По мосту через пропасть

– Ну да, знакомая. Но я бы предпочел уйти, то есть уехать… по-английски.

Сьюзен вздохнула – то ли с облегчением, то ли с осуждением, Адриан не понял. Он в последний раз посмотрел на дом, в котором текла уютная, размеренная, сладостная жизнь, о которой он так мечтал. А потом взял Сьюзен под локоть и решительно зашагал прочь.

Сьюзен обмирала от счастья.

Оно было бы полным, если бы в глазах Адриана не отражалась такая огромная, невысказанная мука. Но, как говорится, лучшее – враг хорошего, и бесполезно желать большего, когда и так получил очень много.

Ночью Адриану снилось, что они с Анной занимались любовью. Это был лучший сон в его жизни. Проснувшись, он, не открывая глаз, потянулся рукой, чтобы ощутить ее плечо, – но его ладонь скользнула только по холодным простыням.

Это было очень горькое утро.

Еще горше ему стало, когда он понял, что они с Анной теперь в разных городах. Спальня в вестминстерском доме была больше и строже, чем в Эшингтоне, и он почувствовал себя совсем одиноко. В душе взметнулось отчаяние: зачем все так? Зачем уехал, не поговорив? Может, она солгала бы ему, но он бы поверил, утешился, и тогда…

Расстояние проблемы не решило и ответов на его вопросы давать не собиралось.

Ему захотелось позвонить Анне и спросить, как она. Черт с ними, с гордостью и глупой обидой! И вообще, Джеймс ведь вряд ли станет наведываться к ней в Эшингтон. Так что между ними наверняка все кончено.

Адриан потянулся к сотовому и вспомнил, что номера Анны у него нет. Как-то никогда не требовался.

Пришлось стиснуть зубы и принять ледяной душ. Выжженная изнутри душа ненадолго потеряла чувствительность, как замерзшие мышцы, и перестала болеть – но тоже ненадолго.

Потянулись дни, похожие один на другой, как горошины в стручке. И такие же лишенные красоты и романтики. Книга, фигурально выражаясь, медленно покрывалась пылью – думать с расколотым сердцем сложнее, чем грезить образами. Адриан попробовал заняться делами компании – благо из-за грядущего слияния дел было по горло, – но это предполагало постоянное общение с Джеймсом, и Адриан был на грани того, чтобы уйти в монастырь: каяться в ненависти к родному брату. Родной брат, кстати, не делал ничего, что эту ненависть могло бы смягчить и превратить хотя бы в отчужденность, наоборот, он источал волны такого ощутимого превосходства, что Адриан всерьез задумался о покупке пистолета, и отнюдь не из соображений самообороны.

На несколько дней Сьюзен оставила его в покое – не звонила, только слала сообщения и открытки по электронной почте, которые в принципе ответа не требовали, а потому Адриана не раздражали.

Когда звонок все-таки раздался, Адриан оказался к нему совершенно не готов. Без брони.

– Привет, Эйд! – Голос у Сьюзен был как теплое молоко с медом, нежный и сладкий до приторности.

И чего я к ней придираюсь? – укорил себя Адриан. Она же не виновата в моих проблемах. Честное слово.

– Привет, Сью. – Он постарался сказать это как можно мягче – в извинение за свою внутреннюю резкость.

Он так хорошо изучил ее, что ему не нужно было ее видеть, чтобы понять: Сьюзен просияла, как зеркальце, поймавшее солнечный луч.

– Как твоя хандра? – поинтересовалась она. – Тает?

– Все в порядке, – уклончиво ответил Адриан.

– Понятно. Я подумала, может, сходим куда-нибудь? Я приглашаю.

Как будто это имело значение – ни ему, ни ей не приходилось гнуть спину ради денег, которые и без того преспокойно лежали на счете в банке.

– Почему бы и нет, – равнодушно отозвался Адриан.

– Хорошо. Тогда я заеду за тобой в семь тридцать. Будь готов. И просыпайся! – Она чмокнула воздух у трубки и нажала «отбой».

Адриан немного послушал гудки. Ей-богу, так продолжаться не может. Нужно или начать жить заново, или…

Мысль была такой черной и страшной, что он на нее не решился.

За обедом тетя Маргарет осведомилась, не забыл ли он, что они сегодня идут в Ковент-Гарден.

– Ой. Забыл, – признался Адриан. – Жаль, я как раз согласился поужинать со Сьюзен.

– Вы можете поужинать пораньше, а потом вдвоем приехать, – предположила тетя Маргарет.

Ее взгляд при упоминании о Сьюзен потеплел. Наверное, если бы они со Сью когда-нибудь поженились, тетя Маргарет была бы на этой свадьбе самым счастливым человеком. «После Сьюзен», – подсказал ехидный внутренний голос. «Быть не может!» – возмутился Адриан. Кощунственно подозревать лучшую подругу в таких намерениях.

Адриан сам заехал за Сьюзен без четверти шесть. Ему пришлось прождать не больше десяти минут, что говорило о большом желании Сьюзен его порадовать.

Она была восхитительно хороша. Под манто скрывалось нежно-голубое платье, волосы были убраны в высокую прихотливую прическу, но косметика на лице лишь угадывалась.

– Отлично выглядишь, – улыбнулся ей Адриан.

– Спасибо. Все, как ты любишь, – блеснула зубами она.

Хм. Еще более двусмысленно, чем «звучит как обещание». Ему действительно нравятся девушки без макияжа. Хотя… Кто ей сказал, что он – фанат лака для волос?

Они поехали в «Аквамарин» – стильный, современный бар-ресторан в Сохо с интерьером в зеленовато-голубых тонах, мягким светом и изумительным меню из даров моря.

Вот к чему, оказывается, было голубое платье…

«Голубой цвет располагает к доверию», – всплыла в памяти фраза из какого-то учебника по психологии. Следователям рекомендуют одеваться в голубое, когда они ведут допросы. И на деловых переговорах тоже этот цвет весьма популярен…

Метрдотель, на удивление молодо выглядевший парень, был любезен и проводил их к лучшему столику.

– Сью, сегодня какой-то праздник? – уточнил Адриан. Он чувствовал себя как муж, забывший о годовщине свадьбы, на праздновании этой самой годовщины.

Она неопределенно повела точеным плечом.

– Может быть.

Может. Определенно может. Но вряд ли, Сью, вряд ли… Адриана грызло тяжелое предчувствие, и он уже почти понял, что именно предчувствует.

Он знал, что здесь подают лучших в Лондоне устриц, но заказывать не стал – обошелся тунцом, приготовленным в каком-то невообразимом соусе. Смотреть, как ловко и изящно Сьюзен орудует специальным ножом для вскрытия устричных раковин, ему сегодня было как-то неприятно. Они же живые… И как эта мысль до сих пор не приходила ему в голову?

– Не хочешь потанцевать? – Три хлопка ресницами.

– Прости, сегодня я не танцую.

Возможно, он вообще не будет больше с ней танцевать. Танцы – это слишком интимное, слишком откровенное указание на то, что он мужчина, а она – женщина. Не стоит зря подогревать в ней это чувство.

– Жаль. Давай выпьем, Эйд?

– За что? – Он поднял бокал светло-янтарного вина.

– За нас.

– За тебя и меня.

– За нас. – У нее был горячий взгляд. Адриан не знал, как такое возможно, но именно горячий. Не сухой, как в лихорадке, а влажный, как… как поцелуй.

– Сью, мы с тобой давно дружим, и я полагаю, что могу быть с тобой откровенным. – Адриан не собирался поднимать эту тему, но замалчивать ее и дальше становилось бессмысленно. Еще неясно, какие могут быть последствия.

– Конечно, Эйд. – Похоже, она не только не испугалась, но и обрадовалась этим словам. В какую игру она играет?

– Мне кажется, с недавнего времени наши отношения как-то изменились. Может быть, дело в том, что изменился я, а вместе со мной – восприятие тебя…

Она молчала. Адриан замолчал тоже, вглядываясь в ее лицо, способное украсить обложку любого глянцевого журнала. Может, не стоит этого говорить? Нет, стоит, в отношениях должна быть ясность, иначе эта игра рискует обернуться катастрофой.

– Продолжай, – грудным голосом сказала Сьюзен.

– Ты мой друг, Сьюзен. Старый, надежный, верный друг. Я очень боюсь, что потеряю это.

– Не потеряешь.

– Я надеюсь. Но если ты вдруг увидишь во мне больше чем друга, увидишь мужчину, если твое отношение ко мне перерастет… во влюбленность, – Адриан отпил из бокала – в горле пересохло. Говорить было трудно, но необходимо, поэтому он говорил, несмотря на то что гортань будто клещами сдавило. – Я не смогу тебе ответить взаимностью. И ты, возможно, оттолкнешь меня, возможно, возненавидишь…