Любовная неразбериха

Офисный костюм Мишель и дорогой темный костюм Джордана выглядели немного странно в вечерней праздной толпе, но ни тот, ни другой не обращали на это внимания. Они молча шли по дорожкам парка, время от времени перебрасываясь репликами. У озера они выбрали небольшую заводь и уселись на корягу, наблюдая за стаей уток.

— Вы думаете, они будут есть? — спросил Джордан. — По-моему, тут столько желающих их покормить, что они не ели разве что птичьего молока…

— Утки всегда хотят есть, — уверенно ответила Мишель, открыла сумочку и достала булочку. Потом отломила половину и протянула Джордану. — Отламывайте и бросайте. Если они не захотят, они просто не посмотрят в нашу сторону.

Джордан отломил небольшой кусочек и кинул в воду. Утки даже головы не повернули. Он цокнул языком и жестом показал Мишель, что был прав.

— Сейчас я научу вас, — засмеялась Мишель. — Видимо, вы давно этим не занимались. Надо набросать побольше еды, тогда они ее увидят, а потом позвать их. Конечно, позвать. Ведь они не знают, что мы пришли сюда специально покормить их. Мало ли тут зевак. Они не очень доверчивые, эти утки.

Объясняя технологию кормления уток, Мишель отламывала небольшие кусочки от булки и бросала их в воду, потом стала действительно звать стаю. К удивлению Джордана, утки действительно услышали ее. Сначала одна повернула голову и поплыла к берегу, потом другая… И скоро вся стайка жадно, дерясь и оттесняя друг друга, подбирала из воды крошки.

Джордан видел, что Мишель испытывает настоящее удовольствие от того, что выиграла их спор. Она прикусила кончик языка и пыталась забросить куски подальше тем уткам, которые никак не могли пробиться сквозь более удачливых подруг.

— Вы часто здесь бываете? — ревниво спросил Джордан.

— Я была здесь тысячу лет назад, — ответила Мишель, забрасывая очередной кусок. — В другой жизни.

— Вы не хотите рассказать мне о ней? — не мог остановиться Джордан.

Мишель кинула последний кусочек булки, отряхнула руки, поправила волосы и повернулась к нему. Ее лицо было спокойным, но каким-то потухшим, не таким, как несколько мгновений назад. Джордан жалел, что заговорил об этом. Но слова были произнесены.

— Что вы хотите знать, Джордан? — наконец спросила она. — Вы знаете про меня почти все. Ведь вы читали мою анкету, когда принимали на работу?

— Это официальная анкета, — возразил Джордан. — К тому же это было четыре года назад. Я не все помню… Мишель, вы же понимаете, о чем я спрашиваю.

— Джордан, — грустно улыбнулась она, — вы спрашиваете о том, о чем спросил бы любой мужчина на вашем месте. В этом нет ничего оригинального. Но ведь мне не семнадцать? И у меня, конечно, есть история…

— Простите, Мишель… — Он не знал, как выйти из этого неприятного разговора. Надо же быть таким банальным! — Я ничего не буду больше спрашивать.

— Вы уже спросили, Джордан. — Она отвела глаза. — Я отвечу как могу… Только больше не будем об этом, хорошо?

— Я… мне…

— Так вот. Я одна уже много лет. До этого у меня был муж, которого я очень любила. Мы поссорились. Он погиб. Я до сих пор считаю, что виновата. Я должна была попробовать с ним поговорить. Вот и вся история.

— Он погиб?..

— Нет, наша ссора не имела к этому отношения. Все совпало. Но я не успела понять и простить. Поэтому решила, что больше не имею права быть счастливой. Теперь действительно все.

У Джордана оборвалось сердце. Лучше бы она оказалась старой девой, которая никому не была нужна… Или женщиной, которую бросил муж… Или пожирательницей мужских сердец… Или… Больше он ничего не мог придумать. Но только не такой убежденно обреченной на одиночество и искупление. С этим бороться почти невозможно. Джордан понял, что она согласилась пойти сегодня с ним только из чувства сострадания. Она пытается искупить вину его жены перед ним. Жалеет, что остался один с двумя дочками. Но она никогда не посмотрит на него как на мужчину. А даже если и посмотрит, то никогда не позволит себе признаться в этом. Боже, что же делать?!

— Джордан! — позвала Мишель. — Если бы я знала, что несколько слов могут испортить вечер, я бы их не произнесла. Я же вас предупреждала. Давайте не задавать друг другу вопросов, на которые невозможно отвечать неправдиво?

— Простите, — еще раз сказал Джордан. — Вы не проголодались?

— Я похожа на утку? — засмеялась Мишель.

— Вы похожи на чудесную райскую птицу, — в тон ей ответил Джордан. — Боюсь быть навязчивым, но я бы чего-нибудь съел.

— Так пойдемте скорее, я с удовольствием составлю вам компанию, — сказала Мишель совершенно другим голосом и потянула его за руку.

Они нашли палатку с горячими жареными сосисками и, перебивая друг друга, заказали по порции сосисок, картофельные чипсы, соусы, печеные рогалики и по банке кока-колы. Продавец с удивлением смотрел на странных покупателей, солидных взрослых людей, которые, как дети, радовались этой немудреной еде. Если бы у него был такой костюм, он бы знал, куда пригласить эту красивую женщину.

Джордан больше не задавал тяжелых вопросов, а рассказывал о своей жизни, о том, как создавал издательство, как брал первый кредит, как помогала ему жена… Мишель слушала очень внимательно: ее лицо менялось по ходу рассказа. Если Джордан говорил о веселом, она смеялась, когда рассказывал о трудностях, хмурилась. И ни разу ее лицо не дрогнуло, когда он произносил имя Вирджинии…

Джордан настолько увлекся воспоминаниями, что рассказал даже о самом тяжелом эпизоде своей жизни. Когда Вирджиния сообщила ему, что они не будут больше жить вместе. Он так живо вспомнил ее несчастное жалкое лицо, что ему опять стало больно. Мишель тихонько погладила его по руке и только покачала головой. Джордан благодарно кивнул и надолго замолчал. Как было бы прекрасно, если бы он никогда не видел, как Вирджиния пытается скрыть счастливые глаза и жалеет его.

— Вот, — сказал он, помолчав, — а я не удержался и рассказал вам всю свою историю. Первый раз за семь лет я произнес все это вслух.

— Значит, вы простили и простились, — мягко сказала Мишель. — Вы удивительный человек. Ни слова упрека. А ведь вам больно до сих пор.

— Наверное, я слишком любил ее, — пожал он плечами. — Не мог позволить себе держать ее в семье и видеть, как она несчастлива.

— А она была несчастлива с вами? — вырвалось у Мишель. — Ой, простите…

— Нет, ничего. Я же сам начал. Она не была несчастлива. Но жизнь ей казалась пресной, теперь я это хорошо понимаю. Она отдала мне столько любви и сил, что моя страсть расцветала, а ее иссякла. Конечно, можно было жить и без любви… Но от этого засыхает жизнь.

— А ее избранник?

— Чудесный человек, — улыбнулся Джордан. — Молодой, красивый, талантливый… Она бы умерла без него. Поэтому я и не стал настаивать.

Мишель слушала, кивала и горько оплакивала свою участь. Он никогда не полюбит ее. Никогда. Они будут прекрасными друзьями, может быть любовниками, но любить он ее не будет… Это надо признать и смириться, если она хочет быть рядом и не потерять его, как потеряла мужа. А ей этого было мало…

Разговор угас, как угасало в этот час солнце. Оба молчали и мучились от сознания невозможности. Но оба не могли встать и попрощаться. Мишель откинулась на спинку лавочки и закрыла глаза. Вот и все, твердила она. Сейчас он поднимется, протянет ей руку, отвезет домой, попрощается… и все. Она опять останется одна со своей нерастраченной нежностью. А завтра будет все так же подавать ему кофе, отвечать на звонки, разбирать бумаги. Нет, она не сможет видеть его каждый день и делать вид, что ни о чем не мечтает. Лучше бы он не звал ее сегодня на ужин. Можно было еще некоторое время мечтать…

Джордан чувствовал, как он дрожит и сжимаются скулы. Сейчас погаснет последний луч и он потеряет ее навсегда. Все сказано, и ничего не изменить. Она вечно будет принадлежать своему погибшему мужу. А он каждый день будет видеть ее холодные золотые очки и слышать ровный уверенный голос. А по ночам сходить с ума, представляя ее тело, шелковое, текучее. Мука! Надо улететь куда-нибудь за тридевять земель, завести себе там покладистую глупую девчонку, сбросить наваждение и работать, работать.