Знак любви

— Вы просто Марс, бог войны, — заметила Лили, подумав, уж не флиртует ли он с ней.

— А вы — Венера, римская богиня любви, — парировал Витторио с насмешкой в голосе.

Нет, не флиртует, просто дразнит.

Она быстро ответила:

— Я всегда думала, что римская мифология бедна по сравнению с греческой. Все ее боги — боги земли и труда.

Его благородный рот чуть скривился; он пробормотал:

— А вы знаете нашу мифологию. В вас есть что-то от вашего отца. Мы провели много чудесных часов, споря с ним по поводу различий в наших верованиях.

Ей стало больно от того, что этот человек так близко знал ее отца: возможно, даже ближе, чем она.

— Ну, я не отец и не могу сказать, чтобы споры с вами доставляли мне удовольствие, они меня утомляют. Итак, вы предлагаете мне объяснения. Если они касаются не вашей грубости, тогда чего же?

Он сделал несколько шагов к Лили и остановился так близко от нее, что она чувствовала тепло, исходящее от его тела. Так же, как и в маленьком Карло, ее попутчике, в этом человеке была какая-то типично итальянская утонченность. Ее по-прежнему удивляло, что он делает в этой глуши, и еще ей было странно, что она так остро ощущает исходящий от его тела ток.

— Я должен объяснить, как здесь все действует, — мягко сказал он.

Лили изобразила на лице саркастическую улыбку.

— Это звучит так, как будто речь идет о машине. Это дом, а не автомобиль, и я сама способна разобраться, как работает водопровод. Кстати, о водопроводе. Мне очень жарко, я хотела бы принять душ, и, право же, вы не нужны мне здесь.

— Вы кстати напомнили мне о водопроводе. Я и сам хотел…

В его глазах вдруг мелькнуло нечто вроде озорства, и Лили невольно подумала, что здесь, возможно, вообще нет никакого водопровода? Дом стоял на отшибе, вдали от деревушки у проселочной дороги… Но ее отец был состоятельным человеком, а не простым тосканским крестьянином. Здесь должен был быть водопровод.

Витторио Росси, казалось, прочитал ее мысли.

— Ценности жизни… — непонятно к чему негромко сказал он. — Вы скоро поймете вашего отца. Пойдемте, я все вам покажу.

Он прошел вперед через гостиную; заинтересованная Лили последовала за ним. Она до сих пор не знала, кто этот человек, она знала только его имя, но ей было неизвестно, как он здесь оказался и откуда пришел. А его бесцеремонное замечание о том, что он не хотел бы, чтобы вилла была продана, прозвучало столь серьезно, что можно подумать: для него этот вопрос жизни или смерти. И потом, откуда у него эти сведения? Ведь она лишь вскользь заметила адвокату отца, что ей не имеет смысла оставлять дом за собой… Хотя, конечно, Витторио может быть с ним знаком.

У Лили не было времени выяснить, кто поддерживает дом в таком безупречном состоянии. Он был обставлен антикварными вещами, стены украшали полки с книгами, на столе из красного дерева, стоящего у небольшого окна, размещалась коллекция фарфора. Удобные диваны и стулья были обиты дорогим темным гобеленом, а на каменном полу лежали красивые восточные ковры. Как дизайнер по ткани, Лили сумела все это оценить, но она понимала, что убранство дома — дело рук женщины, и у нее возникло чувство ревности.

Витторио Росси провел ее в холл, из которого на второй этаж вела каменная лестница. Он остановился возле ступеней.

— Там находится кабинет вашего отца. — Он кивнул на закрытую деревянную дверь. — Может быть, вы захотите внимательно ознакомиться с ним в одиночестве. — Он старался поймать ее взгляд, как бы надеясь прочитать в ее глазах это желание.

— Конечно, — спокойно отозвалась она. — Вопреки тому, что вы обо мне думаете, я любила своего отца.

Ничего не ответив, Витторио стал подниматься по каменным ступеням, а Лили следовала за ним, стараясь заглушить в себе то чувство вины, которое он в ней пробудил. Она редко встречалась с отцом, его смерть вызвала в ее сердце огорчение, которое трудно было назвать болью, но девушка не хотела, чтобы незнакомец сомневался в ее любви к отцу.

Все окна и двери верхнего этажа были открыты. По комнатам гулял легкий теплый ветерок. А она предполагала, что вдохнет здесь затхлый воздух, застоявшийся в закрытом уже два года доме!

— Мой… мой отец жил… — начала она, но запнулась. Витторио вопросительно обернулся к ней. Она опустила густые темные ресницы. Он был другом ее отца и, следовательно, другом… женщины, с которой тот жил. Он должен был знать ее.

— Мой отец жил здесь с…

— Эмилией, — подсказал Витторио Росси; Лили была удивлена и благодарна ему за эту маленькую помощь.

Наконец-то после всех этих лет неведения она услышала ее имя, но не смогла бы его произнести. Оно застревало у нее в горле, хотя она и убеждала себя, что теперь это не имеет никакого значения. Ее мать была ожесточена против Эмилии… Но Лили не испытывала к ней враждебности — ни тогда, ни теперь. Ей просто было грустно, что ненависть матери на все эти долгие годы лишила ее возможности познакомиться с женщиной, которая подарила отцу счастье. А он был по-настоящему счастлив. Она не понимала этого раньше, но теперь была в этом уверена: это витало в самом воздухе удивительно простого уютного дома, обставленного с такой любовью. Наверное, именно это имел в виду итальянец, говоря о «ценностях жизни»; они могут так меняться, когда любишь. И она вдруг отчетливо поняла, что сама никогда не любила. — Где теперь она? — решительно обратилась Лили к Росси. Девушка должна была знать все о подруге своего отца. Что она испытала, когда выяснилось, что ее любовник завещал этот дом своей дочери? И почему отец сделал это?

Девушка не сразу получила ответ на свой вопрос; последовала долгая пауза; через открытое окно доносился запах жасмина, и слышалось пение цикад.

— Она похоронена вместе с вашим отцом, — сказал наконец Витторио Росси, медленно подбирая слова. — Эмилия умерла через три месяца после его кончины, от тоски, она просто не смогла жить без него.

Все чувства Лили болезненно отозвались на эти слова. Ее ногти впились в ладони, так что она чуть не закусила губу от боли. Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Единственное, что она смогла произнести побледневшими губами, было тоненькое «о-о…».

— Такая любовь… — Вот все, что произнес Витторио Росси, отворачиваясь от нее, чтобы пройти в одну из спален.

Лили стояла в проеме двери, колеблясь, должна ли она следовать за ним. Девушка вдруг почувствовала страшную тяжесть на душе. Она никогда не любила сама такой любовью, и эта мысль вызвала у нее печаль. То, что случилось в этом доме два года назад, было так красиво, печально и трагично…

Лили наблюдала, как Росси подошел к окну, отодвинул в сторону чудесную кружевную занавеску и посмотрел на бесконечные, простиравшиеся до горизонта виноградники. Воздух вдруг показался ей тяжелым, как будто в нем разлилась печаль. Лили хотелось нарушить молчание, но не знала, как это сделать. Итальянец помог ей, внезапно обернувшись.

— Одна из моих горничных приготовила эту комнату для вас. Это гостевая комната. Надеюсь, что вам понравится.

Он сказал это учтиво, мягко, и она кивнула в знак согласия, добавляя: «Спасибо», — но затем спохватилась.

— Но как… Я имею в виду, как вы узнали, что я приезжаю? И этот дом — он такой чистый и ухоженный.

— Я бываю здесь каждую неделю, — спокойно объяснил он. — Мне принадлежит здесь земля — виноградники, которые вы видите, оливковые рощи за ними. Я был соседом вашего отца и его самым близким другом. — После небольшой паузы он мягко добавил: — Подойдите сюда. — Он протянул ей руку.

Лили подошла, почему-то сразу успокоившись, узнав, что Витторио был просто соседом. Поэтому-то он так хорошо знал ее отца и его подругу; похоже, много знал и о ней самой; ее любопытство опять проснулось.

Девушка стояла рядом с ним у окна, очень близко. Она опять ощутила его тепло и исходящий от него запах дорогого одеколона, аромата Италии и мужчины.

— Мой дом, — сказал он, кивнув на зелень у горизонта.