Любовь решает сама

— Спасибо, — поблагодарила она, говоря в нос, когда они остановились у особняка Стоунхауз. — Извини, я не могу пригласить тебя на ночную чашку чая.

— Я бы и не посмел принять твое приглашение, — добродушно ответил Роберт, — даже если бы ты чувствовала себя достаточно хорошо.

Утром в воскресенье посыльный принес ей букет из дюжины красных роз с длинными стебельками. От Роберта. Да простит ей Бог, Мелоди разрыдалась снова, потому что они были не от Джеймса…

Теперь, отвечая на вопрос Роджера, она солгала.

— Нет, он не объяснил, почему ему надо было уехать.

Эмиль погладил ее по плечу.

— Возможно, это был непродуманный шаг? Какие-нибудь непредвиденные обстоятельства личного порядка?

— Не знаю. Я не спрашивала.

— Ну и глупо, — пропищала Хлоя. — Я бы заставила его выложить, что там стряслось столь чертовски важное, что он умчался в один миг. Может, его дожидаются где-нибудь жена и трое детей? Где он живет, кстати?

— Где придется, — сказал Роджер. — Я в субботу разговорился с его отцом, и тот сообщил мне об этом. Сей тип имеет постоянный адрес где-то на восточном побережье, но половину своего времени проводит на стройплощадке у стапелей, где по его проекту сооружают очередную гоночную яхту. В прошлом году он жил четыре месяца на островах в южной части Тихого океана и только что возвратился из шестинедельной поездки в район Карибского моря, узнав про несчастный случай с отцом. Мелоди, если это может служить утешением: при таком бродячем образе жизни весьма не похоже, чтобы где-нибудь притаилась в ожидании его миссис Логан.

— Мужчина, которому не сидится на месте, может завести несколько жен там и сям, — мрачно заметила Хлоя. — Если хочешь знать мое мнение, Мелоди, тебе повезло, что он ушел из твоей жизни.

— Мелоди не нуждается в твоем мнении, — возразила Ариадна. — Она хочет, чтобы красавчик вернулся назад, и я, конечно, понимаю почему. Он был… такой, что а-ах… — Ариадна жадно поцеловала кончики своих пальцев. — «Роскошный» — это слово приходит в голову прежде всего.

Они желают мне добра, думала Мелоди, но именно сейчас пусть бы все провалилось на дно морское. А как быть с Джеймсом? Чем скорее она изгонит его образ из своей души и решит влюбиться в кого-нибудь подходящего, вроде Роберта, тем лучше…

Хотели того или нет Сет и Джеймс, но оба они начинали выказывать первые признаки растущей симпатии. Они продолжали расходиться во мнениях почти по каждому поводу, но их споры утратили былую остроту и превратились скорее в привычное развлечение, чем в серьезное столкновение взглядов. Но даже учитывая это, Мелоди не могла предположить что придет в ужас, обнаружив, как сказался отъезд Джеймса на его отце.

Она застала Сета сидящим в одиночестве у остывшего камина со следами высохших слез на щеках. Ей стало стыдно за то, что она, как эгоистка, забыла о человеке, который, в сущности, потерял единственного сына как раз в тот момент, когда они начали узнавать друг друга, и не имел больше никого, к кому мог бы обратиться в поисках семейного тепла.

— Сдается, ты уже знаешь, — буркнул Сет, и его изможденное лицо сморщилось. — Мой мальчик уехал, и только Богу известно, когда вернется назад. Я, наверное, не доживу до того дня. Сдается, меня заколотят в ящик, прежде чем он объявится снова в нашем городе.

Подавленная, Мелоди опустилась на колени рядом со стариком и взяла его холодные руки в свои.

— Он не будет тянуть так долго, — убеждала она Сета, и ей хотелось, чтобы ее слова стали правдой.

— Ты знаешь, когда перед этим последним приездом он еще бывал здесь с визитом? Четыре года назад, будь оно все проклято! А между двумя приездами ничего, кроме пары открыток да письма с чеком на Рождество. Как будто деньги возмещают его отсутствие!

Сет предпринимал отважную попытку преодолеть свое горе, растравляя старые обиды.

— Вы его отец. Сет. Он вас не забудет.

— Мне его недостает, — пролепетал Сет, сунув руку в карман за носовым платком, — но вся глупость в том, что я никогда не думал, что у меня есть такое чувство. Думал, эта боль меня уже миновала.

— У вас есть ваши друзья, — пыталась успокоить его Мелоди.

Он взглянул на нее со своим прежним лукавством.

— У тебя тоже есть свои друзья, но от этого ты не перестаешь тосковать по нему, не так ли? Ты работаешь, у тебя активная жизнь, и все-таки ты чертовски огорчена.

— Уже скоро, Сет, вы будете так заняты общественным центром, что у вас не будет времени тосковать по кому-то. Дни полетят друг за другом.

— Эх, Мелоди, дни — это не проблема, девочка, — проворчал он, устраивая свою ногу поудобнее. — Нет, уважаемая, это не днем тяжело, а ночью, когда сон не идет и ничто не отвлекает тебя от всего, что делал не так и никогда не удосужился исправить. Хуже всего ночью.

Мелоди кивнула. Она предпочла бы, правда, не согласиться. Днем ей удавалось кое-как за делами приглушать боль, но ночи были невыносимы.

— Я знаю. Ночью особенно одиноко.

— Мне не просто одиноко, Мелоди. Я сам по себе, и ты знаешь, что я тебе скажу? — Сет попытался засмеяться, но голос его сорвался и умолк еще до того, как раздался смех. — Я даже не чувствовал своего одиночества, пока не приехал мой мальчик и не устроил меня здесь. А теперь это! крошечный домишко так пуст, что трещит, разваливаясь. Может, надо было согласиться, чтобы он купил мне приличную новую квартиру, как он задумал. Может, тогда бы я перестал искать глазами его лицо и прислушиваться, не раздастся ли его голос, выговаривающий мне за то, что я живу не так, как, он считает, я должен был бы жить.

— Но здесь никогда не было его дома. Сет, — мягко сказала она. — В этом и состояла загвоздка с самого начала. — Ничто в этом городе не напоминало ему о доме.

Сет вздохнул, заговорил, медленно произнося слова:

— Я думал, он сможет почувствовать, как ты ему нужна, и переменится. Я видел, как он смотрел на тебя иногда, и это не то, что бывает, если человеку просто хочется почесаться, когда чешется, — прости за выражение, не совсем подходящее, чтобы его употреблять в присутствии такой леди, как ты. Но, черт побери все на свете, Мелоди, я сделал что мог, чтобы свести вас двоих, девочка, и после субботней ночи я считал, что у меня получается.

Мелоди помнила, что сама не раз испытывала такое же чувство. Так было, когда Джеймс впервые поцеловал ее и когда они занимались любовью. И каждый раз казалось, что это начало чего-то чудесного и прочного. И каждый раз она узнавала фактически, что это начало конца.

— Боюсь, все было кончено задолго до той субботней ночи.

Сет смотрел обнадеженный.

— Но ты согласна, что между вами что-то было?

— Это была безответная любовь — лишь с одной стороны, а такое никогда не срабатывает.

— Сдается, что так, и я-то должен был знать, но… — Сет окинул ее испытующим взглядом. — Ты хоть раз сказала ему, что любишь его, Мелоди?

— Нет.

— А, может, следовало? Может, этого было бы достаточно, чтобы он почувствовал то же в отношении тебя.

— Он не настолько доверяет мне, чтобы любить меня, Сет, и отказывается доверять сам себе. В таком климате любовь не вырастает.

— Тогда, сдается мне, ты не захочешь приезжать сюда больше, чтобы не вспоминать о нем и так далее.

— Я все равно буду заглядывать. Мои чувства к Джеймсу — это не касается моего отношения к вам.

Мелоди говорила чистую правду, но знала: то, что она готова отдать Сету, это так мало. Ему нужен кто-то постоянно. Ему требовались семейный покой и тепло. Мелоди вынуждена была признать, что Джеймс не хочет впускать ее в свою жизнь, но ее сердило, когда она думала о том, что он способен повернуться спиной и к собственному отцу.

Прошел март, наступил холодный, бурный апрель. Над проливом бушевали ураганы и хлестали потоками дождя в окнах домов викторианских времен, сминая тюльпаны на газонах, срывая лепестки цветущих вишен и сбивая их в мокрые кучки вдоль улиц.

Постепенно Мелоди опять начала выбираться из дому, хотя бы ради того, чтобы избавиться от нарастающего чувства одиночества, и как бы она ни была занята, каждую неделю находила минуту, чтобы навестить Сета.