Истерзанное сердце

Все вокруг дышало безмятежным покоем, будто на время здесь остановилась всякая жизнь, создав для ее страданий атмосферу стерильной пустоты. Ее взгляд беспокойно блуждал по обставленной со вкусом комнате, где она сидела.

Ничто не изменилось с тех пор, как она приняла девять месяцев назад решение оставить виллу и переехать на квартиру к Лорне. Выложенный мозаикой пол сиял безупречной чистотой, мебель соснового дерева с элегантной обивкой могла бы стать экспонатом на выставке «Дом и сад», стены, украшенные арками и альковами, как и прежде, привлекали взгляд. Да и с какой стати здесь что-то должно было измениться, с болью в сердце спросила она себя. По правде говоря, она мало что привнесла в размеренный быт Тэйна, если не считать нескольких незначительных изменений. Для мелких услуг по дому он нанял прекрасно справляющуюся со своими обязанностями Эфими.

Ее собственное влияние на жизнь Тэйна казалось ей поистине уникальным… по крайней мере раньше. Внезапно ее охватило такое отчаяние, что она вцепилась пальцами в лежащую на коленях сумку, как бы ища в ней опоры. Она всегда любила эту милую комнату. И всегда ей будет недоставать ее располагающей к покою атмосферы.

Звук отодвигаемой дверной задвижки предупредил ее о приходе Тэйна.

Повернувшись всем корпусом к открывшейся двери, Сапфира непроизвольно выронила свою сумку из нервно сжимавших ее пальцев; упав, она волчком завертелась по гладкому полу, пока наконец не остановилась чуть поодаль от нее. Сапфира почувствовала, как напряглось ее лицо от раздражения из-за собственной неловкости. Стоило ей на мгновение расслабиться — и вся ее внешняя уверенность и достоинство стали рушиться, подобно Кноссу накануне крушения Минойского государства!

Не сгибая спины, Сапфира осторожно опустилась на колено, чтобы поднять непокорную сумку, и медленно сосчитала до трех, стараясь прийти в себя, прежде чем она грациозно поднимется и встретит враждебный взгляд человека, наблюдающего за ней с видом погруженной в раздумье Немезиды, собирающейся вынести свой приговор.

Наверное, так выглядел Люцифер после последнего и нелицеприятного разговора с Богом, подумала она, позволив себе роскошь ответить на его оценивающий взгляд безмятежным взглядом своих голубых глаз и с удивлением отметив, что вопреки ее представлению о нем, о его неизменной, твердой, как алмаз, воле в этом доме он один успел как-то измениться в этом царстве невозмутимого постоянства! Еще темнее стали круги под глазами, чуть бледнее стало загорелое лицо, вокруг страстных, щедрых на ласку губ появились едва заметные морщины — свидетельство длительного внутреннего напряжения.

И все же в главном он остался прежним. Все та же горделивая и самоуверенная осанка вызывающе мужественного тела, тот же упрямый подбородок и столь знакомое выражение безжалостности, лицо, чуждое нежности и понимающего сочувствия. Неукротимый, подумала она, не в силах скрыть охватившую ее дрожь. Да, точнее не скажешь. Было что-то символическое в том, как несколько секунд назад она в буквальном смысле стояла перед ним на коленях. Поневоле вспомнишь Фрейда. Тэйн. Властелин… господин… повелитель.

Внезапно Сапфира покачнулась, и комната превратилась в погруженный во тьму туннель, поглотив неумолимое лицо Тэйна, исторгнув из нее тихий стон. Она скорее почувствовала, чем увидела, как расстояние между ними сократилось, и по внезапно повеявшему на нее теплу и безошибочно мужскому запаху свежевыбритого лица поняла в тот самый момент, что он подхватил ее в свои объятия и избавил от неудобства приземлиться на слишком жесткий пол.

Несмотря на обморок, сознание не успело полностью отключиться. Еще до того, как ее быстро и без усилий усадили в кресло, мозг вновь почувствовал живительную силу кислорода. Какая самонадеянность с ее стороны посчитать себя готовой к встрече с Тэйном в подобных обстоятельствах. Она явно недооценила силу его воздействия на нее и, возможно, переоценила себя.

— Возьми. Это поможет тебе восстановить силы. — Он протянул ей хрустальный бокал с бренди.

— «Метакса»? Мне? — Она уже успела прийти в себя и окинула его вызывающе насмешливым взглядом. — Но ведь день Святой Доминики будет в январе, а не в июне!

С болезненным удовлетворением отметила она, как побелели суставы его пальцев, обхвативших хрустальную поверхность бокала. Прекрасно, стрела достигла цели! Значит, он не забыл, как однажды, увидев ее с бокалом в руке, он заметил с ядовитым сарказмом, что она, повидимому, каждый день воспринимает как праздник Святой Доминики! Сапфира не поняла, что он имеет в виду, и с чувством спокойного превосходства он объяснил, что имеет в виду событие, когда гречанки празднуют День повитухи.

— Этот праздник имеет сомнительную славу единственного дня в году, когда нашим женщинам позволено быть несколько неумеренными в питье без страха подвергнуться критике за свою невоздержанность, — сказал он со значением.

Незаслуженный выпад глубоко ранил ее. Правда, она действительно каждый вечер перед сном стала выпивать по рюмке бренди, чтобы заснуть, но она вовсе не ожидала, что он оскорбит ее, назвав пьяницей, и боль от обиды все еще не утихла.

— Запомнила? — В устремленном на нее задумчивом взгляде уже не было напряженности. — Ты удивляешь меня. Сапфира. Я всегда думал, что обычаи и культура моей страны глубоко тебе безразличны.

— Я думаю, несправедливость надолго остается в памяти, — сухо сказала она. — Греция никогда не была мне безразлична.

— Значит, причина в самих греках или, точнее, в одном из них, не так ли? — Насмешливость его тона вызывала в ней желание ответить дерзостью.

Понимая, что это небезопасно, она сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с волнением, гордая тем, что может контролировать себя, и спокойно сказала:

— Если тебе хочется так думать, — ее плечи покорно опустились, — у меня нет никакого желания с тобой спорить.

— Твои взгляды явно изменились к лучшему, — мягко заметил он и вновь протянул ей рюмку. — Ну что ж, в таком случае прими свое лекарство — и улыбнись!

— Нет, нет, я не буду, — она сделала отстраняющий жест рукой. — Глупо пить на пустой желудок, особенно в такую жару.

— Ты не завтракала? — От раздражения его лоб прорезали морщинки. Вся его фигура выражала требовательное желание услышать от нее немедленный ответ.

Со вчерашнего дня у нее не было во рту ни крошки. В последнее время она утратила всякий интерес к пище. Чем меньше она ела, тем меньше ей хотелось есть. Она пожала плечами, болезненно ощущая критический, изучающий взгляд Тэйна, от внимания которого не ускользнула ее чрезмерная худоба.

— Мне не хотелось есть, — равнодушно ответила она, надеясь, что он переменит тему. — Иногда в жару со мной такое случается.

— Г-м… — нетерпеливым жестом он поставил рюмку на стол рядом с нею и поспешил к двери, чтобы позвать Эфими. Его голос властно нарушил тишину холла. — Пожалуйста, чтонибудь повкуснее для моей жены, и немедленно. Что-нибудь для поднятия аппетита…

Он быстро вернулся в гостиную и остановился перед ней, высокий, мужественный, прекрасный в своей властной уверенности в себе. Его неотразимое обаяние когда-то произвело на нее глубокое впечатление. Теперь же, гладя на него, она не испытывала былой радости. От того, что было и что она искренне считала любовью, осталась лишь боль, боль, ставшая неотъемлемой частью ее существования в последние несколько месяцев.

— Эфими принесет тебе что-нибудь поесть, — сухо сказал он, с вызовом глядя на нее. — Сделай одолжение, поешь немного, Сапфира. В данных обстоятельствах твой отказ будет выглядеть непростительно безответственным. Если ты не боишься садиться за руль в таком состоянии, подумай хотя бы о том, что рядом будет моя дочь.

Слишком взвинченный, чтобы спокойно стоять на месте, он нервно расхаживал по комнате, глубоко засунув руки в карманы домашних брюк, отчего они плотно обтягивали его стройные ягодицы. Слегка ссутулив свои мощные плечи, он вышагивал перед нею с грациозной стремительностью хищного зверя. Его жесткие, непокорно вьющиеся темные волосы красиво обрамляли великолепную голову.