В двух шагах от счастья

— Я не совсем понимаю, — жалобно вставила Тереза Престон.

— Зато я понимаю, — довольным тоном заявила Селия.

— Может, кто-нибудь растолкует, о чем идет речь? — добродушно полюбопытствовал Мартин. — Вы очень загадочная девушка, не так ли? — И он посмотрел на Аню с заметным интересом.

— Не совсем так. Давайте сейчас не будем затрагивать эту тему, — резко перебила его леди Ранмир.

— Конечно, нет. — Миссис Престон решила, что пора выступить в защиту Ани. — Это просто милое, совершенно обычное, юное создание, которое гостит в моем доме.

Но тут Бертрам подал голос:

— Кем бы Аня ни была, ее никак нельзя назвать обычной. Я просто уверен, что никто из вас еще не знает, насколько она незаурядна. Когда я говорю, что собираюсь сделать из нее настоящую актрису, большинство из вас скептически покачивает головой. Думаю, Аня, ты должна исполнить что-нибудь для нас. — Он повернулся к бледной, тихой девушке, которая стояла рядом с Дэвидом. — Нужно отпраздновать приезд Мартина.

— Сейчас? — ужаснулась Аня. — Перед всеми?

— Милое дитя, если все мои планы сработают, ты будешь проводить большую часть своей жизни перед публикой, — улыбнулся Бертрам. — Чем скорее ты к этому привыкнешь, тем лучше. Беги, надень что-нибудь менее броское. Например, то скромное платье, которое было на тебе недавно.

Он говорил властным тоном, и Аня нехотя направилась к двери. Она была уверена, что, если бы возразила Бертраму, Дэвид встал бы на ее сторону. Непонятно, почему она так безропотно покорилась. Правда, он знает, когда наступает нужный момент, и, возможно, решил, что сейчас пришла пора поразить окружающих.

«А вдруг на этот раз у меня не получится? — с волнением думала Аня, переодеваясь в серо-голубое шерстяное платье. — А вдруг Дэвиду не понравится?» Но бессознательно она уже повторяла роль, хотя была в ужасе оттого, что ей придется обратить на себя внимание ее благодетелей. Но та Аня, которую она и сама едва узнавала, та Аня, которая поразила польского театрального режиссера и Бертрама, уже спокойно готовилась отбросить в сторону свою индивидуальность и надеть чужую маску. Она туго затянула пояс вокруг тонкой талии и посмотрела на себя в зеркало. Мелькнула мысль: «Интересно, что нашел во мне Бертрам? Должно быть, он ошибается. Я вовсе не красива. Большинство мужчин даже не удостоят меня взглядом».

Но тут Аня вспомнила, как уверенно Бертрам с ней говорил. И у нее возникло странное чувство, будто рядом стоит польский режиссер, ободряя ее. Она должна оправдать их доверие. И, гордо вздернув подбородок, девушка с вызовом посмотрела на свое отражение в зеркале, повернулась и выбежала из комнаты.

У подножия лестницы она резко остановилась, потому что там стоял Дэвид и, очевидно, ждал ее.

— Вы уходите? — Аню охватило разочарование. — Вы не хотите увидеть, как я играю?

— Конечно, хочу. — Дэвид оперся о перила и улыбнулся. — Я просто решил сначала поговорить с вами. По-моему, вы были очень напуганы, когда Бертрам предложил устроить для нас представление.

— Да, это отреагировало мое второе «я». Оно боится. Но другая часть меня обожает играть.

Дэвид рассмеялся:

— Не знал, что у вас раздвоение личности.

— Возможно, это компенсация за то, что я не знаю, кто я, — невольно вздохнула Аня. И Дэвид это заметил.

— Вы не должны так о себе говорить. Это неправда. Пусть никто не знает, чья вы дочь, от этого вы не менее дороги и важны для людей. — Он смотрел на Аню серьезно и спокойно.

Она подумала, что никогда не любила его сильнее, чем сейчас. Если бы Селия не наговорила ей всех этих горьких, презрительных слов, она, Аня, бросилась бы в его объятия. Но она была загадочной русской девушкой с туманным прошлым. Девушкой, которая не принесет Дэвиду счастья. Так сказала Селия, а кто может с ней поспорить? Только не Аня, ничего не знающая о жизни в этом мире, в который попала совсем недавно. Она отстранилась от Дэвида и быстро проговорила:

— Дело в другом. Этого нельзя объяснить.

— Даже мне?

— Даже вам. — Аня протянула руку и нежно дотронулась до его щеки.

— Аня… — Он крепко сжал ее ладонь. — Иногда мне кажется, что я вас не понимаю. Мы говорим, и я опять вижу перед собой ту непостижимую девушку, которая скрылась от меня в лесу в наш первый вечер. Разве я знаю что-нибудь о вас?

Аня покачала головой и улыбнулась ему;

— Возможно, мне просто нечего рассказать.

Но не успел Дэвид возразить, как появился Бертрам:

— А, вот вы где! Идем. Мы готовы.

Они вернулись в гостиную, и Аня увидела, что угол комнаты освобожден, а все гости, включая Селию, поставили стулья так, чтобы видеть ее.

— Что мне сыграть? — Аня вопросительно посмотрела на Бертрама и почувствовала, что страх ее исчез.

— Сценку со шляпкой, — без колебаний предложил тот.

Глядя на Дэвида и видя только его, Аня коротко объяснила содержание сценки.

И тут она поняла, что трагикомическая история о девушке, которая прихорашивалась, чтобы поразить человека, которого любила, но у которого была другая, так же стара, как сама любовь и ревность. Это она была той девушкой, надеющейся очаровать любимого мужчину. И ужасно боялась, что он уйдет с другой. И Аня изобразила все так, как было, — порой трогательно, порой забавно, а порой душераздирающе. В конце воцарилось изумленное молчание. Потом Дэвид захлопал, к нему присоединились остальные, а миссис Престон воскликнула:

— Это просто замечательно! Даже на чужом языке все понятно!

— Сделайте что-нибудь еще, — попросил Мартин. — Я ничего подобного еще не видел. Только если… — Тут он нахмурился и не докончил предложения.

— Спой что-нибудь, Аня, — попросил Бертрам. И хотя говорил он спокойно, она знала, что он в восторге от произведенного ею впечатления. — Что-нибудь веселое, если ты в настроении.

Аня лукаво улыбнулась Бертраму:

— Я спою русскую песню. В ней говорится о девушке, которая идет убирать урожай. Сначала для отца, потому что он ей велит. Потом для купца, потому что ей нужны деньги. А потом для человека, которого она любит, потому что хочет, чтобы он женился на ней.

Все гости рассмеялись, но, как только Аня запела, смех замер.

Она начала на радостной ноте, но, когда изображала девушку, которая убирала урожай для отца, привнесла в мелодию ощущение невыносимой скуки. Время от времени ее голос то срывался, то замирал, тогда, как ее мысли блуждали где-то далеко. Затем Аня запела с целеустремленностью и силой — упорно, однообразно, но безо всякой радости. Наконец ее настроение изменилось, выражение лица стало другим. Быстрыми, легкими движениями она косила траву. И была весела, улыбалась, ее руки летали все быстрее и быстрее, так что присутствующие даже засмеялись. Казалось, Аня никогда не остановится. Мелодия, продвижение по полю, мелькание рук со все убыстряющейся скоростью, пока наконец она не упала в чьи-то воображаемые объятия и не замолчала.

Раздался взрыв аплодисментов. Но тут шум перекрыл голос Мартина:

— Где эта фотография? Я вдруг вспомнил! Я не могу ошибиться. Это был ваш отец, да? Невозможно, чтобы на земле существовали два настолько талантливых человека, и между ними не было родства!

Глава 11

Фотография! Где же фотография? Несколько минут все занимались лихорадочными поисками, пока, наконец Дэвид не обнаружил ее на журнальном столике.

Казалось, все затаили дыхание, пока Мартин разглядывал старый, но удивительно хорошо сохранившийся снимок. Наконец он неторопливо произнес:

— Да, конечно, теперь я вспомнил. Не понимаю, почему я не узнал его раньше.

— Но кто это? — спросила леди Ранмир с плохо скрытым нетерпением.

— Его звали Эдком, Фрэнсис Эдком. — Мартин говорил медленно, припоминая давно забытое. — Он был очень хорошим и умным человеком. Помню, он женился на русской девушке, но всего через несколько недель с ним произошел несчастный случай.

Мартин замолчал, в комнате стояла мертвая тишина. Аня слегка дрожала от волнения, ведь перед ней начал раскрываться характер ее давно умершего отца.