Ответная любовь

Ощущение легкости жизни уходило от него постепенно. Он не замечал этого до тех пор, пока не обнаружил, что лежит ночью без сна. В больнице ему давали снотворное, чтобы успокоить его демонов. Он мог бы и сегодня его принять, но из упрямства не стал этого делать. Ди каждое утро пересчитывала таблетки, чтобы знать, принимал ли он их или нет, и будь он проклят, если даст ей понять, как отчаянно ему сегодня этого хотелось!

Через некоторое время сон стал подкрадываться к нему, то отступая, то вновь приближаясь, дразня и мучая, чтобы, наконец, завладеть Марком, но только затем, чтобы мучить дальше. Теперь он опять был в этом проклятом самолете, пытаясь дотянуть до аэродрома, гадая, сможет ли он это сделать, видя, как приближается земля… ближе… еще ближе… потом взрыв и пламя!

Нужно скорее отодвинуть крышу кабины, но она не поддается. Он в ловушке, пока огонь не уничтожит его. Он кричал и кричал, но никто его не слышал. Никто не мог услышать его — он был всеми покинут.

— Где ты?.. Где ты?..

— Я здесь, я здесь. Проснись… проснись!

Чьи-то руки трясли его, прикасались к его лицу, пытаясь вытащить его из этого кошмара. Ничего не видя, он потянулся к ней.

— Помоги мне… помоги мне… Где ты?

Его глаза были открыты, но он не видел ее.

— Марк… Марк, поговори со мной… — Она все сильнее трясла его. — Ты проснулся?

— Не знаю, — шептал он. — Огонь… огонь… всюду огонь…

— Марк, здесь нет огня! Это было давно.

— Нет, он здесь… я чувствую его…

— Нет. Все это в прошлом. Сейчас ты в безопасности. Ты в безопасности со мной.

В его глазах появился проблеск узнавания.

— Ди… это ты?

Она почувствовала, как он обмяк в ее объятиях. Словно вся жизнь покинула его, уступив место глухому отчаянию. Она крепче обняла его, желая передать ему свою силу.

— Ничего… все в порядке, — наконец произнес он.

Она помогла ему снова лечь в постель и придвинулась ближе, оперевшись на локоть, чтобы лучше видеть его лицо.

— Я тебя разбудил? — спросил он.

— Я услышала крики из твоей комнаты. Это не в первый раз, но сегодня, похоже, тебе приснился самый страшный твой кошмар… Что тебе снилось? Огонь?

— Он мне не снился. Я был в нем. Огонь был повсюду, и мне некуда было от него деться. Я закричал. Смешно, правда? Я всегда считал себя сильным. Я был упрямым и заносчивым, но теперь я знаю — я просто трус, кричащий от страха.

— Ты не трус! — сказала она с жаром. — Любому бы снились кошмары, если бы ему пришлось пережить такое.

— Сначала я тоже так себе говорил, но это все продолжается и продолжается… Знаешь, когда мне сказали, что я не могу вернуться в эскадрилью, я… обрадовался. Ты слышишь? Я обрадовался! О да, конечно, я произнес все правильные фразы — как мне жаль, что я не смогу послужить моей стране, но внутри я чувствовал облегчение.

— Значит, все-таки есть надежда, что у тебя остался кусочек здравого смысла.

Он с изумлением посмотрел на нее:

— Так тебе за меня не стыдно?

— О нет, Марк, здесь нечего стыдиться. И пожалуйста, забудь об этом. Ты выполнил свой долг. Ты послужил своей стране, и это едва не стоило тебе жизни. Ты должен гордиться. У тебя вся жизнь впереди, и, когда ты поправишься, ты найдешь способ жить дальше.

Он опустил глаза на свою изрезанную шрамами грудь:

— Это будет трудно, если на меня никто не сможет смотреть.

— Не стоит обращать внимания на ту дуру, что вчера сюда приходила. Женщину, которая тебя любит, это не смутит.

Неожиданно она почувствовала в нем какую-то новую скованность, он то и дело отводил глаза в сторону. Она поняла почему. Проснувшись ночью от его криков, она в спешке забыла проверить, застегнуты ли у нее пуговицы на пижаме.

Решение пришло к ней мгновенно.

— Скорее уж это ты не можешь смотреть на меня, — сказала Ди. — Я что, настолько уродлива?

— Тебе самой лучше знать.

— Но я не знаю. Откуда мне знать?

Он посмотрел на ее лицо, потом его глаза медленно опустились вниз.

Марк лежал совершенно неподвижно, а потом поднял руку.

От мягкого прикосновения пальцев к ее груди она почувствовала восхитительное наслаждение, которое никогда не испытывала. Это было простое легкое касание, но оно словно пробудило Ди к новой жизни.

Она услышала протяжный вздох, смутно догадываясь, что это ее вздох.

Она не знала, куда девалась ее пижамная куртка, но он уже касался ее двумя руками, унося в другой мир, где исчезло все, все правила поведения, и остался один только этот мужчина — и ее желание к нему.

Все учебные пособия были бесполезны, только инстинкты могли направлять ее, и они подсказали ей, что сейчас он должен снять оставшуюся часть ее пижамы, потом свою пижаму, подталкиваемый чувством, что заставило его забыть и об осторожности, и о сдержанности, и о страхе — забыть обо всем, кроме того, что он хотел ее.

Марк мягко положил ее на спину и, скользнув по ней, раздвинул ее ноги. Она только выдохнула, когда он вошел в нее, и, прижавшись к нему, поклялась, что эта новая ее жизнь будет для него, и только для него! Тот момент, когда они стали единым целым, был восхитительно захватывающим, словно на американских горках, когда они, поднимаясь все выше, достигали пика и начинали свой головокружительный спуск, для безопасности вцепившись друг в друга.

— Извини меня…

— За что? За что тебя извинить?

— У тебя ведь это впервые, да? О боже, что я наделал! Я не хотел… я не думал…

— Я тоже не думала, — сказала она. — И я рада, что не думала. Это не та вещь, во время которой думают. Пожалуйста, Марк, я так счастлива, давай не будем ничего портить.

— Это правда? — спросил он осторожно.

Она улыбнулась ему улыбкой, полной восхитительных воспоминаний:

— Да, это правда. О да, правда.

— Это был не просто… акт милосердия?

— Ох, Марк, прекрати!

— Не знаю… Ты так хорошо заботилась обо мне, как никто за всю мою жизнь.

Он произнес последние слова, словно открыл для себя что-то важное.

Ди лукаво улыбнулась:

— Ну, теперь ты должен на мне жениться.

Его улыбка тут же увяла, он покачал головой:

— О нет, я не могу сделать такого. Я не могу принести тебе такой вред.

— Вред?..

— Послушай, я понимаю, ты пошутила. Какой из меня муж? Я из самых низов. Инвалид. У меня сейчас есть работа только благодаря твоему отцу. Ты что, хочешь всю жизнь со мной нянчиться? Я был бы обузой для тебя, а я не хочу быть ни для кого обузой. Так что, пожалуйста, не шути больше так, хорошо?

— Хорошо, — сказала она, подавив вздох. — Тогда я пойду к себе. Слишком много волнений для больного за одну ночь.

На следующий день Ди вернулась домой очень поздно. Марк ждал ее на остановке.

— Ты давно здесь? — спросила она. — Тебе еще нельзя много ходить.

— Мы беспокоились. Даже после того, как ты позвонила и сказала, что у тебя срочное дежурство. Джо, между прочим, уже поставил чайник.

— Ммм, — мечтательно протянула Ди, беря его под руку. — Как приятно, когда о тебе заботятся.

— Не всегда же тебе заботиться о других.

— Я не жалуюсь.

Дома она съела омлет, который Джо приготовил для нее. Потом все вместе послушали радио. Новости с фронта были обнадеживающими. Союзники перешли в наступление и начали высаживать десант на оккупированные территории. Но это стоило им немалых жертв.

— Сколько, интересно, самолетов они потеряли? — пробормотал Джо.

— Больше тысячи, — вздохнула Ди.

Приподняв бровь, Марк внимательно посмотрел на нее:

— Это кто тебе сказал? Доктор Ройс?

— Кое-что я слышу и от своих пациентов.

— Ах да. Конечно, — сказал он и нахмурился.

Вскоре после этого она пошла к себе в комнату, легла в постель и стала ждать. Она слышала, как двое мужчин поднялись по лестнице, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись в разные стороны. Потом она услышала, как Джо прошел в ванную, открыл кран, быстро принял душ и вернулся к себе в комнату. Через несколько минут открылась дверь в комнату Марка, и те же звуки повторились.