Ангел ночи

Когда Дотти исполнилось восемнадцать, а Роуленд закончил колледж, они поженились. Мама сначала была против, но потом Рол так ей понравился, что она согласилась. Я, конечно, ужасно страдала. На свадьбу я по просьбе Дотти накрасилась и оделась так, чтобы мы были с ней как можно более не похожи. А потом сестра сама постриглась, перекрасила свои русые волосы в темно-рыжий, в общем, сделала все возможное, чтобы изменить внешность.

Молодожены поселились в квартире, которую снимал Роуленд, а через год они собирались купить дом. До поры до времени у них все шло замечательно, Дотти почти каждый день звонила мне и рассказывала, как она счастлива. Я, молча, страдала, о чем сестра не знала, но, как мне кажется, догадывалась. Но так или иначе она-то ни в чем не была виновата, а я считала себя виноватой и, разумеется, ни на что не претендовала. У меня было достаточно поклонников, но я ни на кого из них не обращала внимания, мои мысли занимал один Рол.

Но вот однажды Дотти вся в слезах пришла. 0 мне поздно вечером — так, чтобы мама не видела, — и рассказала следующее. Оказалось, то муж бесплоден, а она страшно хочет ребенка, мальчика, и уже воображает, какой он будет красивый — вылитый Рол. Моя сестра всегда была весьма нервной и впечатлительной, и это известие поразило ее ужасно. Она плакала навзрыд и спрашивала меня, как ей быть. Я родилась на несколько часов раньше ее, поэтому она относилась ко мне как к старшей сестре и всегда спрашивала совета. Развод был для Дотти невозможен, потому что она очень любила мужа, но и перспектива остаться без детей казалась ей ужасной. Для Рола эта новость тоже явилась страшным ударом, и он даже запил. Кончилось тем, что Дороти на время ушла от него и пришла пожить к нам.

Рол явился через несколько дней и долго объяснялся с ней за закрытыми дверями. Он казал, что попробует вылечиться от бесплодия, поклялся больше не пить. Обнадеженная Дороти вернулась к нему, но через неделю снова приехала к нам: результаты обследования ее мужа были неутешительными. Роуленд с горя снова стал пить, да еще и пропадать где-то ночами, а Дотти вообще попала под наблюдение психиатора. Я сама была в отчаянии. Мне было ужасно жалко сестру, и я не понимала, почему судьба так жестоко с ней обошлась. С другой стороны, мне было жалко и Рола. Я рыдала по ночам в подушку, думая, что на месте Дороти я бы приняла его таким, какой он есть. В конце концов, усыновила бы ребенка. Мне казалось, что, будь Рол моим мужем, я была бы менее эгоистична и поддержала бы его.

Через некоторое время Роуленд, поняв, что он скоро просто потеряет жену, пришел в себя и решил ехать в Швейцарию к какому-то известному специалисту. Это была его последняя надежда. Дотти жила у нас и продолжала наблюдаться у психиатра. Рол вернулся через несколько месяцев совершенно счастливый. В Швейцарии ему помогли, и теперь у него появилась надежда на продолжение рода. Они снова стали жить вместе, и Дотти даже перестала принимать свои ужасные таблетки.

Пару недель все шло хорошо, но как-то вечером сестра позвонила мне и сказала, что ей нужно срочно со мной поговорить. Голос у нее был такой, что я поняла: случилось что-то страшное. А случилось действительно страшное: сестра была беременна, уже на четвертом месяце. Она не могла даже объяснить, как это случилось. В тот момент Дотти была просто не в себе и с трудом понимала, что делает. Отца своего ребенка она видела-то всего один раз, случайно познакомившись с ним на какой-то вечеринке, а потом зачем-то поехав к нему домой. О том, что она беременна, сестра и не подозревала. Она тогда принимала психотропные препараты и решила, что цикл сбился из-за них: врач сказал ей, что так бывает. Но, когда признаки беременности стали слишком явными, она тайком от мужа прошла обследование.

Дороти находилась в таком состоянии, что в любой момент могла покончить с собой. Я просто не знала, что с ней делать. В конце концов, я дала ей успокоительное и отправила в постель. Сама стала думать. Признаться Ролу во всем казалось немыслимым, маме — тоже. Помощи и даже совета ждать было неоткуда. Делать аборт было уже поздно. Ситуация казалась безвыходной. И тогда мне пришло в голову, что единственное, что мы можем предпринять, это выдать меня за нее, а ее за меня. Знай я, чем это кончится, я бы предпочла оставить все как есть и убедила бы ее сказать Ролу правду. Но, поскольку нам этого не дано, я разбудила Дороти и предложила ей свой план. Сестра сначала была против, поскольку речь шла о том, что мне придется изображать жену Рола и, значит, с ним спать. Но потом мы придумали выход и из этого положения. Дотти должна будет, став мной, перeеxaть в мою комнату, а я, притворяясь ей, лягу в нервную клинику и останусь там до тех ор, пока она не родит.

План был сложный, но теоретически выполимый. По крайней мере, у Дороти появлялась надежда, что муж не узнает о ее измене. Отца своего будущего ребенка сестра с трудом помнила и уж конечно не испытывала к нему ничегo, кроме отвращения. При этом у нее было жуткое чувство вины по отношению к Ролу. Что касается меня, я даже не могу сказать, кого из их мне было больше жалко. Кстати, меня саму учило чувство вины по отношению к Дороти, поэтому я считала, что обязана ей помочь. Во всяком случае, другого выхода из этого кошмара я просто не видела. Мне не хотелось, чтобы моя сестра отравилась своими таблетками, а она была готова сделать это в любую минуту.

Итак, мы с ней перекрасили волосы и продумали план действий. Той же ночью Дотти подробно рассказала мне все про свою семейную жизнь и мужа, а потом объяснила, что надо сделать, чтобы симулировать нервное расстройство. Впрочем, я сама была на грани срыва из-за своей несчастной любви, а Дороти до этого уже наблюдалась в клинике, так что с этим особых проблем не было. Основная проблема состояла в том, как мне сыграть жену Рола, не выдав при этом себя. Но я была тогда сама на грани нервного срыва, и мне без труда удалось убедить Рола, что я нуждаюсь в лечении. Он любил мою сестру и чувствовал себя виноватым в ее болезни, так что немедленно согласился, чтобы меня поместили в клинику. Мама была в ужасе: одна дочь — в сумасшедшем доме, другая — беременна неизвестно от кого и собирается рожать. Но все-таки нам удалось их обмануть, убедив, что я — это Дотти, а Дотти — это я.

Рол обращался со мной, как и подобает нежному любящему мужу. Он постоянно приезжал в клинику, засыпал меня цветами и подарками, подолгу беседовал с врачом и страшно переживал, что я не выздоравливаю. Врач успокаивал его, говоря, что я чувствую себя в общем-то нормально, просто у меня сильный сексуальный невроз и нам нужно некоторое время пожить раздельно. Когда меня выписали, и я по совету доктора вернулась домой к маме, Роуленд был готов это терпеть и ждать сколько угодно, лишь бы я, то есть его жена, поправилась. Он был очень добр и мил со мной, и я страшно боялась, что в один прекрасный момент не выдержу этой роли и во всем ему признаюсь. Я уже действительно сходила с ума. Однажды Рол пришел к нам и сказал, что врач рекомендовал мне вернуться домой. Я сначала отказывалась, но доктор позвонил мне и сказал то же самое. Доли была в истерике, я — тоже, но Рол и врач мягко настаивали. Мне пришлось согласиться. Тогда сестра сказала, что, если я пересплю с ее мужем, она точно покончит с собой. Я заверила ее, что в любом случае не смогу этого сделать, потому что я девственница и он сразу все поймет. Я обещала ей, что сделаю все возможное, чтобы его к себе не подпускать.

Несколько дней все было нормально. Рол и до этого вел себя как любящий супруг, но тут просто превзошел самого себя в галантности и предупредительности. Однако на четвертую ночь он явился ко мне в комнату, лег рядом и сказал, что больше так не может. Я не нашла в себе сил его оттолкнуть. В конце концов, я бы плюнула на все и переспала с ним, если бы не ужасный страх, что он все узнает, а моя несчастная беременная сестра отравится. В результате в процессе великолепной любовной прелюдии со ной случилась такая истерика, что на следующee утро я снова отправилась в клинику. Испуганный Рол поклялся больше никогда против моей воли ко мне не прикасаться. Я ему поверила и через несколько дней опять вернулась к нему, и мы просто стали жить в соседних комнатах. До родов оставалось еще месяца три, а мы с сестрой уже обе были на грани сумасшествия.