Дом незнакомцев

– Нам не о чем говорить, – заспорила она.

– Ты будешь поражена, chere amie, – проговорил он. – Приезжай ко мне.

– Ты… действительно хочешь, чтобы я приехала?

– Дождаться не могу. – Он ухмыльнулся и повесил трубку.

Его квартира находилась в перестроенном доме времен Регентства рядом с набережной Челси, и вечером он поехал прямо домой, не заезжая, как обычно, поужинать в ресторане. Он поставил машину в гараж и прошел пешком вдоль набережной к тихой улице, на которой жил. Его квартира была на третьем этаже дома, покрашенного в белый цвет и со вкусом отделанного в стиле Регентства. Он привез туда кое-какие вещи из своего старого дома в Ирландии, где давным-давно бесшабашные и живописные Деннисы устраивали пиршества и оленьи охоты, медленно проедая фамильное состояние, которое теперь приносило всего две сотни в год. Эррол стоял, с ироничной улыбкой рассматривая уотерфордские настенные лампы и вспоминая, сколько раз Илена называла его деревенщиной. Ему было забавно, что она так думала о нем. Ей всегда нравилось играть королеву Екатерину при нем, придворном шуте, но действительно посмеяться можно было над ней. Он не был деревенщиной и иногда со стыдом вспоминал, что он ирландский джентльмен.

Когда в дверь позвонили, он смешивал себе коктейль, у Илены когда-то был свой ключ, но он заставил ее вернуть его.

Он поставил шейкер и пошел к двери. Илена, как всегда, выглядела потрясающе. На ней был костюм цвета распустившейся мимозы, а от черного сомбреро падала таинственная тень на глаза. Губы пылали алыми маками на восхитительно белой коже.

– Ты просто цветешь, – сделал ей комплимент Эррол.

Она вошла в гостиную, он следовал за ней, примечая все волнующие подробности. Невероятные каблуки, из-за которых она ходила так осторожно, что мужчина инстинктивно был все время наготове, чтобы подхватить ее, в полной уверенности, что она вот-вот споткнется. Потом его взгляд скользнул по черным прозрачным чулкам, которые она всегда носила, дальше по чувственному изгибу бедер…

Он включил настенные лампы, потому что хотел кое-что сказать Илене и не желал отвлекаться на потрясающие воображение подробности в приглушенном свете торшера.

Эррол налил коктейли и отнес к кушетке в стиле Регентства, на которой в элегантной позе расположилась девушка.

– За старые добрые времена, Илена, – сказал он, поднимая бокал.

– Старые времена прошли, – ответила она. – Ты сам так захотел, помнишь?

– Я многое помню, Илена, и спрашиваю себя, сможем ли мы оба действительно это забыть.

Он наблюдал, как трепещущие ресницы опустились, а черные поля шляпы придали лицу женщины загадочное спокойствие. В нем была экзотическая красота белой орхидеи. Кровь Эррола внезапно вскипела от чувственных воспоминаний.

– Илена, – сказал он тихо, – неужели твоя совесть настолько спокойна, что ты сможешь вступить в этот брак?

– Ч-что ты хочешь сказать? – Она сделала большой глоток из бокала.

– Разве тебе не кажется, что Стиллмен заслуживает большего, чем объедки другого мужчины? – жестоко спросил он.

– О… так назвать меня! – Она резко откинулась на полосатый сатин кушетки.

– А разве это не так, chere amie? – Он черство рассмеялся, подходя к комоду и наливая себе еще бокал. – У тебя есть все, кроме сердца! Стиллмен только однажды подвел тебя, потому что ему нужно было посмотреть пациента, и ты из чистой мелочности подтолкнула меня на флирт.

– Это неправда! – бросила она.

Но это было правдой. Как-то вечером Пол не смог никуда поехать с ней из-за проблем в клинике и она отправилась с друзьями в игорный дом. Там был Эррол, и Илена, которая привыкла потакать своему эгоизму с младенческих лет, которая привыкла получать свои развлечения, удовольствия и игрушки, что бы ни происходило, нашла, что Эррол Деннис – одна из самых замечательных игрушек из всех, с которыми она играла… Замечательная по нескольким причинам – его прекрасное лицо, его бесшабашная натура и особенно тот факт, что он работал у Пола. Потому что, когда Пол ставил дела клиники прежде всего, она начинала ненавидеть его.

Ее чувство к Полу всегда было странной смесью ненависти и любви. Она всегда хотела видеть его на коленях, пресмыкающимся и обожающим ее, как все остальные мужчины. И все же она знала, что он никогда не станет пресмыкаться, и именно это притягивало ее к нему.

Она хотела, как могла бы хотеть тигрица, чтобы он стал ее хозяином; она даже готова была целовать ему руки, но каждый раз, когда он отдавал все внимание клинике, она впадала в первобытную панику и ярость.

Теперь она смотрела на Эррола какими-то потерянными глазами.

– Я люблю Пола, – сказала она.

– Странной любовью, chere amie. По моим понятиям, любовь включает в себя несколько чувств, которые тебе вовсе не знакомы, например честь, уважение и служение. Ты и двух месяцев не была помолвлена со Стиллменом, когда начала встречаться еще и со мной.

– Ты… как ты смеешь, деревенщина! – Она схватила бокал с мартини и швырнула его прямо в Эррола. Бокал ударил его в лицо и разбился, порезав щеку. Когда на свитер стекла яркая струйка, он невозмутимо достал платок.

– Я порезала тебя! Я сделала тебе больно! – шептала Илена. Потом, словно охваченная внезапной лихорадкой, она бросилась к нему, попыталась убрать платок с его лица, но Эррол сдержал ее левой рукой.

– Я порезала тебе лицо, – скулила она, словно испуганный ребенок.

– Мне и раньше причиняли боль.

Он отпустил руку Илены, пошел в ванную и подставил порезанную щеку под холодную воду. Илена стояла в дверях, наблюдая за ним.

– Можешь достать мне лейкопластырь из той полки, если хочешь, – сказал он.

Она подошла к полке и стала искать коробочку с пластырем. Когда она открывала коробочку, руки у нее тряслись, и Эррол насмешливо улыбнулся, когда крышка упала на кафельный пол. Он приблизился к ней.

– Из тебя бы получилась чертовски плохая медсестра, – сказал он, растягивая слова, взял у нее кусочек пластыря и, глядя на себя в зеркало, наклеил его на ранку, которая все еще слегка кровила.

– Прости меня, – сказала она. – Я… я не хотела сделать тебе больно.

Он повернулся и увидел, что ее бензиново-голубые глаза полны слез. Он многое видел в глазах Илены, но никогда прежде не видел в них слез.

– Я выживу, – сухо ответил он.

Ее алые губы задрожали, потом она убежала в гостиную и, рыдая, бросилась на кушетку. Эррол не спеша подошел к ней, снял с нее шляпу и кинул на стул.

– Теперь ты можешь плакать со всеми удобствами, – сказал он, садясь в кресло с подлокотниками в стиле Регентства и спокойно закуривая. Он курил, наблюдая за ней. Она вздрагивала от рыданий, юбка у нее задралась выше колен.

– М-можно мне платок? – всхлипывая, сказала она, наконец.

– Если обещаешь больше не называть меня деревенщиной, – протяжно проговорил он.

– Почему я не должна так тебя называть? – Она повернула к нему заплаканное лицо с размазавшимся макияжем.

– Потому что я не деревенщина, cherie. – Он бросил ей платок. – Неужели ты настолько слепа, что не видишь, – я такой же пережиток прошлого, как и ты, когда в недобрые старые времена наши предки уставали считать своих рабов и золото? – Он прикурил сигарету и неторопливо, глубоко затянулся. – Я думаю, мы друг друга стоим, – пробормотал он… вряд ли бы кто-то в этот момент назвал его альтруистом – в красивом лице Эррола промелькнуло зверское выражение.

На следующее утро Илена позвонила Полу и попросила поехать с ней на ленч. Он сказал, что встретит ее в баре «Савой Грилл» в час дня.

Когда он приехал, она сразу же заметила, каким усталым он выглядит, и взяла его за руку как-то по-новому, с дружеской озабоченностью.

– Глупый ты человек, ты доведешь себя до смерти своей работой! – пожурила она его. – Ты еще не нашел новую секретаршу?

– Пока нет, Илена. Выпьем здесь?

– Нет, пойдем сядем, если у них есть свободный столик. Я хочу поговорить с тобой.

Пол заказал столик по телефону, и официант проводил их к нему. Принесли еду, и, хотя Илена ела с аппетитом, она заметила, что Пол едва притронулся к ленчу.