Мы не расстанемся

— Говорил ли Ник что-нибудь еще?

Отец внезапно заинтересовался чем-то за левым плечом Георга.

— Да вроде больше ни о чем…

Георг заметил розовые пятна, проступившие на щеках отца.

— Не достаточно ли мы уже лгали друг другу, отец? — мягко спросил он.

Старший Лейтон опустил глаза, вздохнул.

— Ник действительно говорил что-то о бывшем Надином муже. Похоже, он снова принялся ухаживать за ней.

— Успешно? Ник не говорил?

Лейтон-третий посмотрел на сына сочувственно.

— Он не уверен, хотя и просил сообщить тебе, что она все еще улыбается при одном упоминании твоего имени.

— Уже неплохо, — проворчал Георг.

Они помолчали, словно им не о чем было говорить, потом отец кашлянул.

— У миссис Адам впечатляющее прошлое. Ее отец пользовался репутацией дельного и честного человека, совершенно безупречного. И дед — тоже.

— Надя очень гордится семьей, но она сама сделала карьеру, — довольно резко подчеркнул Георг.

Лейтон-старший улыбнулся.

— Не сердись, сын. Судя по тому, что я узнал, миссис Адам замечательная и очень преданная женщина. К тому же я не намерен говорить ничего нелестного о женщине, которая однажды — я надеюсь — станет моей снохой.

Георг был поражен этими словами, а отец рассмеялся.

— Если эта женщина вернула тебе способность уважать себя, я приму ее с радостью, каким бы ни было ее происхождение. Я люблю тебя, Георг, и очень жалею, что доставил столько горьких минут, требуя твоей безупречности, хотя сам был далек от нее.

Георгу потребовалось время, чтобы осознать: отец любит его.

— Я… я благодарю вас, сэр. — Этими чопорными словами Георг пытался дать понять отцу, что тоже любит его.

Мужчины посмотрели друг на друга, потом старший Лейтон глубоко вдохнул и опустил глаза на газеты.

— Ты просил ее ждать тебя?

— Нет. Как я мог?

— Если любит — подождет.

— Но это же мой праздник! — воскликнула Элли с лесенки, продолжая развешивать серпантин.

— Конечно, твой, но в одиннадцать лет слишком рано пользоваться косметикой и обувать туфли на высоком каблуке.

— Да, а Бэди Клейн красится! — Элли надула губы.

— Бэди Клейн не моя дочь, а ты — моя. И пока ты живешь под моей крышей, я буду решать, что тебе позволить, а что — нет.

— Ален разрешил бы мне, — пробормотала девочка и, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате.

Но Алена здесь нет. Его уже освободили условно. Сейчас он живет с отцом, помогает ему в операционной и раз в неделю является в полицейское управление. Он помирился со своими сестрами. Разыскал родственников настоящего Алена Смита и организовал перезахоронение его останков рядом с родителями…

— И почему я согласилась на вечеринку? — беспомощно развела руками Надя. — Этот праздник сведет меня с ума!

— Потому что ты нежная и преданная мать, — ухмыльнулся Ник. — И не можешь устоять перед очарованием детишек, как и Ален.

— Как-то он говорил, что не так уж и любит детей…

Ник недоверчиво взглянул на нее.

— Но ты же ему не поверила?

— В тот момент поверила.

Как поверила и тому, что он любит ее и приедет, как только закончится срок. Но она ошиблась — он не приехал.

Ник налил две чашки кофе, протянул одну ей и подвел ее к софе.

— Присядь-ка. Нам нужно кое о чем потолковать.

Надя уселась с ногами в уголке и поставила чашку на колени. Ник сел в ее старый шезлонг, но не откинулся назад, а остался сидеть с прямой спиной. Он явно чувствовал себя неловко из-за того, что собирался сказать ей.

— Если это об Алене, можешь говорить без стеснения.

— На днях я позвонил ему по поводу нашей практики, ремонта нашей консультации и тому подобного.

— Чего «тому подобного»?

Видя ее спокойствие, он и сам начал расслабляться.

— Нагрузка у меня сейчас такая, что я уже не могу справиться с ней один. — Он сделал большой глоток кофе. — Не представляю, как с ней справлялся Ален… Георг столько лет. — Он смутился. — Хотя, впрочем, это неправда. Я знаю. Он работал до изнеможения каждый день, год за годом.

— Именно так, — мягко улыбнулась Надя. — И ни минуты не жалел об этом.

Ник кивнул и глубоко вдохнул.

— Я не мог не сказать ему об этом во время нашего разговора на прошлой неделе. И даже прямо спросил его, когда, черт побери, он притащится сюда и снова станет командовать мною.

— И что он сказал?

— Сказал, что теперь командую я. Что я сам должен принимать решения. Что, если я нуждаюсь в помощи, то сам должен подыскать второго врача.

Надя судорожно вдохнула.

— И что ты? Собираешься взять другого врача вместо Алена?

Ник вскочил на ноги и подошел к окну.

— Никто не сможет заменить дока, — он медленно повернулся и взглянул ей прямо в глаза. — Но я вынужден нанять второго врача. У меня нет выбора.

— Конечно нет. — Надя медленно допила кофе и аккуратно поставила чашку на столик, потом посмотрела на Ника. — Так он не собирается возвращаться?

— Не знаю. Но он… уклонялся от ответа, когда я прямо спрашивал о дате приезда.

Надя попыталась изобразить улыбку.

— Мне пора заняться пирогом, иначе несдобровать от тридцати голодных одиннадцатилеток.

— Надя, есть еще кое-что.

Ей пришлось сделать большое усилие, чтобы восстановить невозмутимое выражение лица.

— Не тяни, Ник.

— Георг просил меня связаться с Редом Старком — хочет продать свою хижину.

Надя беспомощно простонала и поднесла руку ко рту.

— По… нятно.

— Мне очень жаль, Надя. Ведь я тоже его люблю.

Ник дружески обнял ее. Она задрожала, но удержалась от рыданий. Сегодня день рождения Элли, и она ни за что не даст испортить его.

— Спасибо, Ник, — поблагодарила она, высвободившись из его объятий. — За то, что сказал, за то, что ты такой хороший друг.

— Всегда к твоим услугам.

Да, они с Ником всегда были и будут друзьями. Они ведь оба любят Алена Смита.

— Увидимся в четыре, — помахал он рукой, исчезая в дверях.

…Черный, прогорклый дым едва не задушил ее. Слезы безысходности скатывались по ее лицу, пока она беспомощно взирала на осколки толстого жаропрочного стекла, усеявшие недавно вымытый кухонный пол.

Надя спустилась на минутку вниз — проверить, как дела в редакции, и вот…

— Ты сожгла мой пирог!

Повернувшись, Надя увидела в двери дочь, в ужасе глазевшую на бывший пирог…

— Ради бога, Элли, я же не специально сделала это. Да и не виновата я, что он взорвался. — Она попыталась разогнать тряпкой дым, чтобы разглядеть останки пирога.

— Он сгорел дотла, и весь дом пахнет гарью. Что подумают мои друзья?

— Ну, Эл, не так уж все страшно. Сейчас мы здесь хорошенько проветрим, а Ник может заехать в магазин за тортом.

Собравшись с духом, она нырнула в клубы дыма и подняла обуглившийся пирог. В этот момент в коридоре раздался леденящий душу вой сирены противопожарной сигнализации, реагирующей на дым. В довершение ко всему остатки пирога выпали из ее рук прямо на ноги.

— Ну вот! — закричала она в отчаянии. — Ненавижу готовку! У меня никогда ничего не получается. Никому не нравится моя стряпня!

— Мне нравится.

Задохнувшись, Надя повернулась на месте и застыла с раскрытым ртом.

Казалось, он стал еще выше и шире в груди. Перед ней стоял доктор Георг Лейтон-четвертый в консервативном синем костюме и подходящем по тону галстуке.

Элли ринулась в уже протянутые к ней руки.

— Я знала, что ты приедешь! — закричала она, крепко обнимая Георга.

— С днем рождения, шалунья.

Эти типичные для янки гласные, голос более хриплый, чем Надя помнила.

— Ты привез мне что-нибудь? — не удержалась Элли.

— Еще бы. — Он сунул руку в карман и достал небольшой серебристый пакетик.

Глаза Элли стали круглыми.

— Драгоценности?

— Почему бы тебе не открыть и не посмотреть? — Взгляд Георга метнулся к Наде. — Если мама не возражает, конечно.

— Конечно, не возражает, — с трудом выдохнула Надя.