Папа, мама и Джейми

Когда она ушла отсюда, забрав малыша, она словно отняла у меня часть жизни, думал он. Хоть я и считал себя сердцеедом и закоренелым холостяком, теперь я не в силах жить без них двоих. Разумеется, я могу выиграть дело и отсудить Джейми: теперь такие времена, что одинокие отцы все чаще отстаивают свои права.

Но как бы ни было важно для Майка заполучить сына — а мальчик уже завоевал его сердце, — он знал, что это будет пиррова победа, потому что Шерри нужна ему тоже. Она нужна мне, черт возьми, думал он, вспоминая, как она улыбалась ему, сидя на песке во время пикника, как целовала румяные щечки ребенка, как нежно прильнула к нему самому и заснула после любовных утех, накрывшись краем одеяла.

Всеми фибрами души желал он, чтобы она вошла в его жизнь навсегда, чтобы считала, что с ним она обретет защиту и счастье. Наконец-то я понял, что такое любовь, думал Майк.

Он снова и снова вспоминал свои ошибки. Сначала он «гнал» брачную церемонию так, словно они спешили на пожар, потом, в мотеле, не принял ее девственность и отказался от секса, дальше, буквально через несколько дней, увез ее в этот злополучный лагерь с его нищетой и грязью. Вспоминая все это (какой дурак!), Майк готов был от злости проломить кулаком крышку стола. Шерри убеждена, что я ее не люблю, думал он, и неудивительно. Я же ни разу не признался в любви! У нее не было повода убедиться в моей преданности. Так чего же, черт возьми, я жду?!

Если бы она дала мне шанс начать все сначала! — думал Майк. Глядя на залив, ставший молочно-голубым под сгущающимися в небе облаками, он снова стал надеяться, что сможет исправить положение. Смог же он уговорить Шерри стать его женой. Так неужели она не захочет вернуться к нему? Может, она даже полюбит его таким, какой он есть, и не будет видеть в нем только… отца Джейми.

Во вторник вечером зал Комиссии округа Морган, где должно было состояться слушание дела о злоупотреблениях в Брамптон-Гроувз, был забит до отказа: здесь собрались сборщики фруктов, садоводы, защитники со стороны хозяев и рабочих, репортеры из газет и с телевидения. Ждали начала заседания. За столом президиума, стоявшим на фоне знамен Соединенных Штатов и штата Флорида, большинство членов Комиссии уже заняли свои места. В любую секунду председатель мог объявить заседание открытым, стукнув деревянным молотком. А Шерри все не было.

Опасаясь, что она так и не придет, Майк вздохнул с облегчением, когда она наконец появилась — тоненькая, с лицом серьезным и в то же время каким-то светлым, не тронутым косметикой. Она пробиралась по проходу, одетая в платье с цветочками и — вот это сюрприз! — с Джейми на руках. В матроске, отделанной тесьмой, с красным шейным платком, ребенок притягивал восхищенные взгляды. Обняв Шерри за шею, он глядел на толпу незнакомых людей удивленными глазами, отчего они казались еще больше, чем всегда.

Шерри остановилась, чтобы обнять тринадцатилетнего Армана, которому когда-то пожертвовала свой завтрак, и пожать руки его родителям-гаитянцам, потом поздоровалась и поговорила со сборщицами фруктов из Брамптон-Гроувз. И наконец села на складной металлический стул, который занял для нее Эктор, недалеко от Майка.

Господи Боже, как приятно ее видеть! И мальчика! Сердце Майка было готово вырваться из груди от счастья. Он хотел бы задушить жену и сына в объятьях. Но что-то неуловимое в лице Шерри заставило его сдержаться.

— Спасибо, что пришла, — прошептал Майк и попросил Эктора поменяться с ним местами.

Как и следовало ожидать, их сблизил Джейми. Чуть подвинувшись, чтобы погладить мальчика по волосам, Майк словно ненароком прижался ногой к ноге Шерри. Он не знал, что и ее сердце застучало как молот, а потом заныло, когда Джейми вцепился в отцовский рукав. В эти минуты Майк чувствовал только одно: если ему дадут шанс все исправить, он его не упустит.

Шерри слегка шевельнулась на стуле, но не смогла заставить себя отодвинуться совсем. Хотя она и считала, что прижиматься ни к чему, это было так приятно. Видя Майка с Джейми на руках, она снова поняла, что Майк был бы прекрасным, любящим отцом. Если бы только она вместе с Джейми могла наслаждаться его любовью и тень Лайзы не мешала бы им!..

Председатель постучал молотком, призывая публику к порядку, и предложил секретарю зачитать примерный Устав, которому отныне должны будут подчиняться лагеря для мигрирующих рабочих.

— Поскольку это всего лишь первое чтение Устава, — провозгласил председатель, — он не повлечет никаких действий в течение первых нескольких недель. Но прежде, чем мы его зачитаем и углубимся в юридические тонкости, я попросил бы нескольких человек высказать свои наблюдения, сделанные в лагере Брамптон-Гроувз. Я бы сказал, что картина, представшая перед ними, была весьма и весьма неприглядна.

Майка вызвали как первого свидетеля, он описал все увиденное ярко и убедительно, однако прибегая к вежливым формулировкам, чтобы особенно не нападать на местные власти.

— К счастью, таких лагерей все меньше, — сказал он в заключение. — Брамптон — это фильм ужасов, но я надеюсь, что такие места скоро исчезнут совсем. И еще я надеюсь, что власти округа все же попытаются воспрепятствовать излишнему употреблению пестицидов. Хотелось бы также, чтобы для сборщиков фруктов строили приличное, но недорогое жилье за пределами плантаций.

Какой он необыкновенный, думала Шерри, слушая Майка, красивый, мужественный! А как он заботится о людях! Никогда я его не разлюблю!

Шерри была следующей для дачи показаний. Посадив ребенка на колени к Майку, она рассказала Комиссии, что пережила сама. Мягкий, негромкий голос Шерри заставил замолчать тех, кто до этого времени переговаривался. Она подробно остановилась на условиях, в каких находятся в лагерях дети.

— Если вы заметили, — сказала Шерри, — у меня маленький сын, да и у многих из вас, видимо, есть дети, внуки. Я уверена, что никто из вас не согласился бы отдать ребенка в подобный лагерь, даже на время.

После Шерри выступали сборщики фруктов, их жены и дети. Они говорили сбивчиво, на плохом английском, однако очень убедительно и не теряя достоинства. Щелкали затворы фотоаппаратов, вспыхивали юпитеры телекамер, репортеры строчили что-то в своих блокнотах, а публика в зале гудела от возбуждения.

Наконец настала очередь высказаться противоположной стороне — представителям владельцев плантации. Члены Комиссии с мрачными лицами пристрастно их допрашивали; они не смягчили тона, даже когда очередь дошла до владельца рощ и до главного надсмотрщика. По залу пронеслось, что последнего только что выпустили на поруки из тюрьмы, где он сидел за участие в избиении Майка.

Но вот объявили перерыв, заскрипели отодвигаемые стулья. Один из сельхозрабочих пробился к Майку, чтобы поблагодарить за работу и вообще поговорить.

Ну что ж, я сыграла свою роль, подумала Шерри с грустью. Будем надеяться, что Комиссия примет сторону сельхозрабочих, как того и хочет Майк. А я не могу больше здесь оставаться — душа болит при мысли, что он никогда не будет насовсем моим.

Шерри быстро поднялась с места и взяла ребенка на руки.

— Удачи тебе, — прошептала она Майку и смешалась с толпой, устремившейся к выходу.

— Шерри, подожди! — закричал ее муж, но она не услышала и через секунду исчезла в толпе. А Майка все не отпускал его собеседник.

Однако Майк был не тем человеком, который упустил бы свой шанс. Тем более, что от этого шанса зависело все — их совместная жизнь, их счастье.

— Простите, — сказал он своему собеседнику, вырываясь из плена, — меня ждут жена и ребенок.

К досаде своей, он не увидел Шерри даже на улице, в толпе уходящих. Она исчезла слишком быстро, хотя он выскочил из здания через несколько секунд после нее. Может, она пошла в женский туалет, чтобы переодеть ребенка? Майк намеревался было попросить какую-нибудь из женщин проверить свою догадку, как вдруг увидел Шерри: она сидела в своей машине, в десятке метров от него, и действительно возилась с Джейми.