Живи и люби!

Тенгвальд облизал губы.

— К вечеру желание уйти из лаборатории становится таким сильным, что я не могу ему сопротивляться. Отец не испытывал ничего подобного ни к матери, ни к нам с сестрой. Просто не ощущал этих чувств. Иначе он не смог бы бороться с ними.

Сигрид затопило блаженное и сладкое тепло. Она была довольна, что сумела переубедить Тенгвальда. Наконец-то этот человек стал думать о себе по-другому. Он удивительно милый, добрый, заботливый и искренне любит своих племянниц. Слышать, что Тенгвальд целыми днями думает о ней и не может дождаться вечера, тоже было удивительно приятно. Как ни странно…

— Сигрид, я прекрасно знаю, что у вас большие планы на будущее.

Он сделал глубокий вдох, словно собираясь нырнуть в холодную воду. У Сигрид, со страхом ожидавшей продолжения, замерло сердце.

— Но, — продолжил Тенгвальд, — вы не думаете, что нам нужно как следует изучить… это? — Он помахал рукой в воздухе. Его жест мог означать только одно: их взаимное чувство.

Сигрид показалось, будто Тенгвальд проник в ее грудь и украл сердце. Между ребрами стало пусто, тем не менее она продолжала жить и дышать.

Настоящая любовь — чудо. Эта мысль заставила Сигрид помертветь.

Она любит его!

— Нам может быть хорошо вместе. — Голос Тенгвальда был ласковым, как ветерок с моря. — Конечно, у меня есть работа. Но для путешествий тоже найдется время. Я летаю и в Европу, и в Америку несколько раз в год. Вы очень умная женщина, Сигрид, — нежно продолжил он. — Это одна из причин, из-за которых меня тянет к вам. Вы достаточно сообразительны, чтобы… найти мне место в вашем будущем.

От этих слов Сигрид пришла в смятение. В ее мозгу образовался настоящий хаос.

Тенгвальд начал поглаживать ободок стакана, стоявшего на траве. Сигрид с благодарностью уцепилась за это проявление робости, позволившее ей справиться с собственными эмоциями и взять себя в руки.

Она не была умной женщиной. Ее никогда не считали умной и, возможно, никогда не будут считать. Многие в Туресунне смотрели на нее сверху вниз. Если Тенгвальд узнает правду (от этой мысли у нее застыла кровь в жилах), то тоже будет смотреть на нее сверху вниз.

Он поднял взгляд.

— Мы оба — умные люди. И просто обязаны справиться с этим.

Сигрид почувствовала, как в ее сознании все пришло в хаотическое движение, а душу охватило смятение, похожее на панику. Сделав судорожное глотательное движение, она бросила на Тенгвальда испуганный и осуждающе холодный взгляд.

Его зеленые глаза потемнели от недоумения, боли и гнева.

— Вы смотрите на меня так, словно я только что сделал самое недостойное предложение, которое вы когда-либо слышали.

Она понимала, что успешно втерла ему очки. Тенгвальд и представления не имел, что она совсем не та, за кого себя выдает. Сигрид подумала, что она преуспела настолько, что он остался бы слепым и глухим даже в том случае, если бы узнал правду от нее самой. Чего она делать не собиралась. Ни за что! Такого унижения она просто не вынесет.

Но все это кончилось катастрофой. Бедняга собирался предложить руку и сердце прожженной мошеннице. Следовало спасти Тенгвальда от него самого.

Притворяться умной, способной и сообразительной в течение двух месяцев — еще куда ни шло. Но делать это всю жизнь невозможно. Миссия невыполнима. Во всяком случае, для человека, который родился и вырос в крошечном городке за Северным полярным кругом.

— Тенгвальд…

Услышав собственный срывающийся голос, Сигрид стиснула зубы. Нужно было взять себя в руки. Но следовало признать: столь противоречивых эмоций она еще не испытывала никогда в жизни.

Когда Сигрид поняла, что чувство, которое питает к ней Тенгвальд, не ограничивается простым физическим влечением, это стало бальзамом, пролитым на ее раны. Она и думать не могла, что между ними может быть нечто большее, но он прямо сказал об этом. Она ощутила себя счастливой, однако счастье не могло побороть стихийный первобытный страх, поднимавшийся из глубины души, как газ со дна взбаламученного болота.

Тенгвальд почувствовал, что ему хотят отказать — об этом говорил его мрачный и обиженный взгляд. Сигрид поняла, что, всего лишь назвав его по имени, сказала больше, чем собиралась. Очень жаль, что она причинила ему боль, но ничего не поделаешь. Лучше потерпеть несколько минут, чем потом страдать всю жизнь…

А именно это и случится, если принять его предложение. Отказывая Тенгвальду, она спасает его. Но это не приходит ему в голову.

В его глазах горел огонь. Боль находила выход в форме гнева. Вот и хорошо, подумала Сигрид. Иметь дело с гневом легче, чем с болью и обидой.

— Сигрид, не могу поверить, что вы собираетесь отказаться от возможности изучить то, что нас связывает.

О Боже, она бы с радостью и наслаждением изучала каждый миг, каждый оттенок, каждую клеточку объединявшего их чувства. Но, когда Тенгвальд узнает правду, она тут же утратит все, что приобрела.

Рассказать ему правду о своем прошлом? Ни за что. Она слишком уважает Тенгвальда и слишком дорожит его уважением. Поэтому придется лгать. Лгать, как никогда в жизни. Она не хотела причинять ему лишнюю боль. Но страх правды был слишком велик.

— Именно это я и собираюсь сделать. — У Сигрид напряглись все мышцы. — Вы знаете, что у меня есть планы. Я не собираюсь отказываться от них ради нескольких страстных поцелуев.

— Нескольких страстных поцелуев? По-твоему, это так называется?

Красивое лицо Тенгвальда грозно потемнело, и Сигрид едва не вздрогнула. Ее слова ранили его, но и ей самой они разрывали сердце.

— Прекрати! Не смей говорить мне, что в чувстве, которое мы испытывали друг к другу с самого начала, не было ничего серьезного!

Ответить Сигрид не посмела. Нужно было как следует подумать, что именно она хочет сказать.

— Ты научила меня многому, — продолжил Тенгвальд. — Тому, чему не смог научить никто другой.

Сигрид смотрела на него, затаив дыхание. Только это ей и оставалось.

— Ты помогла мне познать самого себя. Раскрыла мне глаза. Заставила изменить планы на будущее. Благодаря тебе я понял, что смог бы быть хорошим мужем. Добрым и любящим отцом.

И будешь! Будешь! — хотелось крикнуть Сигрид, но она опять не посмела.

— Не вздумай утверждать, что мое чувство было безответным, — сказал Тенгвальд. — И что ты сама не изменилась за прошедшие недели.

Тон его голоса был суровым, но Сигрид чувствовала, что за ним скрывается мольба.

— Конечно, я… — Но желание признаться тут же поборол страх. Она решительно выпрямилась. — Послушайте, Тенгвальд… Неужели все это имеет значение? Я все равно скоро уеду отсюда…

— Имеет, черт побери! — В его зеленых глазах снова вспыхнул неистовый гнев. — Ни за что не поверю, что эта история раскрыла глаза только мне!

Он перевел дух, слегка успокоился и продолжил:

— Ты была убеждена, что никогда не выйдешь замуж, не будешь иметь детей и что согласилась присматривать за моими племянницами только по просьбе твоего отца. Потому что временно не можешь летать на самолете. Но я видел, как ты общаешься с Лоттой и Ловисой. Это доставляет тебе удовольствие. Причем куда большее, чем ты ожидала. Они что-то пробудили в тебе. Я сам был свидетелем этого, так что можешь не спорить.

Тенгвальд опять сделал паузу, словно собираясь с мыслями и, видимо, переживая какие-то душевные движения.

— И не смей говорить, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств! — с силой воскликнул он, выплескивая накопившиеся эмоции. — Думаешь, я не видел, как ты смотрела на меня? Когда я целовал тебя в губы, твое тело пробуждалось к жизни. Стоит мне прикоснуться к тебе, как происходит что-то поразительное.

Сигрид стиснула зубы. А потом кулаки. Если она не будет держаться от него на расстоянии, то ее решимость противостоять влечению рухнет как карточный домик. Тенгвальд узнает все ее тайны… а потом от его чувств не останется ничего, кроме досады и презрения.

Она уперлась рукой в землю и порывисто вскочила, задев каблуком стакан. Раздался звон разбитого стекла.