Каскадер и амазонка

– Да… – Господи, это сон или явь? Ущипни меня, Господи!

Она смотрела на изящное кольцо, которое он только что надел ей на безымянный палец, и не верила своему счастью.

Дэн произнес экспромтом какой-то тост, все выпили, и Джеймс, подхватив Алису на руки, пронес ее через весь зал под аплодисменты присутствующих. Швейцар распахнул дверь, и Алиса рассмеялась.

– Ты что? – прошептал Джеймс.

Она указала рукой на потрепанный джип, к которому нес ее любимый.

– А я думала, что он давно уже списан!

– Мне казалось, что он как-то мистически соединяет нас. Боялся, что если выброшу его, то никогда тебя уже не увижу.

Когда джип остановился около дома, увитого розами, у Алисы подкатил комок к горлу. Все осталось таким, как в тот день, когда они в спешке покидали его гостеприимный кров.

Джеймс взял ее за руку.

– Пойдем домой, дорогая. Теперь это и твой дом тоже.

И он, снова подхватив ее на руки, медленно понес по ступеням лестницы туда, где они не раз плавали в бурном море страсти. Алиса притихла в его объятиях. От торжественности момента и возбуждения у нее по спине пробежал озноб, заставив крепче обнять крепкую мужскую шею.

Вот и его спальня. Перед дверью Джеймс поставил Алису на пол и хрипло произнес, мягко обнимая за плечи и глядя ей в лицо потемневшими от страсти глазами:

– Малыш, перед тем как переступить порог, я хочу тебе сказать, что любил тебя всю жизнь, даже когда еще не знал, и буду любить вечно.

– А как же Марша? – невольно сорвалось у нее с языка.

Он удивленно поднял брови, а потом рассмеялся:

– Если у меня есть бриллиант, зачем мне его копия?

Она обняла его за шею и, приподнявшись на носочки, приблизила свое лицо к его лицу.

– Я тоже хочу сказать… Я клянусь, что никто и никогда не сможет разлучить нас. Я больше не боюсь гремлинов и не дам им помешать нашему счастью. И я… я так хочу любить тебя…

Она жадно прижалась губами к его губам, а потом, вырвавшись из кольца сильных рук, распахнула дверь и… замерла на пороге. Весь пол комнаты был усыпан цветами жасмина, издававшими благоухание, а на откинутом одеяле лежала темно-красная роза. Медленно подойдя к изголовью, она на миг взяла цветок и поднесла к лицу, вдыхая сладкий аромат, а потом повернулась к Вэю и призывно протянула руки.

И тогда он, в два шага преодолев разделяющее их расстояние, заключил ее в свои объятия, срывая одежду и шепча слова любви. А она, счастливо улыбаясь, отдавала себя без остатка, забыв все былые опасения, которые оказались фантомами и исчезли после первого же поцелуя.

Джеймс был сама нежность, и Алиса купалась в его любви, от которой пела каждая клеточка ее исстрадавшегося тела. Его губы были то мягче бархата, то становились властными и требовательными, а сильные руки скользили по ее телу с легкостью лебединого пуха. Она таяла от его нежности…

А Вэй, лаская хрупкое женское тело, молил Бога о том, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

Только на рассвете они смогли оторваться друг от друга. Доверчиво прижавшись к груди любимого, Алиса задремала, приоткрыв припухший от поцелуев рот, а Джеймс продолжал лежать с открытыми глазами, поглаживая разметавшееся по плечам золото ее волос и прислушиваясь к ее чуть слышному дыханию. Губы его улыбались, а непроницаемые когда-то глаза лучились ласковым сиянием.

Женщина чуть шевельнулась во сне, отчего накинутое на нее одеяло соскользнуло, обнажив сияющее лунной белизной бедро. Стараясь не потревожить любимую, Джеймс приподнялся и заботливо укрыл Алису. Это был жест не любовника, но мужа, и он почувствовал счастье оттого, что больше никогда не будет просыпаться в одиночестве.