Серебряный звон

Выйдя на улицу, Мэри пошла к стоянке; дойдя до нее, она еще раз посмотрела на ресторан, села в машину и отправилась на встречу с отцом. День складывался неудачно. Она и предположить не могла, что ее так встретят в ресторане. Все, что не вызывало сомнений и считалось делом решенным, принимало теперь довольно зыбкие очертания. Кто мог подумать, что Мэри так встретят, что ей будут не доверять с первых ее слов! Настроение у девушки было не радужное, да и мысли об отце ее не радовали.

2

Итак, Мэри ехала к отцу. Со страхом, который не покидал ее с того момента, когда она поняла, что встреча эта неизбежна.

— Не трусь, Мэрилин, — успокаивала себя девушка. Мэрилин было ее настоящим именем: так назвал ее отец в честь местечка, где он встретился с матерью. Для того чтобы стереть окончательно из памяти образ горячо когда-то любимого отца, девушка изменила свое имя. Оставила только два первых слога — Мэри. Руки ее предательски подрагивали, во рту пересохло, несмотря на выпитую в большом количестве минеральную воду. Вот и дом отца. Он жил теперь в доме Джона, который Мэри хорошо помнила еще с тех пор, когда они с кузеном были детьми.

Собрав все свое мужество, девушка въехала в ворота особняка, заглушила мотор, взяла в руки сумочку, подошла к двери и позвонила. Долгое время никто не откликался, и Мэри начала беспокоиться, не произошло ли что-нибудь с отцом. Она приложила ухо к двери и услышала далекие шаркающие шаги. Переведя дух, девушка старалась выглядеть уверенной и спокойной.

Дверь распахнулась. На пороге стоял отец.

— Мэрилин, это ты?! — проговорил он негромко. — Проходи. — И, не оглядываясь, пошел в глубину дома. Мэри успела заметить, как он постарел, как изменилась его походка, став какой-то неуверенной. Но жалость к нему не могла заставить девушку его простить.

Они вошли в комнату, и только здесь Мэри нарушила молчание:

— Да, это я, отец. И не называй меня, пожалуйста, Мэрилин. С некоторых пор я — Мэри.

Отец помолчал и, вдруг спохватившись, спросил:

— Твои вещи остались в машине? Я сейчас их принесу.

— Ни в коем случае. Я сама их принесу. Тебе нельзя поднимать тяжести. Ты же сам мне сказал, насколько тяжелое у тебя положение со здоровьем. — Мэри вышла к автомобилю, взяла дорожные сумки и вернулась в дом. Этой короткой передышки ей хватило, чтобы успокоиться после первых минут встречи.

— Ты прямо из аэропорта? — спросил Николас.

— Нет, я заезжала к Соудекам. Джон попросил меня помочь им разобраться с экономикой и налогами, пока я буду здесь находиться.

— К Соудекам? Так, значит, ты видела Стива?

— Нет. А кто это?

— Это муж Хэлен Соудек, мы с ним долго работали вместе, пока мне не пришлось уйти от дел. — Николас умолчал о том, что Стив был единственным человеком, принявшим в нем участие, с тех пор как он стал совершенно одиноким. Не сказал он дочери и о том, что именно Стив настоял на том, чтобы он прошел медицинское обследование. Этот человек уважал отца Мэри за его профессионализм и неподкупность: оба были полицейскими, и на их долю выпало много дел, которые они успешно выполнили. Но даже со Стивом Николас никогда не делился своими горькими думами о дочери. О своей вине перед ней.

— Нет, я его не видела. Думаю, завтра с ним познакомлюсь, — сказала Мэри. Ей подумалось о том, как все переплетено в мире. Муж Хэлен — друг ее отца, и она теперь родственница Соудеков.

— Ты голодна? — забеспокоился отец.

— Нет, я поела в ресторане, так что можешь не заботиться обо мне, — сказала девушка, и в голосе ее невольно прозвучал упрек. Мэри медленно разглядывала комнату, в которой они стояли. Николас, поймав взгляд дочери, устремленный на одну из фотографий, висевших на стене, поспешно пояснил:

— Это моя жена. Вот уже четыре года как она ушла от меня. Очень добрая женщина. Мы с ней хорошо жили.

Наступила долгая пауза. Конечно, подумала Мэри, о ней ты говоришь хорошо. Ты повесил ее фотографию, ты помнишь ее. Но не нас с мамой. Мы для тебя уже не существуем. Наши фотографии ты не развесил. Ты забыл о нас… От этих мыслей лицо девушки вспыхнуло. Отец уловил эту перемену в настроении дочери и сменил тему разговора:

— Мэрилин, пойдем, я тебе покажу твою комнату! — Он подхватил одну из сумок дочери и направился к двери.

— Я же просила не называть меня Мэрилин! — воскликнула девушка. Она раздраженно отняла у отца сумку и пошла за ним по коридору. Комната, в которую они вошли, была такой уютной и светлой, что у Мэри улучшилось настроение. Она же приехала сюда не выяснять отношения с отцом, а просто ему помочь. Кратковременность пребывания здесь более всего ее утешала. Надо быть терпеливой и великодушной. Не стоит демонстрировать отцу свои чувства к нему. Мэри для него — чужой человек, а постороннему не стоит показывать свои переживания.

— Извини, я немного погорячилась, зови меня как тебе нравится, — спокойно обратилась она к отцу. — Ты знаешь, я совсем забыла, где в этом доме кухня. Покажи мне, пожалуйста. — При слове «кухня» в сознании Мэри возник образ Джорджа; ей почему-то захотелось его увидеть.

— Ты, наверное, хочешь кофе? — Вопрос отца вернул девушку к действительности. — Пойдем, я тебе все покажу. — Они отправились на кухню; ни один не проронил ни слова.

— Я сварю кофе. Тебе не стоит утруждать себя, — взяв кофеварку, сказала девушка.

— Как тебе лучше, — ответил отец.

Лучше мне будет, когда я не буду тебя видеть и вернусь к своей прежней жизни. Я тебя знать не хочу, подумала с ненавистью Мэри.

— Когда мы с тобой поедем к врачу? — спросила она.

— Госпитализация назначена на послезавтра, — ответил Николас, нежно взглянув на дочь, и отвернулся, чтобы скрыть свои чувства.

— Я отвезу тебя утром, мне так будет удобнее. Это возможно?

— Да. Тем более что мне назначено на восемь часов утра.

Опять молчание. Отец понял, что им не о чем говорить. Слава Богу, дочь здесь, а это уже хорошо само по себе!

— В холодильнике ты найдешь все для завтрака. Я ничего не готовлю. Пользуюсь супермаркетами. Так удобнее. На этой полке консервы. Вот яйца, сыр, ветчина и фасоль. Я только забыл купить молоко.

— Я думаю, что не буду питаться здесь. В ресторане Соудеков неплохо готовят, — ответила девушка. «Ничего я не хочу от тебя! Надо было заботиться о нас с мамой! Думаешь загладить предательство показной заботой? Не выйдет!» — можно было прочитать в ее глазах.

Допив кофе в молчании, отец и дочь разошлись по комнатам. Мэри распаковала свои вещи, прикинула план действий на завтра, легла на кровать и задумалась. Как много сил нужно, чтобы оставаться все время спокойной, невозмутимой. Она не могла найти в себе хоть каплю милосердия к отцу. Опять, в который раз, девушка вспоминала его уход, слезы матери и чувство незащищенности перед всем миром. Тяжелая депрессия матери делала девочку еще более несчастной. Вечерами, ложась спать, она как заклинание произносила:

— Папочка, дорогой, ну пожалуйста, вернись. Нам с мамой очень плохо без тебя. Я очень соскучилась! Нам без тебя очень-очень тяжело.

Но отец не приходил. Не приходил, когда Мэри болела, не приходил, когда бывали праздники. Никогда. Она быстро повзрослела. Заботы о матери легли на ее детские плечи. Одиночество прочно утверждалось в ее душе, а любовь к отцу таяла с каждым днем. Боль от обиды и предательства утихала. Мэри приучила себя не вспоминать детские счастливые годы, а слово «отец» стало для нее совершенно отвлеченным, абстрактным понятием.

Раздался стук в дверь:

— Мэри, не хочешь пойти посмотреть телевизор? — спросил отец, не открывая дверь в комнату дочери.

— У меня еще много неотложных дел. Я присоединюсь к тебе, если у меня останется свободное время, — солгала девушка, совсем не собираясь проводить свободное время в обществе отца. Надо вытерпеть еще один день. Потом его госпитализируют, и как только врачи позволят ему вернуться домой, Мэри сразу же уедет, чтобы больше никогда не встречаться с этим человеком. Ей стало жалко себя, и она заплакала.