – Джеймс взглянул на Сета. – Все зависит от целого ряда обстоятельств, прежде всего от того, когда образумится мой родитель.

– И если тебе удастся его образумить, что тогда? Джеймс посмотрел на нее таким долгим и пристальным взглядом, что ее сердце сбилось с ритма. Она ожидала, что он скажет что-нибудь чудесное, вроде «тогда придет наша очередь, Мелоди, наша с гобой». Вместо этого он присвистнул и отошел к окну.

– Ну… – Джеймс поиграл с жалюзи. – Займусь кое-чем.

Неожиданно пробилось солнце, и холодный ветер уступил теплому бризу, который подсказывал, что лето уже не за горами. Ива у дома Сета успела покрыться листвой, и поросль желтофиоли под окном гостиной зацвела, распространяя аромат на пути Мелоди.

Мэтти опустилась на мягкую теплую траву, урча от удовольствия, и отдалась в руки Мелоди, начавшей вычесывать репейник из ее шкуры.

– Хотела бы поменяться с тобой местами, – пробормотала Мелоди, рьяно взявшись за дело. – У тебя, милая, беды подошли к концу, а мне, чует мое сердце, все предстоит снова. Все только начинается.

– Когда человек разговаривает сам с собой, это очень плохой признак, – разразилось у нее за спиной, и Мелоди поняла, что Джеймс последовал за ней наружу с ведром теплой воды.

– Я разговаривала с собакой.

– Потому что ты предпочитаешь говорить не со мной, а с ней?

Мелоди набралась духу и посмотрела на него.

– Может быть. Ты хорошо выглядишь, Джеймс.

– Не могу сказать того же о тебе. Он наклонился и вылил воду в ванночку, которую Мелоди принесла, прежде чем занялась собакой.

– Ты похудела больше нормы, Мелоди, – заметил он, присев на корточки рядом и закатывая рукава голубой хлопчатобумажной рубашки. – Это почему?

Ее тянуло сказать, что такой результат, когда человека подвергают мучениям: что после расставания с ним она потеряла аппетит и вкус к жизни. Однако аромат, исходящий от Джеймса, так живо и интимно ее разволновал, что она не смогла бы произнести такой длинный ответ.

Вместо тою она проворчала:

– Худые женщины в моде.

– И быть модной важно. – Джеймс схватил собаку и, несмотря на сопротивление, посадил ее в ванночку, затем начал пригоршнями обливать водой. – Поразительно, как ты снизошла до такой грязной собаки, без родословной и вообще. Зачем привезла ее к отцу? Потому что Роберт отдал бы Богу душу скорее, чем пошел бы с ней погулять?

Нет, положительно она глупа, раз допустила, пусть на миг, мысль о том, что Джеймс избавился от своих предрассудков и понял: все, что ему нужно и чего он хотел в жизни, – здесь, включая его отца и Мелоди. В душе нарастал гнев: разве это возможно – все время впустую надеяться на чудо? Ожидать его от человека, который с самого начала объявил, что никому из них не доверяет?

– Может быть, тебя это и поразило, Джеймс, но отсутствие родословной у Мэтти не имеет никакого отношения к ее появлению здесь. Зато в результате бедное старое сердце Сета получило утешение. Между прочим, хотя это совершенно не твое дело, Роберта я не видела уже с месяц.

Несомненно удивившись горячности, с какой говорила Мелоди, Джеймс притих.

– Значит ли это, что его больше нет в твоей жизни?

– Нет. Он всегда будет частью моей жизни. Просто так получилось, что он сейчас в отпуске.

– Ясно. Видимо, это предопределяет ответ на следующий вопрос.

– И какой же это вопрос?

Джеймс улыбнулся, но ямочек на щеках не появилось.

– Определила ли ты, насколько это подходящий для тебя поклонник и стоит ли за него держаться? – Джеймс, – сказала она раздраженно, – я коллекционирую старинные наряды, но не поклонников. Роберт – мой друг и всегда останется только им. Но просто, чтобы была ясность раз и навсегда, скажу: если дело касается отношений – с людьми ли, с животными ли, – я ищу способных чувствовать, честных, а вовсе не подходящих. Родословная человека интересует меня не больше, чем происхождение Мэтти. Что действительно важно для меня, так это способность любить и быть любимой. – Мелоди остановилась и покачала головой. – Но ты такой сноб, Джеймс, что, вероятно, все это тебе совершенно недоступно.

– Это я сноб? – Он сел на корточки и разразился хохотом во все горло.

– Да, – ответила Мелоди, втирая шампунь в шерсть собаки. – С первой минуты нашего знакомства ты отказывался видеть дальше своего носа. Ты смотрел на меня свысока, критиковал и пытался заставить меня чувствовать себя неполноценной из-за того, что от меня не зависит, например, из-за факта моего рождения в богатой семье. И ты продолжаешь заниматься все тем же. Однако я внезапно поняла, что устала от этого. Ты становишься скучным, Джеймс.

– Я вернулся сюда, чтобы помириться с тобой! – взревел он. – Разве так ведет себя мужчина, если стремится лишь выискивать недостатки в женщине?

– Если это все. чего ты хочешь, то можешь смело уезжать снова. Я жду гораздо большего.

– О чем еще, по-твоему, надо кричать в полный голос?

Мелоди покачала головой.

– Если я должна по слогам подсказывать тебе, то в этом не г никакого смысла, тут говорить не о чем.

– Ну ладно, Мелоди, черт возьми, я стараюсь, как могу. Помоги мне хоть немного.

– Нет, – заявила она, надеясь, что ей не придется сожалеть об этом отчаянном сопротивлении у последнего окопа. – Я отдала тебе больше, чем любому другому мужчине, и я бы продолжала делать это, пока живу. Но ты был прав, Джеймс, когда сказал, что плохо, если только один из двоих старается идти навстречу. Поэтому боюсь, тебе придется искать где-то еще то, ради чего ты вернулся сюда.

– Я вернулся ради тебя. – Он вырвал у нее из руки флакон с шампунем и зашвырнул его в другой конец садика. – Черт бы побрал, я вернулся, потому что не мог перестать думать о тебе и потому что сожалел: может быть, ты несчастна без меня.

– Прошу тебя, избавь меня от благотворительности, – холодно прозвучал ее голос. – Я ей рада не больше, чем был рад твой отец, когда я попыталась заставить его глотать ее насильно.

Джеймс пустил трелью цепочку слов, которых никогда не слыхивали в избранном обществе. Мелоди выслушала их невозмутимо.

Затем он спросил.

– Ну хорошо. Что я должен делать?

– Подумай сам, – услышал он в ответ.

– Ладно, – вздохнул Джеймс и посмотрел через плечо, словно ожидая, что увидит свешивающуюся с ивы петлю. – Давай поженимся.

Сердце Мелоди замерло почти до полной остановки, но ей удалось сохранить внешнее спокойствие.

– Нет, спасибо, – вежливо ответила она.

– Почему?

– Подумай сам и об этом.

– Ты играешь моим терпением, о женщина! Он снова растаптывал ее сердце. В который раз?

– Какая неосмотрительность с моей стороны.

– Ты знаешь, Мелоди, – заявил он, стряхнув с руки клочья пены, которые не замедлили взлететь и опуститься ему на рубашку. – Тебе не идет саркастический тон. Ты знаешь, что я хочу сказать. Почему же для тебя так важно, чтобы я нашел правильные слова?

– Потому что я не поверю в их правдивость, пока ты не найдешь в себе мужества произнести их. Он снова чертыхнулся.

– Но я же здесь, разве не так?

– Этого недостаточно, Джеймс.

Мелоди собрала в горсть клочья собачьей шерсти вместе с мыльной пеной, ухватилась за края ванночки и начала ее приподнимать.

– Что это ты собралась делать?