Заветное желание

Рис кивнул. Он даже не мог представить боль своего друга и не хотел представлять.

— Конечно. Ты узнал еще что-то насчет его отвратительного прошлого?

Саймон тяжело сглотнул.

— Да. Я навел справки о других его сыновьях.

— Зачем? — нахмурился Рис.

— Я хочу с ними познакомиться, Уэверли.

— Познакомиться с ними? Какого дьявола ты собираешься это делать? Они тебе не ровня. Если ты впустишь подобных людей в свою жизнь, это не принесет тебе ничего, кроме опасности возможного шантажа и боли. Я не хотел бы видеть, как ты страдаешь за грехи своего отца.

— Возможно, ты и прав, мой друг.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Рис.

— Начну с самого начала, — ответил Саймон. Встав, он принялся беспокойно ходить по гостиной, чем усилил тревогу друга. — После твоей женитьбы мы с Лиллиан поехали в контору одного из солиситоров, имевшего некоторые сведения о моем отце.

Саймон умолк и тяжело вздохнул. Рис наблюдал за ним, и страдание на лице близкого друга тронуло даже его холодное сердце.

— Мы установили одного из моих незаконнорожденных братьев, — сказал наконец Саймон, голос у него дрогнул.

— Понимаю. Но во всем этом есть нечто большее, не так ли? — спросил Рис.

— Узнав правду, я на следующий же день получил анонимную записку. Ты предупреждал, что мое расследование может привести к шантажу, и, похоже, оказался прав.

— Боже мой!

— Видимо, наш с Лиллиан визит к солиситору и наличие бумаг моего отца вызвали цепь событий. В записке говорилось, что в течение месяца аноним свяжется со мной и ожидает щедрую награду за молчание об информации, которую я теперь имею.

Рис проглотил комок желчи, образовавшейся у него в горле при мысли о шантаже.

— Интересно, почему он дает тебе месячный срок, прежде чем открыть свое инкогнито?

Саймон пожал плечами, хотя тревога на его лице противоречила бесстрастному жесту.

— Возможно, ему хочется, чтобы я в полной мере осознал всю убийственность этой информации для меня и моей семьи. Возможно, он думает, что после месяца размышлений я стану более сговорчивым и выполню его требования. Кроме того, солиситор, в чьем распоряжении находились документы, был американцем, который унаследовал их от какого-то дальнего родственника. Возможно, шантажист живет не в Англии. Путешествие требует определенного времени, если подлец солиситор должен был послать ему сообщение, что документы у меня.

— Постой, ты думаешь, солиситор причастен к шантажу?

Саймон мрачно кивнул:

— Я тотчас же вернулся, чтобы спросить, кто еще имел доступ к бумагам, которые он мне предоставил, но в конторе никого уже не было. Я использовал все свое влияние, наводя справки о нем. Тщетно, он будто исчез с лица земли. Я могу лишь предполагать, какую роль он играл в этом деле.

Рис тяжело вздохнул:

— Сочувствую, мой друг. Как это ужасно для тебя. Но…

— Но? — Саймон искоса взглянул на него.

— Это еще не гибель. В конце концов, что шантажист может сообщить, кроме того, что твой отец имеет внебрачного сына? Большинство знакомых нам мужчин имеют по нескольку детей не из супружеской постели. Да, пострадает репутация твоего отца, но это не отразится на тебе, если ты представишь информацию в правильном для себя виде.

Саймон вздрогнул и отвернулся. Наблюдая за ним, Рис гадал, почему друг избегает его взгляда. Почему он выглядит таким бледным и нездоровым.

— Ты прав. Если б это касалось только меня, вероятно, я бы открыл правду. Видит Бог, мой отец недостоин защиты. Но тут есть другой, важный повод для беспокойства. Мой брат. Он… из высшей знати.

Рис молча смотрел на друга, осмысливая услышанное. Родословная была движущей силой в обществе, к которому они с Саймоном принадлежали. Хотя незаконнорожденный джентльмен не лишится титула, если станет известна правда его рождения, скандал будет сокрушительным. С этого момента все, кто видит этого человека, будут знать, что он недостоин высокого положения и привилегий, которые ему дарованы. Он сам и его семья могут стать отверженными до конца жизни и даже после.

— Аристократ… очень прискорбно… — с трудом вымолвил Рис и умолк, чтобы еще больше не травмировать друга. — Но этот человек по рождению простолюдин, вне зависимости от того, что говорит закон. Все его окружение имеет право знать, что он лишь выдает себя за аристократа, каковым не является. Открыв правду, ты не только защитишь себя от шантажа, но и поступишь честно. Этот человек должен представлять себе последствия…

— Он друг, — прервал его Саймон.

— Кто-то, кого мы знаем? Боже мой!

— Нет, Рис, это не просто наш знакомый… — Похоже, Саймон боролся с собой. Руки у него дрожали, лицо приобрело зеленоватый оттенок. — Ты мой брат.

— Что? — прошептал Рис.

— Ты слышал меня. Ты мой брат.

Все рассуждения вылетели у Риса из головы, пока он пристально смотрел на друга.

— Это не смешно, Биллингем, — наконец с опасным спокойствием произнес он. — Не понимаю, зачем ты отнимаешь у меня время подобным вздором. Твоя маленькая шутка зашла слишком далеко.

Вскочив с кресла, Рис направился к двери, но успел сделать лишь несколько шагов.

— Черт возьми, Уэверли, ты знаешь меня почти двадцать лет. Неужели я стал бы лгать тебе насчет этого? Или шутить над тем, что является величайшей болью моей жизни и станет, я знаю, величайшей болью для тебя?

Рис замер. Если б Саймон не верил, что говорит правду, то не пришел бы сюда.

Он медленно повернулся к другу, который стоял, умоляюще подняв руки.

— Значит, ты введен в заблуждение, мой друг. Потому что я никоим образом не могу быть твоим братом, разве что по духу. Если кто-то утверждает обратное, тогда над тобой жестоко подшутили. Возможно, это устроил шантажист, или…

Но Саймон достал из кармана пачку бумаг и дрожащей рукой протянул ему.

— Рис, у меня есть неопровержимые доказательства, что ты мой брат. Один из внебрачных сыновей моего отца.

Саймон терпеливо ждал, когда друг возьмет бумаги, однако Рис медлил, словно боялся обжечь руки.

— Это неприемлемо, Биллингем. Предполагать такое о моей матери и твоем отце… Не будь ты моим лучшим другом, я бы немедленно вызвал тебя на дуэль.

— Я понимаю, это трудно принять. — Саймон со вздохом опустил руку. — Узнав правду, я долго колебался, говорить ли тебе об этом. Но при угрозе шантажиста это все равно может стать известным. Я подумал, что ты должен знать правду, чтобы мы вместе решили, как мне действовать. И еще я подумал, что ты захочешь узнать, кто ты, от друга, а не от какого-то шантажиста, требующего плату за молчание.

Рис схватил друга за ворот. Но Саймон, хотя был крупнее, не оказал сопротивления, даже когда тот встряхнул его.

— Заткнись, слышишь меня? Закрой свой лживый рот! Я знаю, кто я такой. Я Рис Карлайл, герцог Уэверли, сын одного из самых влиятельных людей империи. Я знаю, кто я.

Медленно отведя руки друга, Саймон оттолкнул его, затем поправил воротник и сделал шаг назад.

— Тебе нужно время, чтобы принять это. А пока знай, что я выясняю, кто такой шантажист и как с ним справиться. Об этом не беспокойся. — Не получив ответа, Саймон вздохнул. — Оставляю тебе бумаги. Просмотри, когда будет желание, убедись, что я не ошибся, а затем приходи ко мне, и поговорим. Хоть днем, хоть ночью. — Он аккуратно положил бумаги на ближайший стол. — Я ухожу. Но, Рис? — Тот молча взглянул на него. — Я знаю, ты никогда бы не спросил об этом, как и я. Однако я счастлив, что ты мой брат. И, что бы ни случилось, всегда им будешь.

Рис пристально смотрел на единственного человека, которого действительно считал другом. Именно в этот момент, даже не видя так называемые доказательства, он понял, что Саймон говорит правду. Он вспомнил, как прежний герцог Биллингем уклонялся от встреч с ним, избегал разговоров, хотя постоянно наблюдал за ним…

— Уходи, — тихо сказал он.

Саймон чуть наклонил голову и оставил друга наедине со связкой бумаг на столе, которые выглядели такими невинными. Они манили, и хотя Рис знал, что это пение сирены, не предвещавшее ничего хорошего, он не мог их игнорировать. Он должен посмотреть, должен увидеть.