Твое имя – страсть

Не веря себе, Стив пробежал пальцами по стежкам. Постарался уверить себя, что это не может быть правдой. Моника не могла сделать такое, имея под рукой всего лишь иголку, да ножницы. Она не могла вырезать пуговицы из оленьего рога и так отполировать их вручную. Не могла час за часом класть на ткань мельчайшие стежки, пока не начинало темнеть. Просто не могла… И все же она это сделала! А потом узнала, кто он такой, и уехала прочь, ни словом ни обмолвившись о подарке, который так старательно готовила.

«Что в пакете?» — «Тебе это не нужно».

Стив прикрыл глаза, не в силах вынести боль, которая рвала ему душу.

«Почему ты ушла?» — «Мне там не место. Мое место здесь, на летнем Лугу с мужчиной по имени Стив».

Минувшей ночью он не спросил ее, что означали эти слова. А теперь испугался, оттого что понял. Лето кончилось. Моника обнаружила, что человека по имени Стив никогда не существовало вне этого не ведающего времени Луга.

Рубашка — осязаемое доказательство того, чего он по слепоте своей не увидел.

«Что в пакете?» — «Тебе это не нужно».

Стив глядел на рубашку, пока все в глазах не расплылось от слез, серебряными полосками покатившихся по его щекам. Он медленно снял куртку, давно полинявшую рабочую рубаху и надел подарок, приготовленный Моникой для нищего ковбоя по имени Стив.

Рубашка подошла так же, как сама Моника. Безупречно.

Она направила мерина на тропу, уводящую прочь от дороги для повозок, в сторону соседнего ранчо Лейтонов. Проныра шел ленивой трусцой. Моника понукала его криками и ударами каблуков, но он прибавлял скорость неохотно и ненадолго. Проныра хотел обратно в свою конюшню и не желал идти в другом направлении. Он шарахался от каждой тени, застревал на каждом крутом повороте извилистой тропы и держал уши отведенными назад, всячески показывая, что, у него дурное настроение.

— Слушай, — сказала Моника, наклоняясь к прижатым ушам, упрямого животного, — я знаю, что это дорога не на твое ранчо, но это та тропа, по которой хочу ехать я.

— Ты в этом уверена?

Вскинув голову, Моника взглянула перед собой. Стив сидел верхом на Черте и смотрел на нее. Шкура коня лоснилась от пота, широко раздувающиеся ноздри жадно глотали воздух. На упряжи и седле болтались обрывки осиновых и хвойных веток.

— Как ты?… — У Моники вдруг пропал голос.

— Напрямик, — кратко ответил Стив.

— Тебе не надо было, — вымолвила она, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Я хотела, чтобы ты помнил меня улыбающейся.

— Нет. Я должен был тебя догнать. Ты оставила кое-что важное.

Она беспомощно смотрела, как он расстегивает куртку. Увидев рубашку, побледнела.

— Т-ты не понимаешь, — с болью выговорила Моника, сдаваясь в неравном поединке со слезами. — Я сшила ее для ковбоя по имени Стив. Н-но его за пределами летнего Луга не существует. И меня тоже.

— Ошибаешься! Я вполне реален, и ты тоже. Иди сюда, малышка!

От этой мягкой команды Моника затрепетала.

— Я не думаю…

— Предоставь думать мне, — твердо произнес Стив. — Подойди ближе, детка. Ближе.

С мучительным вздохом она прикрыла глаза, не в силах ни глядеть на него, ни касаться. Он был так близко, и — недосягаемо далеко.

Стив, привстав в стременах, наклонился к Монике, заключил в объятия и зарылся лицом в ее волосах. Руки девушки медленно обвились вокруг его шеи, затем обняли так же крепко.

— Луг или дом на ранчо, лето или зима, — сказал он, — Стив, или босс Дик, или Гордон Стивен Диксон-третий — это все равно. Все они любят тебя. Я люблю тебя. Я так тебя люблю, что не знаю, с чего начать говорить о своей любви.

Он поцеловал Монику, желая сказать ей, как любит ее, как нуждается в ней, как дорожит ею, но у него не было слов. И тут почувствовал ее жгучие слезы на своих губах, услышал прерывистый шепот. Моника тоже говорила ему о любви. Он крепко прижал ее к себе, зная, что никогда больше не проснется один ни на Лугу, ни на ранчо…