Маньяк (СИ)

   Все Колины друзья про него забыли, поэтому он сказал:

   - Да, тетя Лида. Она живет в Саратове. Она деньги пришлет по почте. Она деньги уже прислала адвокату. Можно обратиться к адвокату, или она сразу пришлет сама.

   - Ну, это все равно. Напиши внизу адрес.

   И через месяц письмо до Любы дошло. Она, правда, не сразу вспомнила Колю, но вспомнила. Он написал, что не мог забыть ее все эти годы, что он ее любил и помнил всегда, и что она никак не скажет теперь, что у них любви не было, потому что они тогда один раз целовались в подъезде. Но Люба этого случая не помнила. Она вообще сначала не обратила на письмо внимания, думая, что он ее провоцирует или ему что-то нужно от нее по ее работе. Что в этом письме написано, она сначала так и не усвоила.

   Видя, что ответа от Любы нет, Коля написал тете Лиде, и она уже написала Любе. Только получив ее письмо, а потом поговорив с ней по телефону, Люба наконец уяснила ситуацию и поняла в чем дело. Она десять лет проработала в юридической консультации и адвокатом в Мурманске, ее брат служил полковником в МВД, так что машина завертелась.

   Сразу же Люба через адвоката потребовала повторную экспертизу по найденным останкам. И повторная экспертиза дала аналогичный результат. Однако ж потребовалась еще одна экспертиза, и материал был отправлен в Москву. И оттуда пришел результат, что это мясо не человека, а обезьяны, на 98% аналогичное человеческому! Но еще была проблема по сгусткам крови, оставшимся в бункере на поддонах и с заявлением бечевки о нападении на нее у Говнотечки.

   Люба встретилась с прокурором Московского района, которую хорошо знала.

   - Да ты что, чтобы Колька кого-то убил?.. - сказала она, - Не может этого быть! Я с ним в школе училась в восьмом классе. Я его хорошо знаю.

   - Да?.. - спросила прокурор, просмотрев дело, и занося авторучку над листом бумаги.

   И проблема решилась в одну минуту.

   Как только стало известно, что дело тухлое, кусок замороженного человеческого мяса тут же исчез из холодильника следователя Баранова. С этой минуты следователь Баранов почувствовал вокруг себя какую-то глухую стену, на него стали смотреть как на какого-то странного человека, который капитально насрал начальству, устроил шум на всю Египетскую, не провел, сволочь, даже как следует экспертизу и анализ всех обстоятельств и фактов. Тут же задвинули его на мелкую должность в отдел, не дав даже вакантного места заместителя начальника "клоповника", а это место занял двадцатитрехлетний лейтенант, сын бывшего начальника областного МВД, недавний выпускник Калининградской академии МВД.

   Эх, капитан, капитан, никогда ты не будешь майором.

   В эти же дни Коля получил известие о смерти тети Лиды.

   Коля вышел из следственного изолятора, снабженный двумя письмами-записками для передачи, которые он благополучно и вынес. Вынес он их, заложив за верхнюю губу под зубы в тонкой полиэтиленовой пленке. В дурдоме он не раз наблюдал, как больные таким образом закладывали за губу таблетки, чтобы потом их выплюнуть, и некоторые мастера этого дела ему показывали как они это делают. Попасться на этом деле он не боялся: он знал, что в тюрьму его уже не вернут.

   Вместе с Колей из изолятора выходил и другой заключенный, Сашка-Трепыга. Уходя, Сашка поклонился всему обществу в камере и сказал:

   - Прощайте, ребята, пока. Хорошо было с вами, весело, но нужно выходить.

   Когда ему в шутку сказали:

   - А ты оставайся! - он на на полном серьезе ответил:

   - А что мне тут с вами делать? У вас тут украсть нечего и продать некому.

   33

   Когда Коля вышел, стояла слабая светлая ранняя осень. Коля стоял в чужом старом сером пальто, и сквозь обивку пальто чувствовал как его плечи покалывают концы лески, которой был прошит утеплитель.

   "Я вышел из ворот тюрьмы и ветер мне лицо ожег."

   Он ехал домой в трамвае, до Южного вокзала, от Зоопарка.

   Светлая ранняя осень окутывала стадион "Балтика", улицу Грекова и весь Петровский бульвар перед зданием Драмтеатра. Драмтеатр стоял весь в осеннем бреду.

   Когда проезжали по эстакадному мосту, Коля увидел далеко внизу, на реке Преголя в порту у причальной стенки старый траулер. Старый боцман в мореходной фуражке с крабом ходил по его палубе, хорошо видный отсюда. Теперь он сторожил этот старый рыболовный рефрежератор, пропуская на него любителей рыболовной экзотики, каждого за 130 рублей. И вспомнил Коля, как он, выбирая профессию, тоже когда-то хотел устроиться на такой же рыболовный траулер в рыболовецкий колхоз, куда его брали.

   Но когда он сказал об этом маме, она испугалась. Она сразу вспомнила Витю Понедельника, соседа-мальчишку в Балтийске.

   Витя Понедельник поплыл на рыбалку с тремя взрослыми мужчинами на моторной шлюпке за рыбцом и треской. Треску и рыбца ловили на красную медную трубку с заточенными прямоугольными крючками, сделанными из велосипедных спиц. На море начался шторм, мужики включили мотор, неудачно сманеврировали, и шлюпка перевернулась.

   Когда Витя вывалился в холодную морскую воду, он ухватился за верхнюю часть овчинной кожаной безрукавки, надетой поверх свитера на одном из мужчин и потащил его на дно.

   Тот безрукавку, естественно, скинул, иначе бы Витя утащил его на дно.

   Потом он оправдывался, и говорил, что лучше бы он утонул вместе с Витей, но что же можно было сделать?..

   Поэтому Коля на флот не попал. Хотя ему очень хотелось.

   И у него навсегда осталось ощущение свободы от безбрежного морского пространства. Когда вечером он проезжал по эстакадному мосту, и глядел сверху на освещенные палубы морских кораблей, и видел моряков, которые там ходят по палубам, ему опять хотелось ощутить под тонкой кожей ботинок палубу корабля, силу моря, соленый запах морских причалов и легкий шум волн, ударяющих о борта корабля.

   Ему всегда вспоминалось детство, широкие черные штанины матросов, якорные цепи и канаты на причалах, и их горький морской запах, запах пеньки...

      На улицах , по которым Коля шел домой, стояла тишина. Не проезжало ни одной машины. Так Коле казалось.

      Огромная тишина стояла вокруг: От старого железного железнодорожного моста на сортировочной станции до Балтрайонного рынка и гаражей стояла тишина, и только деревья стоя молча покачивались на углах улиц. Так бывает в первые дни осени: когда не тронется ни одна веточка на деревьях и не шелохнется ни дин листок. И кажется что машины и люди плывут беззвучно в этом пространстве.

   Но нужно было сразу собираться в Саратов, к тете Лиде.