Прекрасные мечты

— Дорогая моя, будет вам! — успокаивал он ее. — Этот человек не стоит и одной вашей слезинки. Забудьте его, просто вычеркните из своей жизни. Паула, дитя мое, не плачьте — мне невыносимо это видеть!

Она не отстранилась от него. Наоборот, его сильные руки, успокаивающий голос давали ей утешение, в котором она сейчас так нуждалась. Она уткнулась лицом в плечо Барклея Додсона и, как ребенок, отчаянно разрыдалась в его объятиях. Он осторожно обнимал ее, проводил по темноволосой голове тонкими пальцами. Наплакавшись вволю, она отодвинулась от него и попыталась улыбнуться.

— Сэр Барклей, что вы обо мне подумаете?

— Я вам искренне сочувствую, — ответил он. — Паула, если я могу как-то вам помочь, как я уже говорил раньше, я весь в вашем распоряжении — всегда.

Паула была тронута его словами и протянула ему руки.

— Спасибо, — сказала она. — Спасибо вам от всего сердца; а теперь спокойной ночи. Я пойду наверх. Уже очень поздно.

— Спокойной ночи, дорогая моя, — торжественно произнес он. Потом склонился и поцеловал ей руку. — И да благословит вас Бог.

Его слова, его забота были настоящим целебным бальзамом для израненного сердца Паулы.

На следующее утро, сидя на кровати Блэйка, Сигна рассказала ему всю историю своего брака с Ивором Гардинером, а также историю раздвоения Ивора Гардинера-Челлисона.

— Увы, но все это правда, Блэйк, — заверила Сигна. Она была бледна, но спокойна. — Я жена Ивора, и он сам признался во всех своих подлых делах: сэр Барклей заставил его. Ну и, разумеется, Стэнли Ричардс выдал его с головой.

Блэйк был потрясен, но в то же время тронут.

— Не могу поверить, Сигна, — сказал он, уныло глядя в расстроенное лицо Сигны. — Ты вышла замуж за этого типа в Сингапуре накануне его отъезда?

— Да, — ответила она. — Пожалуйста, постарайся простить меня. Сама себя я простить не смогу. Я была безумна… я не соображала, что делаю.

Он притянул ее к себе и покрыл ее лицо поцелуями. Сейчас он как никогда сильно любил ее. Хотя и горько было осознавать, что она ему не жена, что по закону она принадлежит Ивору Гардинеру, но его любовь ничто не могло разрушить.

— Ты же сама знаешь, что я прощаю тебя, любимая. Да и не в прощении тут дело. Ты ведь осталась с ним одна. Совсем еще ребенок! Я все понимаю. И ты обо всем знала с самой аварии… бедняжка моя. Сколько тебе потребовалось мужества, чтобы скрывать все от меня, потому что я был болен. Дорогая, любимая моя Сигна, как много ты для меня сделала!

Сигна разрыдалась у него на плече.

— И все равно я не твоя жена — я его жена! — плакала она. — Блэйк, как же мы переживем это?

— Конечно, это ужасно, милая. — Он обнял ее, стараясь утешить, хотя сам сейчас гораздо сильнее нуждался в утешении. — Надо что-то делать. Я выйду из больницы и сразу посвящу все свои силы тому, чтобы найти этого мерзавца и устроить для тебя развод.

— Я должна быть с тобой, я должна быть твоей, — сказала она, и слезы градом катились по ее щекам. — Я принадлежу тебе сердцем и душой… не ему, Блэйк.

Он целовал и ласкал ее.

— Не принимай это слишком близко к сердцу, любимая. Я клянусь, в один прекрасный день ты действительно станешь моей женой. Что же касается Паулы… бедная Паула… каким потрясением должно было это стать для нее.

— Просто ужасным. — Сигна утерла слезы. — Я не единственная, кто пострадал от Ивора. Он настоящее чудовище, Блэйк.

— Ему еще воздастся по заслугам, — медленно произнес Блэйк. — Таких мерзавцев еще свет не видывал.

— Сэр Барклей считает, что он душевнобольной, — сказала Блэйку Сигна. — Сэр Барклей был ужасно добр ко мне и Пауле. Он пообещал встретиться с Ивором и договориться о немедленном разводе. Мы не хотим терять время.

— Слава богу, и спасибо сэру Барклею, — ответил Блэйк. — Я здесь так чертовски беспомощен. Но сегодня утром доктор обрадовал меня — на следующей неделе я, скорее всего, встану на ноги.

Сигна прижалась к нему.

— Милый, любимый Блэйк, — сказала она. — Раз мы так сильно любим друг друга и ты прощаешь меня за то, что я вышла замуж за Ивора, все остальное не имеет значения.

— Любимая, честное слово, тут нечего прощать, — ответил он, страстно целуя ее. — Ты любишь меня. Вот что главное. Все остальное случилось не по твоей вине. Ты сама видишь, какой силой убеждения обладал Гардинер. Не только ты, но и Паула, женщина опытная в подобных делах, оказалась податливой как воск в его руках.

В тот же день сэр Барклей попытался встретиться с Ивором. Но Ивор исчез, уехал из Бэзинстоука, забрав вещи, на своей спортивной машине.

Проходили дни, а о нем не было никаких известий. Сигна и Блэйк напряженно ждали. Они не знали, где сейчас Ивор, и не могли начать процедуру развода без него. Когда из Сингапура, наконец, пришло письмо с копией свидетельства о браке между Ивором Гардинером и Сигной Мэнтон, оно было встречено без особого энтузиазма. В нем уже не было надобности. Они все и так теперь знали, что Ивор и Сигна были женаты.

Блэйк вышел из больницы — худой юноша с запавшими глазами, лишь отдаленно напоминающий себя прежнего. Однако веры в свою любовь и мужество ему было не занимать, он хотел жить и любить — любить Сигну. А больше всего он хотел, наконец, сделать Сигну своей законной женой и вернуть в ее красивые глаза счастье и спокойствие.

Уезжая из Бэзинстоука, Сигна испытывала невероятное облегчение. Она не хотела больше никогда видеть этот город. Он весь был пропитан для нее болезненными воспоминаниями. Ей казалось, что с момента аварии на машине Паулы ее жизнь пошла наперекосяк… начались все эти жуткие неприятности. Паула полностью разделяла ее чувства. Они обе, если придется вернуться в Бэзинстоук, сделают это с большой неохотой. По дороге обратно в Лондон Паула размышляла о том, что для нее жизнь изменилась, пожалуй, гораздо сильнее, чем для Сигны и Блэйка. Ее сердце было разбито, она разочаровалась в мужчине, которому отдала свою любовь. Она чувствовала, что даже из ее танца ушло вдохновение. Ивор нанес ей тяжелый удар, оправиться от которого будет нелегко.

Это сэр Барклей помог ей вновь обрести подобие утерянного счастья и снова посвятить себя работе. В течение первой недели после их возвращения в город он был частым гостем в квартире на Уайтхолл-Корт и не позволял Пауле расклеиваться после перенесенного потрясения.

— Прежде всего вы балерина… великая балерина, — без конца напоминал он ей. — Как бы вы ни были несчастны как женщина, дорогая моя, не забывайте о своем искусстве. Вы предадите свой талант, если перестанете танцевать или заботиться о том, что с вами будет дальше.

Паула затравленно взглянула на него.

— Дайте мне время, — ответила она. — Я не могу вот так сразу все забыть. Все это было так ужасно. Это хуже, чем потерять любимого человека, когда он умирает. О, сэр Барклей, это было так унизительно…

Он прекрасно понимал ее и сказал ей об этом; но все же он постарался внушить Пауле, что необходимо перебороть свое горе и продолжать выступать — если не ради себя самой, то ради публики.

— Они вас любят. Они по вас скучают. Вы должны вернуться в балет и постараться снова стать собой, — сказал он.

Она посмотрела на него больными глазами, и он почувствовал, как его переполняет ненависть к Ивору Гардинеру, человеку, который стал причиной ее страданий. Его красивая, чудесная Паула! Да, этому безумцу придется за многое ответить. Он разрушил покой не только Паулы… но также и ее юной сестры… и в придачу к этому счастье честного парня, который по-настоящему любил Сигну.

— Паула, — Додсон назвал ее по имени и осторожно взял ее за руку, — вы были такой гордой, дорогая моя. Вы так высоко несли свою красивую головку. Поднимите же ее снова, Паула. Вы не должны горевать или сожалеть о безумном человеке.

Паула со слабой улыбкой посмотрела на него.

— Вы правы. Я знаю, что вы правы, — сказала она. — Ивор действительно был безумен… И я должна собрать всю свою гордость и не думать о нем. Я снова буду танцевать. Обещаю вам.