Однажды ты полюбишь

– Давай выпей это, станет легче. – Фредерик приподнял ее голову и приставил к губам стакан с дымящейся жидкостью.

Энн послушно выпила и сразу же поняла, что означает выражение «глаза вылезли на лоб». Она закашлялась и отстранила руку Фредерика.

– Дедушкин рецепт, – довольно сказал он.

– Что это такое? – с трудом переводя дыхание, спросила Энн и сама удивилась: голос звучал, как и прежде.

– Ром, красное вино и кое-какие травы. Ну, тебе уже лучше? Можешь сесть?

Энн осторожно поднялась, и плед упал на пол. Фредерик смутился и отвел глаза. Энн поспешно подхватила плед и закуталась в него уже как следует.

– Почему я голая? – удивленно спросила она.

– Потому что я не мог оставить тебя в мокрой одежде.

– А почему... – Энн не закончила вопрос.

То ли снадобье дедушки подействовало, то ли мозг решил, что она уже готова вспомнить последние события. Энн охнула и растерянно посмотрела на Фредерика.

– Слава богу, вспомнила! – Он просиял улыбкой. – Я уж думал, придется тебя везти на томографию...

– Ты меня вытащил?

– Я не садист, чтобы с улыбкой наблюдать, как тонет человек. Тем более любимый человек. Ты мне еще пригодишься живая и здоровая.

Энн покраснела и отвела глаза.

– Ты, наверное, удивлен тем, что я сбежала?

– Удивлен? Нет, это не совсем верное слово. Я шокирован. Ты мне казалась очень рассудительной и честной девушкой. И вдруг – среди ночи, в грозу, тайком! Что я сделал не так, Энн?

– Ты все делал так. – Она тяжело вздохнула. – Знаешь, мне, кажется, все же стоит сделать томографию.

– У тебя кружится голова? – обеспокоенно спросил Фредерик, сразу же забывая обо всем.

– Нет, я отлично себя чувствую, просто в последнее время я стала себя странно вести.

Фредерик сунул ей в руку чашку с отваром и сел напротив.

– И как давно у тебя это началось? – поинтересовался он. – Ты пей, пей. Нужно выпить все.

– С того дня, как мы с тобой встретились. – Энн сморщилась, но сделала глоток. Остывшее снадобье было даже приятным на вкус. – Твой дедушка – гений.

– Это-то я знаю, а вот что с тобой творится, для меня тайна. Делай еще глоток и рассказывай мне о своем странном поведении. Если честно, не думал, что ты сможешь меня удивить.

– Я не хотела, поверь мне.

– Это же замечательно, удивлять друг друга.

– Не уверена, – пробормотала Энн. – Так вот, когда мы с тобой встретились, в моей жизни все пошло наперекосяк: на работе началось служебное расследование, сестра сообщила о беременности, отцом ребенка оказался мой жених, да еще и появился сержант из Скотланд-Ярда и сказал, что за мной охотится маньяк.

– Про маньяка слышу впервые, – признался Фредерик.

– Почему-то я не стала тебе ничего говорить. А нужно было. Тогда мне самой была бы видна вся абсурдность этой новости!

– Мне кажется, я даже знаю, что было дальше...

– Седрик – это сержант, которого отправили следить за мной, – сказал, что ты тоже под подозрением. Я гневно отвергла эту мысль, но все же где-то в душе... В общем, когда началась гроза, я, как всегда, потеряла над собой контроль. Мне вспомнились все жуткие рассказы о маньяках, твои слова о красоте боли стояли в ушах, и я сбежала.

– Ты боишься грозы? – удивился Фредерик.

– Да, мои родители погибли во время грозы. Я всегда чувствовала, когда начнется гроза, я им говорила, просила их остаться, но они были уверены, что все будет в порядке. А я сразу же почувствовала. Кэтрин потом сказала, что я закричала: «Мама, папа!» – и упала в обморок. Позже нам сказали, что в это время родители и погибли.

– И ты теперь панически боишься грозы?

– Да. Первые несколько лет после смерти родителей, как только начиналась гроза, я запиралась дома и пряталась под одеяло. В Лондоне грозы почти не слышно, и мне было легче. Я даже думала, что страх прошел. Но на озере все началось опять. Я боюсь не столько грозы, я боюсь, что вновь призову беду.

– Господи, Энн, ты что же, считаешь себя виноватой?! – изумился Фредерик.

– Я должна была остановить их. Или просто ничего не говорить.

В голосе Энн слышалось упрямство. Фредерик понял, что она уже не один год считает себя виноватой и утвердилась в этой мысли.

– Энн, ты взрослая, разумная женщина, живущая в двадцать первом веке, а ведешь себя, как римские легионеры! Ворона каркнула – битву выиграли, значит, выиграли потому, что ворона каркнула! Что это?

– Логическая ошибка, – отозвалась Энн.

– Будь так добра, реши абстрактную задачу: некая девушка сказала, что будет гроза, родители погибли. Какой вывод?

Энн пожала плечами.

– Никакого! – воскликнул Фредерик. – Эти два события никак не связаны между собой! Заставь себя забыть страхи, заставь себя думать! Бояться чего-то нормально, но бояться настолько, чтобы сходить с ума...

– Я понимаю это, Фредерик, но я ничего не могу с собой поделать! Я поверила вчера вечером, что ты маньяк, и просто спасала свою жизнь.

– Знаешь, мне больно слышать, что ты вообще могла поверить в такой бред.

Энн всхлипнула.

– Ты прав, я сошла с ума. Но все было так реально! В моей жизни столько всего произошло, столько событий, столько новостей, столько опасений... Да еще и этот Седрик Гроувер со своими вырезками. Есть от чего сойти с ума!

– Что за вырезки? – удивленно спросил Фредерик.

– А! – Она сердито отмахнулась. – Седрик не поленился собрать целый альбом, только чтобы я поверила в маньяка, он приносил мне как-то альбом с вырезками о самых громких и кровавых делах. Нужно признаться, он здорово меня напугал.

– Если только я его встречу – убью! – сердито сказал Фредерик.

Энн стало жутко: она почти поверила в то, что странный искусствовед с глазами рыси способен на убийство.

– Он чуть было не погубил тебя, – продолжал Фредерик.

– Но не погубил же!

– Я считаю, ты должна обратиться к начальнику полиции с жалобой на этого Гроувера.

– Он ничего не может сделать с Седриком.

– Почему? Он же его начальник.

– Дело в том, что нет никакого маньяка. Седрик все это придумал для того, чтобы иметь возможности постоянно быть рядом со мной. Он должен был следить, не общаюсь ли я с конкурентами. Его наняли мои работодатели. Это я узнала сегодня утром.

– Знаешь, Энн, мне кажется, тебе стоит сменить работу.

– Мне сейчас не до этого! – отмахнулась она. – Теперь ты понимаешь, почему я тебя бросила одного на этом острове?

– Понимаю. А еще я хочу знать, почему ты вернулась?

– Я поняла, все пошло кувырком не потому, что я встретила тебя, а потому, что не сразу поняла, что ты для меня значишь! – Энн выпалила это на одном дыхании.

Она не знала, сможет ли повторить эти слова. Часто говорить правду сложнее, чем лгать. Особенно когда говоришь правду себе.

Энн встала и подошла к Фредерику. Плед вновь упал к ее ногам, но на этот раз Энн не смущалась. Она точно знала, что делает, и понимала почему.

– Я уже исправила одну логическую ошибку, – прошептала она, прикасаясь губами к губам Фредерика. – Теперь я хочу исправить еще одну. Давай представим, что грозы не было.

16

Энн чистила на кухне форель, неизвестно каким чудом выловленную Фредериком в озере. Крупная рыбина обреченно блестела и, непонятно на что надеясь, норовила выскользнуть из рук. Энн пришлось вспомнить всю свою практику, а свежую рыбу она готовила часто: раз в месяц они с родителями обязательно выбирались за город порыбачить. Отец – страстный рыбак, посадил на этот крючок всю семью. Вот только у них было заведено одно очень ценное на взгляд Энн правило: кто рыбу поймал, тот ее и чистит.

Это утро было для Энн утром открытий. Оказалось, у Фредерика есть несколько недостатков, а конкретно два: он терпеть не может чистить рыбу и во сне всегда отбирает одеяло. Всю ночь Энн вела борьбу за свое одело и лишь под утро сдалась, оказавшись под боком Фредерика. Оказывается, спать под одним одеялом не только удобно, но и очень приятно.