Любовь и измена

Алекс приблизился и присел рядом на табурет.

— Продолжай, не обращай на меня внимания, — спокойно сказал он.

— Будь как дома.

— Полно, Лола, сарказм тебе не к лицу. Что ты играешь?

— Так, кое-какие пустяки…

— Пустяки? Ты называешь это пустяком?

Долорес откинула упавшую на глаза прядь и посмотрела на него.

— Сегодня вечером на школьном стадионе волейбольный матч. Приезжают ребята из соседнего города. Марибель играет.

— Мы могли бы пойти вместе. Как Сантос?

— Изводит меня и всех окружающих. Не может сидеть без дела. Все, между прочим, обсуждают возвращение отца Марибель. Меня за вчерашний день раз пять спросили, когда мы поженимся.

Он хмыкнул и с интересом заглянул ей в лицо.

— И что же ты отвечала?

— Правду. Что ты не делал мне предложения.

— Ты выйдешь за меня, Лола? — немедленно отреагировал Алекс.

Она ошиблась клавишей, поморщилась, но продолжила играть как ни в чем не бывало.

— Нет, Лехандро.

— Почему?

Сверкнув глазами, Долорес ответила:

— У меня есть семья, если ты забыл, Лехандро. Мы живем тут, на Пескадеро. Моя дочь учится и занимается спортом здесь. Не в Америке, не в Европе, здесь.

— А ты сама, Лола, ты бы хотела жить в Штатах?

Опустив руки на колени, она повернулась к нему.

— Я скажу тебе, Алекс, скажу раз и навсегда. Запомни это. Я отдала бы все на свете, чтобы жить где угодно, только не здесь. Но это невозможно, пока Марибель не исполнится шестнадцать. Так что не стоит больше возвращаться к этому.

— А что бы ты могла делать в большом городе? Я имею в виду то, чего не можешь здесь…

— О… — Она вздохнула, глаза ее затуманились. — Я могла бы посещать консерваторию. Могла бы ходить на концерты. Встречаться с музыкантами и другими композиторами. Иметь любые специальные журналы, какие только понадобятся. Могла бы совершенствоваться. Даже, наверное, выступать… — Голос Долорес дрожал от еле сдерживаемых эмоций.

— Знаешь, в Лос-Анджелесе живет немало детей.

— Прекрасно. Вот и пусть живут. А Марибель родилась и живет здесь. У нее тут друзья. Я не могу сорвать ее с места, где все родное и знакомое, и потащить ради собственного удобства на другой конец света. — Она уставилась в окно невидящим взглядом. — Я так устала ждать, Лехандро, так устала… Но если ты хоть словом обмолвишься ей об этом, я найду в кухне самый большой нож и вырежу твое сердце, Алекс Парагон. Помни об этом.

Итак, подумала возможная жертва кровавой расправы, отец Карраджо прав: Долорес отчаянно мечтает покинуть Пескадеро, но не может из-за Марибель. Или думает, что не может. Теперь ему предстоит предпринять шаги, чтобы изменить ее мнение…

Звонок в дверь прервал его размышления. Долорес вздрогнула.

— Кто бы это мог быть? — вслух подумала она. — Странно, никто обычно не пользуется звонком. Тут принято стучать…

Она поднялась и пошла открывать. А Алекс остался на месте и вскоре услышал ее радостный крик:

— Берти! Вот радость-то! Проходи скорее. Какими судьбами? Надолго?

Гмм… таинственный «кудесник» Берти… Какого черта ему здесь надо? Алекс прислушался.

— Я был на Тенерифе по делам и решил ненадолго заглянуть к тебе. Лично завезти пробный диск.

— О, Берти, ты просто чудо! — восторженно прощебетала Долорес.

У Алекса же едва челюсти не свело от ярости. «О, Берти, ты просто чудо»… Какая… какая гадость!

— Ты останешься ночевать? Я приготовлю тебе гостевую спальню. Марибель вечером играет, можем вместе пойти на матч, — продолжала она радостно болтать.

Ах вот как! Теперь, значит, она уже с «кудесником и чудом» Берти собирается!

Этого он стерпеть не мог и вышел в гостиную.

— Берти, познакомься, это мой… — Долорес запнулась, чуть покраснела, но справилась с собой и закончила: — Мой знакомый, друг детства Алекс Парагон. Алекс — это Берти Страндо, мой агент. Он привез мой первый диск, представляешь?

— Представляю, — сухо ответил Алекс, окинул внимательным взглядом Страндо, нехотя пожал протянутую им руку и заметил: — Значит, вы агент Лолы. Вам повезло. У нее потрясающий талант, это ясно даже такому далекому от музыки человеку, как я. Вы сделаете на ее имени колоссальные деньги.

Долорес сверкнула глазами, но Берти обезоруживающе улыбнулся и ответил:

— Совершенно верно. Встреча с ней — величайшая удача в моей жизни.

Вот это да! Вот это наглость! Алекс едва сдержался, чтобы не выбить парочку белоснежных зубов агента, но Долорес взяла его под руку и сказала:

— Извини, Берти, мы на минутку покинем тебя.

Выведя его в коридор, она яростно прошипела:

— Как ты смеешь оскорблять его, Алекс Парагон? Кто ты такой, чтобы позволять себе такие хамские высказывания? Берти — мой друг! Запомни это раз и навсегда. И изволь вести себя пристойно.

Но он не мог справиться с неожиданно вспыхнувшей ревностью.

— Извини, Лола, не буду вам мешать. Счастливо оставаться. Скажи Марибель, я очень сожалею, что не смог посмотреть игру. Увидимся.

Небрежно кивнув, Алекс вышел из дома и с силой хлопнул дверью.

*

Еще один вечер он провел в своем комфортабельном номере, то терзаясь приступами ревности, то злясь на собственное идиотское поведение, то хватаясь за телефон с намерением позвонить Долорес и извиниться. Вечер перешел в ночь, но спокойствие не наступало. Алекс проклинал себя и свою судьбу — судьбу, вернувшую его на родину к той единственной женщине, которую он любил всю свою сознательную жизнь, но которая не отвечала и продолжает не отвечать ему взаимностью.

Он практически не сомкнул глаз до утра, изводя себя яркими картинами интимной близости Лолы и Берти. Чертов агентишка! Что он о себе возомнил? Кто он такой? Что может предложить ей, кроме записи каких-то жалких дисков? Да он, Алекс, может сделать все то же самое и много больше. По сути дела, все, что Долорес перечислила. Ему ничего не стоит снять для нее концертный зал, дать широкую рекламу, обеспечить студию звукозаписи на любое время… Если бы только она позволила…

Только к пяти часам измученный ревностью и сомнениями Алекс забылся тяжелым сном и увидел ее, красавицу Долорес, такой, какой она была на Кальдере, — с обнаженной грудью, извивающейся от возбуждения и вожделения, взывающей: «Возьми меня, возьми»…

Он вернулся на Пескадеро к вечеру, чтобы уж точно не столкнуться с проклятым улыбающимся и любезным Берти. К тому же ему хотелось застать Марибель. Если она будет дома, он предложит ей погостить у него в Лос-Анджелесе. Но что предпринять в случае, если она откажется, Алекс не знал. Единственное, в чем он был твердо уверен, — так это в том, что именно он обязан сделать и первый, и второй, и третий шаги. Он нуждается в дочери, а не наоборот!

Солнце еще не зашло, жар не начал ослабевать. Все окна первого этажа, включая кухню, были открыты. Приблизившись, Алекс смог различить доносящиеся оттуда голоса.

— Нам все равно придется когда-то поговорить об этом, Марибель, хочешь ты того или нет. Он не уедет только потому, что тебе не нравится его присутствие.

Ответ дочери заставил его замереть на месте.

— Но ты же сказала, что он пробудет всего неделю, максимум десять дней. Они уже заканчиваются.

— Да. Но он вернется. Я почти уверена в этом.

Почти? Значит, она все же не доверяет ему…

Он стоял не шевелясь, не в силах сдвинуться с места, хотя и понимал, что ведет себя непростительно. Он, Алекс Парагон, подслушивает под окнами! Слава Богу, мама не дожила, а то бы умерла со стыда.

— Почти, — насмешливо повторила девочка. — Я бы не стала на это рассчитывать.

— Алекс — твой отец. Рано или поздно тебе придется принять этот факт и смириться с ним. Я знаю, что он слишком долго был вдали от тебя… Но это частично и моя вина.

— Он уехал, бросил тебя!

Алекс поморщился. А Долорес спокойно, сдержанно продолжила:

— Да, уехал. Но он не знал о твоем предстоящем появлении на свет. Я обязана была разыскать его и известить. Дать ему шанс сделать то, что он считал бы честным и необходимым в такой ситуации. Но я… я даже не попыталась. Ни сразу, ни потом, позже, когда он уже стал достаточно известным, когда найти его не составляло большого труда… Да, мне было очень больно и обидно. — Она тяжело вздохнула. — Но это не извиняет моего поведения. Позволив себе роскошь упиваться праведным гневом, я ограбила вас обоих. На целых десять лет, что вы не знали друг друга.