Моя половинка

Оливия вытянулась во весь рост. Она ничего не забыла, ни один эпизод того давно прошедшего лета не изгладился из ее памяти.

В возрасте восемнадцати лет она была рослой и физически развитой девушкой и считала себя полностью вышедшей из детства. Дав ей прозвище «крошка-кузина», Гил не только смеялся над ее ростом, но и над притязаниями юной особы на статус взрослой женщины. А ей так хотелось произвести на него впечатление своей взрослостью и знанием жизни. Как она старалась, чтобы под обликом девчонки он увидел в ней женщину. Впрочем, больше всего на свете тогда ей хотелось его любви.

Воспоминания ранили душу, и глаза Оливии застлала пелена предательского тумана. Знал ли этот бесчувственный мужчина, как она страдала из-за него? Нет, конечно, он и не подозревал ни о чем, и она никогда не должна позволить ему узнать правду.

– Ты можешь считать себя родственником Вивьен благодаря замужеству твоей матери, но в завещании ты не упомянут и поэтому не имеешь никакого права присутствовать здесь, – настаивала она, вызывающе вздернув подбородок.

– Может быть, по имени не упомянут, но думаю, что могу претендовать, по крайней мере, на роль заинтересованной стороны.

Твердая уверенность, с какой он произнес эти слова, обеспокоила Оливию. Ее смятение не улеглось, когда Гил неторопливо поднялся с места и направился к ней. Она подумала, не отлично ли скроенная одежда придавала такую легкость и элегантность его движениям.

Пальто из темно-серой кашемировой ткани подчеркивало широкий размах его плеч. Гил был всего лишь на шесть дюймов выше Оливии, но почему-то в его присутствии она чувствовала себя маленькой. Она отметила, что он изменился, причем в лучшую сторону. Прошедшие пять лет обтесали мужскую природу Гила почти до совершенства. Именно этого она и боялась, справедливо полагая, что со временем влечение к нему у нее не ослабеет, а усилится. Не поэтому ли все это время она во что бы то ни стало старалась избегать встречи с ним?

Ответы на эти вопросы, неприятные сами по себе, вогнали ее в краску. Поднимаясь от шеи, румянец залил бледные, как у всех рыжеволосых, щеки. Кожа ее пылала.

– Здесь слишком жарко, – в отчаянии пробормотала Оливия, тщетно пытаясь объяснить свое состояние.

– Ты ведь не упадешь в обморок? – Высказанный с манерной медлительностью вопрос не содержал даже намека на заботу о том, не потеряет ли она сознание в самом деле.

Оливия закрыла глаза, как бы защищаясь от его безразличия.

– Не волнуйся, – заверила она Гила. – Я никогда в жизни еще не падала в обморок и не собираюсь начинать эту практику теперь.

– Рад слышать. В своих личных помощниках я не ищу такого качества, как комедиантство.

– Что?.. – Оливия уставилась на него, лишь наполовину осознав значение его слов.

Понимая, что он полностью завладел вниманием Оливии, Гил несколько секунд безжалостно сверлил ее глазами.

– Вероятно, ты еще не знаешь, что вчера я был назначен исполнительным директором «Бофора».

Ледяной холод, вползший в душу Оливии, не имел ничего общего с погодой на улице.

– О чем ты говоришь? – прошептала она.

Гил пожал плечами с возмутительной непринужденностью.

– Эдвард Маккей уже давно собирался уйти на покой, смерть Вивьен лишь ускорила его окончательное решение. Совет директоров предложил мне эту должность, и я согласился.

– Просто вот так взял и предложил?

– Просто вот так! Да! – отчеканил он.

Короткие отрывистые слова не оставляли места для сомнений.

– Но как?.. Как они могли принять столь ответственное решение... в такой спешке? Даже не проконсультировавшись с держателями акций? – Мозг Оливии судорожно искал пути, которые свели бы принятое решение на нет.

– Думается, совет рассматривал свой шаг как вызванный принципиальными соображениями; он не действовал на скорую руку. Решение было принято единогласно и, конечно, должно быть одобрено последующим общим собранием акционеров. Совет не предвидит никаких возражений.

Скорее всего, их действительно не будет! Без сомнения, большинство держателей акций сочтет огромной удачей, что совету каким-то образом удалось нанять человека, который уже владеет одним из самых крупных и престижных рекламных агентств Нью-Йорка. У фирмы «Бофор» приличная клиентура, но это мелочь по сравнению со списком клиентов «Россаро эдвертайзинг».

Легко понять, почему совет директоров обратился именно к Гилу с таким предложением, сложнее определить, почему Гил его принял. Потрясенная Оливия гадала, что заставило его согласиться на эту довольно хлопотную должность? Какой особый интерес мог представлять для него «Бофор»?

– Но... но ты живешь в Нью-Йорке. Как ты сможешь работать исполнительным директором «Бофора»? – слабым голосом сказала она.

В ответ раздался веселый басовитый смех.

– Мир тесен и становится теснее с каждым днем, Оливия. Добраться из Нью-Йорка до Лондона давно не составляет никакого труда. К тому же у меня прекрасный заместитель, который сегодня может вполне самостоятельно вести дела «Россаро» на американском континенте. Я планирую на какое-то время осесть в Лондоне.

Осесть в Лондоне? Значит, это не просто символическое назначение. Гил задумал основательно закрепиться в «Бофоре». Сердце Оливии, казалось, слегка подпрыгнуло, когда она поняла, что это будет означать для нее.

– Итак... Итак, все уже окончательно решено?

– Все до последней детали!

Голова у Оливии пошла кругом. Узнать об условии в завещании Вивьен – достаточно неприятная вещь, застигшая ее врасплох, но совсем ужасно сделать открытие, что Гил переезжает в Лондон, и от нее, Оливии, ожидается, что она будет работать в его подчинении.

– А когда все это было утрясено?

– Пару недель назад.

Пару недель назад? В голове Оливии отдельные кусочки картины, словно в детской мозаике, стали складываться в единое целое. Ей вспомнился уклончивый телефонный звонок от Генри Элиота, которым тот предупредил ее, что чтение завещания переносится.

– Это из-за твоего назначения оглашение завещания затягивалось, не так ли? – с дрожью в голосе спросила она.

Гил неопределенно пожал плечами.

– Я связался с Генри Элиотом и предложил, чтобы он отложил заседание до официального подтверждения моего назначения. В сложившейся ситуации я считал наилучшим, чтобы ты с самого начала знала, у кого будешь работать.

– Какое внимание с твоей стороны, – пробормотала с издевкой Оливия, и тут до нее дошел полный смысл последних слов Гила. – Тогда тебе было заранее известно и условие в завещании моей бабушки? – Оливия наполовину обвиняла, наполовину спрашивала.

Гил невозмутимо уселся на стул, вытянув ноги перед собой на всю длину.

– Да, Вивьен обсуждала это со мной.

Все ясно! С Гилом бабушка говорила об этом, но с Оливией – нет. Горько и обидно до глубины души было узнать, что эти двое обсуждали ее будущее тайком, без ее участия. Она знала, что время от времени Вивьен и Гил встречались по общим делам. Но даже не подозревала, что между ними было заведено обсуждать столь деликатные проблемы, тем более что она сама становилась предметом обсуждения на этих встречах!

Оливию потрясло, как ловко Гил направлял ход событий в течение последних нескольких недель, а может быть, и дольше. Разве узнаешь, как часто он действовал, словно кукольник, дергая ниточки ее жизни туда-сюда своей невидимой рукой?

Наверное, так чувствует себя боксер в нокауте, оглушенный бесчисленной серией ударов. Оливия больше не могла связно думать. Пока ее мозг бешено работал, пытаясь освоиться с таким огромным количеством неприятных открытий, Генри Элиот вернулся в зал и увидел Гила.

– А, мистер Россаро, здравствуйте. Наконец-то вы прибыли. Я получил вашу записку о том, что вы опоздаете... Как добрались?

Гил и адвокат обменивались общими фразами, а Оливия тем временем постаралась привести в порядок свои мысли. Несомненно, должен существовать способ выбраться из положения, в котором она оказалась. Где-то наверняка есть лазейка. В отчаянии она обратилась к Генри Элиоту.