Сердитая сеньорита

До сих пор Синклер успешно и без лишнего шума руководил операцией, проведя кражу всех драгоценностей без единого выстрела. Но «Интерпол» не мог рисковать и надеяться на то, что преступник не применит силу в случае угрозы. Любой способен нажать на курок, если провалена операция на миллион долларов.

Питер неподвижно стоял в темноте. Ему всегда легко удавалось долго ждать. В деле детектива терпение — необходимое качество. Но сейчас ожидание больше напоминало пытку. Его мозг отказывался расслабляться.

Ночное небо почему-то превратилось в киноэкран. Вот Анхела на пляже, ее пристальный взгляд и возмущение, с которым она слушала историю о расследовании в Бате. Силуэт Анхелы, освещенный солнечными лучами. Анхела в комнате для гостей, ее голова откинута назад… нежная кожа, которую он целует жадными губами…

Его тело напряглось, словно девушка была в темноте рядом с ним.

Нет, лучше думать о деле. Надо предусмотреть, что может случиться, когда Синклер выйдет из дома и перейдет улицу, подумал Питер. Люди из «Интерпола» могут опоздать, и тогда ему все придется делать самому.

Надо собраться и сконцентрироваться на деле. Не стоит думать об улыбке Анхелы, ее стремлении переделать этот полуразрушенный дом и о том, как мягки были на ощупь ее шелковистые и непослушные волосы. Не надо вспоминать, каким податливым было ее гибкое тело в его объятиях. Правда состояла в том, что тело и душа Питера жаждали быть рядом с ней, а не торчать здесь, в темноте, в бесконечном ожидании.

Листва впереди зашевелилась. Хрустнула ветка, и Питер понял, что к месту его засады приближается кто-то гораздо крупнее белки.

В блеклом свете луны он разглядел Синклера, осторожно пробирающегося по открытому пространству, от одного куста к другому, по направлению к маленькой дверке у крыльца. Еще секунда, он нагнулся, открыл дверь и нырнул в темноту. Через мгновение Норманн снова показался с сумкой в руке.

Питер пожалел, что у него нет фотоаппарата. С собой был лишь большой диктофон, который мог записывать звуки с больших расстояний. Скорее всего, подумал он, интерполовцы приедут еще не скоро.

Только бы другой находящийся здесь свидетель оставался внутри, в безопасности и за закрытой дверью.

Пожалуйста, Анхела, не выходи наружу, останься внутри дома!

Увы!

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнула девушка. Она нагнулась вперед и положила руки на перила, словно ей захотелось поболтать. Вслед за ней, зевая, вышел Пират и уселся рядом с хозяйкой.

— Эй, Норманн! — звонко позвала Анхела. — Опять изучаешь птиц в естественных условиях?

От неожиданности Синклер подпрыгнул дюймов на шесть.

— Анхела! — воскликнул он надтреснутым голосом. — Что ты здесь делаешь?

Забудь об «Интерполе», сказал себе Питер, ты здесь один и рассчитывать придется только на себя одного.

Он достал диктофон из специальной сумки, которую принес с собой, нажал на запись и укрепил грушевидный микрофон в искривление ветки на дереве, на расстоянии метров десяти от места, где на тропинке спиной к детективу стоял Синклер.

Затем Питер перераспределил свой вес и слегка присел, готовый в любую минуту выскочить.

— Я здесь живу, забыл? — Девушка указала кивком на сумку. — Ты мне что-то принес или забираешь это с собой?

— Что ты имеешь в виду? — Сумка с глухим звуком упала на землю.

Вздрогнув, Питер усилием воли заставил себя остаться на месте.

Норманн начал медленно подниматься к Анхеле по ступенькам крыльца, оставив сумку на земле. У Питера сжалось сердце от дурного предчувствия, и он пожалел, что не арестовал Норманна сразу, как тот появился из-под крыльца.

Когда же появятся Пабло и Диего?

Норманн уже приблизился к Анхеле и встал рядом с ней. Она по-прежнему лениво облокачивалась на перила, словно их разговор был просто праздной болтовней. Пират обнюхал брючину Норманна и дружелюбно вильнул хвостом.

— Ты ведь прятал свои вещи под моим домом задолго до того, как я сюда переехала, так? — насмешливо заметила Анхела. — По ночам я слышала какие-то звуки, но не думала, что это ты.

У Питера внутри все оборвалось. Только не конфронтация, взмолился он про себя, никакого давления.

— Видишь ли, я ее нашла. — Девушка указала на сумку. — И мне стало интересно, чьи это драгоценности и куда они потом деваются.

— Тебе действительно хочется это узнать? — наконец обрел дар речи Синклер.

Неважно, насколько чувствительным был диктофон Питера. Голос Анхелы был таким отчетливым, что, наверное, был бы хорошо слышен даже на другом конце большого зала суда. Но почему она так рискует? Почему дает Норманну понять, что все знает? Неужели она не понимает, насколько это опасно?

— Да, потому что я работала в кругах, недалеких от ювелирного дела. Опознать еврейские драгоценности не стоит большого труда. Поэтому я хочу знать вот что: когда я получу свою долю?

У Питера к горлу подкатила тошнота, и он больно прикусил нижнюю губу.

Так вот в чем дело. Неужели его рассудок оказался прав, а сердце ошибалось? Снова…

Синклер попятился назад, к сумке, словно проверяя, на месте ли она, но при этом он не спускал глаз с Анхелы.

— Доля, какая доля?

Девушка подбоченилась.

— Может, хватит повторять мои слова? Ты несколько месяцев пользовался моим домом как тайником, верно? Мне полагается плата. Если угодно, можно назвать ее арендной.

Даже на таком расстоянии Питер уловил в ее голосе странные нотки. На страх непохоже. Должно быть, злость. Или, скорее, нетерпение.

Синклер взглянул на Анхелу.

— Не думаю, что соглашусь платить тебе «арендную плату».

— А я думаю, что согласишься. Да ладно, Норманн. Скажешь покупателю, что мы партнеры, просто меня еще не было на борту. Но сейчас — это так. Я смогу тебе помочь.

— Мне не нужна помощь!

— Но тебе же помогает Эстебан. Не говоря уже об остальных.

— Откуда ты знаешь?

— Что же я могу поделать, если стою у окна, когда к тебе заходят знакомые мне люди. Да еще они при этом помахивают такими знакомыми черными бархатными шкатулочками.

— Мне кажется, Анхела, ты суешь нос не в свое дело.

— Неужели? — насмешливо сказала девушка. — А я думаю, что это мое дело. Учитывая, что мне многое известно, мы могли бы стать неплохой командой.

Питер с отчаянием оглянулся на диктофон, тихо выполняющий свою работу. Голос Анхелы звучал так же отчетливо, как на ее радиопередачах. Словно она…

Детектив застыл на одном месте.

Ее голос…

Большинство людей никогда не разговаривают отчетливо в личной беседе, тем более уж не думают о голосе, когда разговаривают с преступником в темноте. Для девяноста процентов людей говорить таким голосом без усилий просто совершенно невозможно. Исключение составляют актеры и радиокомментаторы.

С сердца Питера будто упал камень, и он упрекнул себя в непонятливости.

Это был гениальный спектакль одной актрисы, которая была уверена в том, что, кроме преступника, других зрителей у нее нет. Нет ни одного человека, который мог бы помочь…

Анхела думала, что она совершенно одна, и, потому делала все возможное, чтобы задержать Синклера с товаром в руках, надеясь, что кто-нибудь за это время придет.

Храбрая, сумасшедшая женщина. Она все время держала Питера в напряжении, эта женщина, которую он любил.

Да, любил, черт возьми! Сомнения, которые преследовали Питера, отравляли его ум и отдаляли от Анхелы каждый раз, когда он вспоминал о сумке с драгоценностями, растаяли как дымка на солнце.

Призрак Деборы засмеялся из глубины его памяти, но он уже не имел над Питером такой власти, как раньше. Нет, нельзя больше покорно сидеть в кустах, когда женщина, которую он любит, в опасности. Нужно как-то показать, что она не одна.

Синклер стоял спиной к деревьям, а Анхела лицом к Питеру. Медленно, движимый силой своей неопровержимой догадки, детектив распрямился, показавшись в поле зрения девушки.

Их взгляды встретились.