Истинные цвета

Они проехали мимо красивых домов по улице, утопающей в зелени, и попали в довольно тихий район.

Никки дернула за шнур, раздался звонок, и трамвай остановился. Они вышли. Перед ними возвышалось белое здание. Табличка на двери гласила: «Дюваль хаус».

Джулиан повернулся к Никки.

— Это твой дом?

— Был когда-то, — тихо ответила она.

Джулиан рассматривал образчик неудачной архитектурной эклектики — смешение французского и испанского стилей, замешанных на псевдогреческом. Несмотря на этот «коктейль», дом, видимо, когда-то выглядел эффектно, но с годами явно потускнел.

Джулиан посмотрел на Никки, стоявшую рядом.

— Это что, музей?

Ее лицо неожиданно осветилось улыбкой, значение которой он не понял.

— Когда-то был музей. — Она взяла его за руку и повела по дорожке к дому. — Теперь здесь живут мои дети.

— Дети? — поразился Джулиан. — Я не знал, что у тебя есть дети. Ты никогда не упоминала о них.

Никки искоса взглянула на него.

— О да. Их тут много.

Они открыли дверь, ведущую в обиталище «маленьких чертенят». Их встретили звонкий смех и топот бегущих ног. Джулиан изумленно смотрел, как полдюжины малышей вихрем пронеслись мимо него. Какой-то рыжеволосый пострел скатился по перилам и взлетел в воздух. Инстинктивно Джулиан ухватил его за штанину джинсов и благополучно поставил на ноги.

— Итак, это твои дети? И сколько их здесь?

Глаза Никки искрились весельем.

— Около пятидесяти. Каждую неделю это число меняется.

Джулиан не успел ничего ответить, потому что еще двое мальчишек лет десяти скатились вниз по перилам. Он сделал такое движение, как будто хотел схватить их, и притворно грозно прорычал:

— Больше никто не будет съезжать по перилам! — И вздрогнул, услышав плач маленькой девочки, стоявшей рядом с ним.

Никки подхватила ее на руки и стала успокаивать.

— Я не хотел… — расстроился Джулиан.

— Шшш! Ты пугаешь ее, — прошептала Никки.

Она продолжала успокаивать девочку, пока та не перестала плакать. Джулиан стоял неподвижно. Случайно его взгляд упал на бледнеющий синяк на маленьком личике. Его лицо залила краска гнева, когда он понял, почему все эти дети оказались здесь.

— Да, — подтвердила Никки в ответ на вопросительный взгляд Джулиана. Я никогда не смогу понять, как родитель или кто угодно…

— Никки! Неужели это ты? — Навстречу торопливо шла высокая крепкая женщина. В порыве чувств она схватила Никки за руки. — Ты не представляешь, как я обрадовалась твоему звонку. Наш повар Марила почувствовала сегодня утром запах газа. Мы перекрыли магистраль, так что дети остались без горячего завтрака. Я обзвонила всех ремонтников в городе, но кто на рыбалке, а кто в отъезде и не вернется до понедельника. Ты только представь! Они не считают сорок восемь голодных детей экстренным случаем! Если в ближайшее время дети не получат свой завтрак, они поднимут бунт.

— Не волнуйся, Эдна, боевая кавалерия прибыла. — Заметив, что женщина держит в руках кошелек, Никки спросила: — Куда ты собралась?

— В супермаркет, купить кое-что из продуктов. Никогда не думала, что мы так зависим от этой плиты.

— Может, я могу чем-то помочь? — предложил Джулиан.

Эдна повернулась, впервые обратив внимание на спутника Никки.

— Эдна Рили, Джулиан Арчер, — представила их друг другу Никки.

Эдна смотрела то на Никки, то на Джулиана. Ее добродушное лицо расплылось в довольной улыбке.

— Давно пора. — И обращаясь к Джулиану, призналась: — Понятия не имею, где эта утечка, я в этом ничего не смыслю, но если вы думаете, что справитесь, что ж, тогда пойдемте. — Она кивнула в конец коридора. — Кухня там, молодой человек. Никки, проводи его. Я скоро вернусь, и тогда мы сможем покормить детей. Инструменты в сарае на заднем дворе. Надеюсь, мистер Арчер, вы найдете там все, что нужно.

Никки пошла на кухню. Арчер отобрал необходимые инструменты и направился туда же. Он нашел Никки сидящей на стуле в окружении детей. Она казалась такой спокойной и жизнерадостной. Ей удавалось уделить внимание каждому. Детям она открывает себя с такой легкостью, подумал Джулиан, почувствовав укол ревности. Для него же часть ее души по-прежнему закрыта.

Он попросил Никки удалить детей из кухни, чтобы ненадолго включить газ. Джулиан проверил трубы и обнаружил утечку на их стыке. Он легко устранил неисправность с помощью специального ключа.

Когда вернулась Эдна, Никки организовала несколько ребят в помощь повару.

Джулиан заметил, как Эдна Рили вынула из кармана пачку сигарет и вышла в боковую дверь. Он последовал за ней. Она стояла прислонившись к стене, подставив немолодое лицо солнечным лучам и закрыв глаза. Бабочка-капустница покружилась вокруг ее головы и, пролетев сквозь струйку сигаретного дыма, скрылась вдалеке, словно обидевшись.

— Можно попросить у вас сигарету? — обратился к ней Джулиан.

— Конечно.

Выпустив облачко дыма, Джулиан оглядел игровую площадку. Он без труда узнал талантливую руку Никки, разрисовавшую деревянный заборчик, окружавший участок, разными диковинными зверюшками.

— Кто управляет всем этим, Эдна?

— Разные люди. Это неправительственное учреждение, если я правильно поняла ваш вопрос. Хотя местный университет нам помогает составлением учебных программ. — Она сделала последнюю затяжку и потушила сигарету каблуком. — Я думаю, на самом деле вас интересует, каким образом сюда попала Никки. Спросите ее сами, хотя такой проницательный молодой человек, наверное, уже обо всем догадался. — И Эдна удалилась, оставив Джулиана одного.

Тот загасил сигарету и поспешил следом. Навстречу вышла Никки. Джулиан обнял ее за плечи, и они пошли прочь. Дойдя до забора, они остановились под старой магнолией. На толстом стволе на высоте трех футов Джулиан заметил вырезанную надпись: ТОМИ + НИК.

— Похоже, у меня есть соперник, — пошутил он.

Никки улыбнулась.

— Я уже забыла об этом. Мне было восемь, а ему семь. Он пролезал через дырку в заборе, и мы играли. Однажды он чмокнул меня в щеку и сказал, что я его подружка. Я согласилась, потому что мне нравились его веснушки и я не хотела, чтобы он перестал приходить играть со мной. Он два вечера подряд вырезал эту надпись сломанным перочинным ножом, который подарил ему отец. Затем садовник пожаловался тетушке Розали, и забор починили. Томи так и не вернулся, чтобы закончить мое имя.

— Разве он не мог войти через центральные ворота?

Никки покачала головой.

— Нет, не мог. Тетушка Розали была этакой затворницей. Всем удовольствиям жизни она предпочитала уединение. И даже будь она совсем другой, все равно ее слишком волновало положение нашей семьи, принадлежавшей к кругам старой креольской аристократии, чтобы поощрять мою дружбу с бедным ирландским мальчишкой.

— Сколько времени ты здесь жила? — спросил Джулиан, следуя за Никки, направившейся к старому дубу.

— Отец оставил семью, когда мне было два года. — Она сказала это спокойно, ничем не выдав волнения. — Тетушка Розали, моя внучатая тетушка по линии семьи Дюваль, привезла меня сюда в шестилетнем возрасте, после того как умерла моя мама. Я проводила в этом саду многие часы с блокнотом для рисования, набрасывая все, что попадалось на глаза: деревья, стрекоз, розы, людей, за которыми я наблюдала через дырку в заборе. Потом я стала писать картины, где стрекозы превратились в фей, деревья — в заколдованные леса, а розы — в розовощеких ребятишек… А почему ты так смотришь на меня?

— Ребенка можно травмировать по-разному, правда, Никки? — прошептал он ей на ухо.

Она вся напряглась.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю…

— Ты все понимаешь. Будешь отрицать, что чувствовала себя одинокой? Заброшенной? Не потому ли после смерти тетушки ты превратила это место в убежище для обиженных детей?

Никки попыталась отстраниться, но Джулиан не отпускал ее, словно понимая, что она отгораживается от ненавистной правды. Вдруг два диких индейца окружили дерево и прицелились из воображаемых кольтов.