Рыцарь моих снов

Часть четвертая,

в которой духи и гроза

— Ты спятила? Что на тебя нашло? — Ален плюхнулся на сиденье и кинул под ноги зонт, мокрая до нитки Моник была уже за рулем и заводила мотор. Хорошо хоть кожаная обивка, подумал он, с отвращением глядя на лужу под ее ногами. — Ты же не хотела ехать! Закатила сцену! Нажаловалась сестре, что я тебя гоню! А теперь сама несешься как наскипидаренная! Какая кузина? Откуда она взялась?

— Да? Ты не выгонял? Трус! — не обращая внимания на вопрос о кузине, сквозь зубы выдала Моник. — А кто первым захотел уехать? Разве не ты? Так теперь чем ты не доволен?

— Сестра просила меня остаться, обнаружила, что пропал ключ. Ей было бы спокойнее, если бы мы ночевали за стеной.

— Обнаружила! Болтай! Да ты просто струсил! Ты сам велел запереться ей на задвижку.

А кто бы не струсил в моей ситуации? — подумал Ален. Он очень явственно представил себе, как в первую брачную ночь Моник проделывает с ним, Аленом, ставшим к тому времени владельцем замка, ту же самую процедуру — укол смертельной дозы наркотика в руку спящего, несколько доз подбрасываются в его вещи, скажем, в кейс или в «аптечку» в ванной. Бррр… Леший с ним, с этим замком! Конечно, расставаться с Моник не хочется, уж слишком хороша… Но единственный выход — не допустить, чтобы Моник прикончила сестру, и никогда не регистрировать брак с кровожадной красоткой. Только так Ален сможет обезопасить себя.

— А если какой-нибудь бенорельский болван возжелает ее ночью? — Ален сменил тему и перешел в наступление. — Естественно, я выразил заботу. Как-никак она моя сестра. И ты сама просила меня быть с ней поласковее, а теперь своей выходкой поставила в идиотское положение! Что ты там всем плела про кузину? Откуда она взялась?

— Ты действительно идиот, мой дорогой! — Моник снова обошла молчанием обидчивую родственницу, съехала с дороги и остановилась. — Лучше момента не будет! Никакие уколы не нужны! Завтра утром Анабель идет на башню с этими кретинами, дедом и внуком, и они все дружно сваливаются с башни.

Она точно спятила, леденея, подумал Ален.

— Идеальное алиби — Жозефина и ее люди. Дед и внук никому не нужны, — рассуждала Моник. — Если же она свалится в компании с Жозефиной, то следствие будет колоссальным. А так — просто несчастный случай. Дай мне сигаретку, дорогой.

— Почему они должны свалиться? — Ален протянул ей сигареты, себе тоже взял одну и щелкнул зажигалкой, чувствуя, что едва справляется с трясущимися руками.

— Там опасно. — Моник безмятежно выпустила дым через ноздри, как дракон. — Твоя сестра сама сказала мальчишке, что там опасно, — выразительно повторила она.

— Да это отговорка, чтобы не переться туда ночью!

— Поэтому мы с тобой должны сделать так, чтобы было действительно опасно. Все очень просто: разворотить камни стены — они облокотятся и упадут вниз. Идем, Котик.

Моник мотнула головой в сторону замка, открыла дверцу, швырнула в дождь недокуренную сигарету, вышла из машины и захлопнула дверцу. Как замедленная съемка или даже картинки комикса, подумал Ален, делая затяжку. Происходящее не могло иметь к нему никакого отношения.

— Да идем же! У нас мало времени! Ну чего ты расселся! Идем! — Моник открыла дверцу с его стороны и потащила наружу. — Дождь теплый! Пошли, пошли! Ну, Котичек! — Она прильнула к нему. — Ну, не будь трусишкой! Все получится!

В мокром платье она была такая обольстительная, даже еще более эротичная, чем вообще без одежды. Ров давным-давно зарос травой и кустами. Наверное, это был самый восхитительный половой акт в жизни Алена: под вспышки молний и раскаты грома, в потоках воды на пружинящей от влаги траве. Словно под ним извивалась настоящая русалка, а происходило все на дне морском.

— Ты великолепен, мой тигр! Мой герой!..

В стене было полно проломов. Они вошли в замок, пробрались в подвал Капустной башни. Алена снова трясло от вожделения, когда его русалка с крошечным фонариком — вся такая аппетитная, с изящной головкой, облепленной мокрыми волосами, искала что-то в заставленном бочками подвале.

— Я хочу тебя, Моник!

— Да, да, мой дорогой! Да!..

Они покатились по мягкому от вековой пыли каменному полу. Слабого луча фонарика хватало как раз на то, чтобы видеть, как сладостно вибрирует ее змеящаяся тень.

По изъеденным временем ступеням они поднимались почти на ощупь, потому что Моник велела ему нести капустную сечку, а в другой — у Алена был фонарик, но этой другой рукой он все время ласкал ее русалочье тело, предвкушая, как очередное соитие произойдет на башне. Можно сказать, в небесах! Бесценная баба — третье желание за какие-то полчаса!

— Нет, Котик. Потом, я устала. Давай сначала сделаем дело.

На площадке башни на фоне готических зубцов, в потоках дождя и в таинственном серебристом свете мокрая русалка была еще притягательнее! Но он все же нашел в себе силы, чтобы попытаться убедить Моник в бесполезности ее затеи.

— Кладка очень прочная. Посмотри сама, тут не вывернуть ни одного камня.

— А я говорю, мы сделаем это! — Она решительно топнула.

Железные плиты пола звонко отозвались пустотой. Моник насторожилась и топнула еще раз, вглядываясь в узор из крупных, средних и мелких мокрых квадратов.

— Что там, Ален?

— Моник, там ничего нет. — Он шагнул ближе и впился руками в ее бедра. — Моник… Не хочешь здесь, поехали домой. — Сейчас он мечтал уже не только о ней, но и о том, как бы убраться отсюда поскорее. В мокрой одежде было холодно. — Пол металлический, стены крепкие, хватит ерунды, Моник!

— Металлический? Под ним ничего нет? — Она отпихнула Алена и встала на колени. — Отлично!

Она ползала по полу на коленях, выставив вверх круглые обтянутые мокрой тканью ягодицы, и пыталась поддеть своей дурацкой сечкой хотя бы одну из плит. Глупышка, меланхолично думал Ален, наблюдая, как двигаются ее ягодицы. Для удобства наблюдения он присел на лавку. Плевать, сегодняшний вечер стоит загубленного костюма.

— Смотри! Я нашла! — вдруг завопила Моник. — Самый маленький квадратик поддался!

Соблазнительно присев на корточки, она действительно начала вытягивать что-то из пола. Невероятно…

— Эта плитка — как бы головка штыря. Смотри, смотри, Котик, я его вытаскиваю! Да помоги же ты мне!

В серебристых потоках ее лицо было потрясающим, неземным! И вдруг прямо над головой Моник сверкнула молния! Ужас, зачем она тянет эту железку? Молния может влететь в нее!

— Прекрати! — возвращаясь из сказки про русалку и перекрикивая раскаты грома, заорал он. — Прекрати! Это опасно!

— Ты должен мне помочь! — Штырь был уже на уровне ее колен; она распрямилась. — Если ты любишь меня, помоги!

Впервые в жизни Винсенту предстояло спать на трехсотлетней кровати с балдахином в комнате, обитой еще более древними поблекшими гобеленами, и трогать руками такие предметы, каждым из которых мог бы гордиться любой музей: каминные часы восемнадцатого века с Амуром и Психеей, бронзовую вазу в виде слона, наверное, ровесницу Крестовых походов, видно же, восточная и очень старая. Безделушки на комоде вишневого дерева с элегантно выгнутыми ножками и круглыми же бочками — барокко. Музыкальная шкатулка, которая тоненьким колокольчиком играет: «Ах, мой милый Августин…», когда поднимешь крышку и начнет танцевать потешная обезьянка в чепце и кринолине. Или вот — самые настоящие дуэльные пистолеты в футляре, пахнущем мускатным орехом, на красном бархате. Есть даже шомпол и две блестящие пули. Но все равно — это не то. Подумаешь, возраст — два-три столетия! Разве это древность?

Мальчик погладил резные столбики кровати и посмотрел на бронзовую слоновую вазу. Вот перенестись бы в настоящие рыцарские времена! А что? Можно же потихоньку спуститься в вестибюль — все давно спят, а дед вряд ли расстанется до утра со своим новым другом — мсье Гереном.

Винсент прислушался: болтают в соседней комнате и хихикают, совсем как мальчишки. Мимо них, конечно, не пройдешь, но ведь можно запросто улизнуть в окно — прямо на крепостную стену. Потом пробраться в Капустную башню; госпожа баронесса говорила, что ее лестница где-то выходит на стену. Затем подвалом в кухню, а там и вестибюль! Примерить латы и шлем. Можно, конечно, и завтра, госпожа баронесса разрешит примерить, видно же, что она добрая.