Отпущение грехов

Она обняла Эндрю, крепко прижалась к нему и подставила губы для поцелуя. Ему и в голову не приходило, что ее нежных приказаний можно не послушаться. Их губы осторожно соприкоснулись, но этого хватило, чтобы Эндрю забыл обо всем на свете. Он жадно прильнул к губам Гейл, пытаясь разжечь в ней желание.

Ее руки были повсюду. Они гладили его грудь, бока, обхватывали ягодицы, раскачивали бедра, заставляя член Эндрю тереться о ее живот. Гейл протяжно застонала, а чуть позже, когда сгоравший от нетерпения Лавкрафт резко подался вперед, негромко вскрикнула.

Она оторвалась от губ Эндрю, начала целовать его шею и грудь, спускаясь все ниже и ниже, пока не встала перед ним на колени.

— Я хочу, чтобы ты смотрел в зеркало, — сказала она. — И следил за тем, как я возьму его в рот.

Его тело затрепетало, сердце готово было выскочить из груди. Нежные, горячие губы Гейл сомкнулись на его члене и медленно двинулись вперед.

Ощутив острое наслаждение, Эндрю застонал и заскрежетал зубами. Губы и язык Гейл мучили и обещали, пальцы дразнили и возбуждали. Судорожно втягивая в себя воздух, Эндрю смотрел в зеркало и видел, что бедра Гейл слегка подрагивают. Она тоже испытывает наслаждение, лаская его самым изощренным способом, на какой способна только любящая женщина.

Любовь. Слово, которым он не пользовался никогда. Чувство, на которое он считал себя неспособным. Это чувство прокралось в его сердце и сдавило его железным обручем. Отныне он никогда не сможет быть прежним.

Эндрю ощутил, что его член коснулся горла Гейл, и застыл на месте, не в состоянии справиться с собой. Его охватило жаркое пламя. Он прошептал ее имя, а потом громко застонал. Наслаждение было таким острым, что оставалось только подчиниться волнам страсти, увлекающим беспомощного пловца в море экстаза.

Она погладила и поцеловала каждый дюйм его тела, а потом ушла, напоследок хрипло прошептав:

— Не двигайся!

Эндрю прижимался ладонями к зеркалу и искал ее отражение. Гейл забралась на кровать и села лицом к нему. Потом поставила ступни на край матраса и раздвинула ноги. От ее порочной улыбки у него перехватило дыхание. Свечи озаряли ее увлажнившуюся промежность. Эндрю стиснул кулаки.

— Говори, что ты хочешь со мной сделать, — сказала она. — Говори, о чем ты думаешь, когда мы не вместе.

У Эндрю пересохло во рту, и он на мгновение закрыл глаза. Она не только невероятно сексуальна, но и щедра на выдумки.

— Сначала я поцеловал бы тебя, а потом начал бы ласкать твою грудь.

Гейл оперлась одной рукой о матрас, а другую приложила к груди.

— Так? — пробормотала она, водя кончиком пальца вокруг своего затвердевшего соска.

— Так, — проскрежетал он. — Потом я стал бы целовать твои груди.

Продолжая смотреть в зеркало, Гейл вынула грудь из тонкой ночной рубашки, нагнула голову и коснулась языком розового бутона. В ее потемневших зеленых глазах мерцали золотые искорки. Он никогда не видел более чудесного зрелища.

Эндрю снова охватило пламя. Он прижался кулаками к зеркалу, удерживаясь на месте только силой воли.

— Потом я начал бы ласкать тебя, — сказал он, не дожидаясь вопроса. Взгляд Эндрю упал на ее влажные половые губы. — Там.

Проследив за ним, Гейл провела рукой по своему плоскому животу, скрытому тончайшей тканью.

— Как бы ты ласкал меня? — чуть помедлив, негромко промурлыкала она.

Эндрю проглотил слюну.

— Я ввожу в тебя указательный палец и чувствую, какая ты мокрая и горячая. Потом вынимаю его и пробую на вкус.

Гейл сделала это, и у него подогнулись колени.

— Теперь два пальца, — хрипло промолвил он. — Я дразню тебя. Вперед и назад. Медленно. Теперь вверх-вниз и снова внутрь.

Эндрю следил за ее движениями как зачарованный. Голова Гейл откинулась, бедра двигались в мучительном ритме. Эндрю не мог этого выдержать. Он должен овладеть ею. Взять ее. Немедленно.

— Ты чувствуешь, какая я мокрая? — свистящим шепотом спросила она. — Чувствуешь, как я хочу, чтобы ты любил меня?

— Ты горячая, — с трудом вымолвил Эндрю. — Когда я дразню тебя, ты становишься еще горячее. Я буду ласкать тебя языком, пока ты не кончишь.

— Энди… — прошептала она и негромко застонала.

То ли Гейл умирала от наслаждения, то ли просила его сделать обещанное. Впрочем, это значения не имело. Он тут же оказался рядом и начал целовать Гейл между ног. Потом ввел язык в ее лоно и ласкал до тех пор, пока Гейл не выкрикнула его имя, после чего ее тело свело сладостной судорогой.

Но он не остановился.

Не мог остановиться.

Эндрю любил ее ртом и использовал пальцы, пока Гейл не испытала еще несколько оргазмов, каждый сильнее предыдущего. Когда стало ясно, что никто из них больше не выдержит этой эротической пытки, Эндрю встал и глубоко вонзился в Гейл. Их тела яростно соединились, стремясь достичь полного удовлетворения.

Ритм движений становился все быстрее. Наконец оба ощутили неслыханное блаженство и воспарили к небесам. А потом долго приходили в себя.

— Ты уверен, что больше не хочешь вишневого мороженого? — лукаво спросила Гейл. — А то я запаслась.

Эндрю скептически поднял бровь.

— Нет уж, как-нибудь в другой раз. Тебе опасно давать в руки такие вещи, — ответил он, принимая у Гейл чашку с шоколадным мороженым.

Гейл забралась в постель, и Эндрю привлек ее к себе. От тонкой ночной рубашки осталось одно воспоминание: он разорвал ее в клочья. Обольстительная сирена уступила место девушке из соседнего дома. Теперь на ней были пара теплых носков ярко-красного цвета и белая футболка. Волосы Гейл были растрепаны, губы распухли от его поцелуев. Казалось, она сыта и довольна. От нее пахло сексом, цветами и мороженым.

— Я должна тебе кое-что рассказать. — Гейл положила к изголовью несколько подушек, оперлась на них спиной и взяла свою чашку.

Он тоже должен ей кое-что рассказать. Только его новость будет не такой приятной. Мороженое подоспело очень кстати. Оно позволило Эндрю промолчать.

— Я решила остаться в Оуквуде.

От этой новости у него потемнело в глазах. Будь Эндрю просто преподавателем старших классов и тренером баскетбольной команды местной средней школы, он бы задрожал от радости. Будь Гейл просто местным врачом, Эндрю спросил бы, собирается ли она узаконить их связь. Но он специальный агент Эндрю Лавкрафт. А она младшая сестра Кристофера Нортона. Им никогда не придется выбирать фарфоровые сервизы и рассылать родным и друзьям красивые приглашения на венчание, которое состоится в городской церкви в одну из суббот.

Эндрю уставился в чашку с мороженым. Он не мог видеть ее глаза, полные надежды. Надежды на то, что у них действительно есть будущее.

— Что заставило тебя передумать? — наконец спросил Эндрю, от души надеясь, что его голос звучит небрежно.

— Только между нами, — предупредила она, положив в рот кусочек мороженого. — Доктор Спенсер смертельно болен. У него рак. Он спросил меня, согласна ли я принять у него клинику, и я ответила согласием.

Эти слова заставили Эндрю отвлечься от заворожившего его мороженого. Лицо Гейл было таким бесстрастным, словно она не приняла самого важного решения в своей жизни, не ждала реакции Эндрю и не надеялась на счастье, которого он не мог ей дать.

— Кажется, ты говорила, что семейная медицина тебе не по душе, — напомнил он.

Гейл вздохнула и поставила чашку на тумбочку.

— Я могу продолжать работать два уикэнда в месяц в отделении неотложной помощи окружной больницы, — сказала она, глядя Эндрю в глаза. — Но Оуквуду нужен врач. Здешние жители знают меня, а большинство немногих пациентов, которых еще лечит Спенсер, доверяют мне.

Ее взгляд не мог скрыть владевшие ею дурные предчувствия и еще чего-то, очень похожего на страх.

— Есть и еще кое-что, что тебе следует знать, — проговорила Гейл, положив руку на его бедро, укрытое простыней. — До сих пор я была с тобой не совсем откровенна.

Ее прикосновение обжигало. А слова проникали в самую глубь его лживой души.