Среди песчаных холмов

– Вам она понравилась?

– Что ж, а почему нет? Откуда ты взяла рецепт?

– Из церковной поваренной книги. – В рецепте, однако, не было сказано ни слова о том, что на приготовление ранзы уйдут часы, а приготовленного будет достаточно, чтобы накормить целую футбольную команду. – Я не имела представления, что получится так много.

– Хорошо бы завернуть немного для Мэтта. Держу пари, парень не ел весь день.

– Думаю, он очень занят. Прошлым вечером он сказал что-то насчет продажи скота и что погода меняется.

– Работы на ферме всегда по горло. И одиночества тоже.

– Мэтт, кажется, стремится к одиночеству.

Он в самом деле поступал так, будто не может дождаться рассвета, чтобы покинуть дом. А возвращался глубоко за полночь. Эмма считала, что, если бы не дочери в доме, хозяин спал бы в сарае. Макки уткнулась головой в подбородок Эммы и закрыла глаза.

– Мэтт тяжелее переживает одиночество, чем кто бы то ни было, – провозгласила Рут, поднимая свою вышивку и держа ее напротив света так, слов но не может разобрать, какого она цвета. – Разве ты этого еще не заметила?

– Почему вы так милы со мной, Рут?

Старая женщина пожала плечами:

– Наверное, плачу тебе заботой за заботу. Не многие терпели бы старуху с больными ногами.

– Вы не так уж плохи.

– Но и не так уж хороша. Я капризная старая женщина, сующая нос в чужие дела, я не умею держать рот на замке, и мне теперь слишком поздно учиться этому. Но я беспокоюсь о Мэтте и об этих малышках.

– Я бы тоже беспокоилась, – согласилась Эмма, – если бы они были моими.

– Это не просто – воспитывать детей и работать на ферме, – предостерегла Рут. – Но в то же время это чертовски прекрасная жизнь.

– Да, – сказала Эмма, с наслаждением ощущая на руках тяжесть спящего ребенка. – Могу себе представить.

Она принесла ему ужин и свежий кофе в термосe. Укрывшись одной из его старых курток, надев на голову выцветшую шляпу с надписью «Универсальный магазин Соудера» на полях, Эмма тем не менее не защитилась от непогоды: на ее щеках были дождевые капли, а к сапогам, надетым в прихожей, прилипли комья грязи.

– Спасибо, – единственное, что Мэтт нашелся сказать, когда она вручила ему завернутую в фольгу ранзy. Он не ожидал, что она разыщет его ночью в сapae. Он видел, что в доме горел свет, и хотел было отправиться на огонек, однако так и не выбрался. Теперь он вдыхал запах свежеиспеченного хлеба. – Тебе не обязательно было это делать.

– Наверное, ты уже ел в домике для отдыха.

– Нет. Я только хотел сказать, что тебе не обязательно было нести сюда еду. Незачем так хлопотать, особенно в такой час. А кроме того, предполагалось, что это будет твой выходной день.

Она едва заметно дрожала.

– Сегодня ты почти не появлялся дома.

– Я навещал Макки дважды, – сказал он, гадая, не кроется ли в ее словах упрек ему за отцовскую халатность. – С ней было все в порядке.

– Я хотела сказать, что знаю: ты занят скотом или чем-то еще. А Рут подумала, что ты, возможно, голоден, поэтому я решила… что ж, во всяком случае, рабочие сказали, что ты где-то здесь, и тебе лучше поесть, прежде чем эта ранза остынет.

– Присаживайся сюда, тут потеплее, – сказал он, указывая на кладовую для конской сбруи. Там были сиденья и поддерживалась чистота. – Девочки уже в постели?

– Да. А Рут смотрит фильм. Ей сегодня немного лучше, но она не может вставать без посторонней помощи. Ты не думал нанять для нее сиделку?

– Думал. И она устроила мне такой нагоняй, что до сих пор в ушах звенит. – Он закрыл дверь. чтобы сохранить в комнате тепло. – Угрожала побить меня тростью, поэтому я отступил. У меня развито чувство самосохранения.

– Здесь приятный запах.

– Запах мыла и жидкой мази для седел, – объяснил он. – Садись.

Она села на старенький деревянный стул с изогнутой спинкой, Мэтт поставил себе другой возле нее.

– Лучше поешь, пока не остыло, – сказала она вновь.

Она больше напоминала топ-модель, чем домработницу с песчаных холмов. Несмотря на странное одеяние, она по-прежнему была прекрасна. Ничто не могло это скрыть, даже старые шляпы и ветхие куртки.

– Хорошо. – Мэтт снял фольгу и достал прямоугольник из теста.

– Даже Рут понравилось. Она впервые сказала мне кое-что приятное этим вечером.

– Правда? Думаю, старушка идет на поправку. Почему бы и нет, если она во всем от тебя зависит.

– Ничего не имею против. Я уже начала к ней привыкать.

– У нее доброе сердце, но иногда она может быть излишне резкой. – Он попробовал угощение. Совсем неплохо для женщины, которая две недели назад не умела готовить. – Это действительно вкусно, – признал он.

– Вот. – Она налила кофе в крышку термоса и протянула ему. – Спасибо. А сама не будешь?

– Нет. Иначе не засну. Я не понимаю, как ты пьешь так много кофе на ночь и после этого нормально спишь!

Потому что он заставляет себя работать в поте лица по восемнадцать часов в день. Во время работы он думает только о своих фермерских делах, о том, как получить прибыль и отложить деньги на обучение девочек и на погашение кредитов. Он не думает об Эмме и об аромате роз, который струится от ее кожи. Во всяком случае, не все время.

– Спасибо, что осталась, – сказал он, не находя иных слов.

Эмма сидела на стареньком стуле, подобно принцессе, выпрямив спину. Она сняла шляпу, и волосы гладкой волной упали ей на плечи. Потом расстегнула куртку, открыв белую тенниску и джинсы. На тенниске под ключицей, к которой Мэтт страстно желал притронуться, темнело горчичное пятнышко. Не надо думать об этом.

– Действительно хорошая ранза.

– Да, ты уже говорил. – Она оглядела комнату. На стенах из грубых досок висели уздечки, недоуздки и различная упряжь из кожи. Она не знала предназначения большей части из увиденного. – Здесь, должно быть, множество лошадей.

– Было еще больше. Мой отец держал табун во много раз крупнее, чем я. Все, что висит на стенах, мы используем каждый день. Ты ездишь верхом?

– Не очень хорошо. Последний раз я садилась на коня в двенадцать лет.

– Думаю, мне надо было спросить об этом в твой первый визит. Может, тебе иногда захотелось бы прокатиться верхом.

Она покачала головой:

– Я всегда немного побаивалась лошадей. Езжу верхом я даже еще хуже, чем готовлю.

– А твоя стряпня улучшается день ото дня. – Он разломил ранзу надвое, обернул фольгой оставшийся кусок и положил сверток на доску, заменявшую скамью. – Пойдем. Кое с кем познакомишься.

Он вывел ее из кладовой с конской сбруей, и они спустились по длинному коридору в другой отсек сарая. Дождь барабанил по металлической крыше, так что Мэтту пришлось перекрикивать шум, когда он подвел ее к Коуди.

– Вот он, – возвестил Мэтт, останавливаясь перед стойлом. – Билл Коуди, старейший конь на ферме. Ночью мы держим его в сарае, чтобы его старые кости были в тепле. – Palomino [3] опустил голову на верхнюю доску стойла, чтобы хозяин по хлопал его по носу. – Привет, парень, как ты? – Мэтт повернулся к Эмме, которая смотрела на коня с любопытством, но и с опаской. – Протяни руку. Он не укусит.

– Точно?

– Ага. – Он наблюдал, как она осторожно поглаживает нос старого Коуди. – Видишь? Он любит внимание. Зимой девочки приносят ему яблоки и морковку, а летом он кормится на ближнем пастбище. Я загнал его в сарай только вчера.

– Поэтому он в тепле и безопасности всю зиму?

– Да. Мой отец хотел, чтобы за Коуди хорошо ухаживали.

Выражение лица Эммы изменилось, и она отдернула руку:

– Мне пора вернуться в дом.

– Ты промокнешь. – Дождь барабанил так громко, что Мэтту опять пришлось повысить голос. – Подожди, пока немного стихнет. Если Рут что-то потребуется, она позвонит в домик для отдыха. Скажет Ясперу, где ты. Она может дотянуться до телефона?

– Я поставила дополнительный аппарат на пол рядом с ней.

Мэтт кивнул, радуясь, что она может побыть с ним еще немного.