Ложь во спасение

Стены… Потолок каменный… Будто уже все было, будто она все это видела… Да как низко, над самым лбом стена, ажно дышать нечем: вот-вот завалит, задушит, злодейка-стена…

Нелли застонала. Кто-то склонился над ней: лик бледный, плат черный, голосок тихий, а глазки любопытные, живые, ровно мышки мечутся по клети…

— Ты кто? — шевельнула губами Нелли.

Вот диво: голоса будто и нету вовсе!

— Сестра Федосья, — молвили серые губы, а глазки заблестели еще больше.

— Где это я? — шепнула Нелли.

— А ты не помнишь ли сама, касатка?

— Нет, не помню, — покачала головой Нелли после долгого раздумья.

— А как ты попала-то сюда? Неужто не помнишь? — Сестра Федосья склонилась еще ниже над Нелли.

— Нет… — еще раз молвила Нелли.

— Болезная, сиротка обиженная… — запричитала монахиня.

«Ничего не помню, а стены помню… Разве такое может быть? — подумала Нелли. — А звать меня как?..»

Вовсе ничего в голове не было, ну ни единой мысли!

— Скажи мне, Христом-Богом тебя молю, кто я? — Нелли стиснула руку монахини.

— Нет, не велено мне… — покачала головою сестра Федосья.

— Отчего не велено? Кем не велено?

— Они сами придут и все тебе скажут, касатка… Страдания твои уменьшатся, милая… А пока терпи! Господь терпел, и нам велел… — певуче прибавила она.

Нелли запрокинула голову и закрыла глаза. Минут десять пролежала она без движения, но вспомнить так ничего и не смогла… Тут заскрипела дверь, раздался шепот новых голосов:

— Ну, как она? — шепнул молодой голос.

— Да, кажись, в себя пришла. — Это была сестра Федосья.

— Помнит что али нет? — То был уже другой голос.

— Нет, вовсе ничего не помнит…

— Что за яд такой? Не убивает, а память забирает, — молвил все тот же голос.

— Особое, видать, зелье! Небось иноземное, а чего от братца вашего ждать? Он по землям иным много ходил… — вступил в беседу молодой голос.

— Ну-ну! Ты про брата моего помалкивай, не то…

— Не то что?

— Не здесь о том говорить, дочь моя…

— Верно, матушка, не здесь, — согласился молодой голос.

— Пойдем покуда отсюдова. А ты, сестра Федосья, будь при госпоже неотлучно. Глаз с нее не спускай! — приказал второй голос.

— Да, матушка, — покорно согласилась Федосья.

Дверь скрипнула и вновь затворилась. Нелли так и не приоткрыла глаз. Ах, что за знакомые голоса! И что за напасть — ничего вспомнить силы нет…

— Барин твой где? Где барин Кирила Илларионыч?

— Не могу знать! Никак не могу знать!

Филипп пробежался по анфиладе комнат дома брата. За ним, как привязанный, семенил камердинер Кирилла.

— А давно ли его нету?

— Уж два дни, как уехали-с.

— И без тебя? — Филипп оборотился к слуге и пристально уставился ему в глаза.

— Без меня! — истово заверил его тот. — Вот без меня, и все тут! А я еще говорю барину Кириле Ларионычу: мол, дескать, как же вы без меня-то? А он мне молвит так: дело-де срочное, и мне никто не надобен, сам управлюсь!

— Так, — Филипп остановился. — Сам, говоришь, управится?..

Что же за дело такое тайное, что брат без слуг уехал? Неужели первая догадка верна? Неужели это связано с Нелли?.. Но как? Каким образом? При чем тут Сусанна Петровна? Почему Нелли, как уверяет прислуга, была бесчувственной увезена своей мачехой?

Мысли одна за одной мелькали в голове у Филиппа. Ни одной верной среди них, как видно, не было. Что же теперь делать? Домой бежать или здесь оставаться?

— Ну а когда вернется брат мой, сказал? Что обещал-то? — Филипп вновь обернулся к камердинеру.

— Сказали, что, когда вернутся, не знают, но по всему выходит, что будут скоро, — заверил слуга.

— Это отчего ты знаешь?

— Ну, Кирила Ларионыч сказали, что ежели вернутся не скоро, то на другой же день пришлют эпистолу о том, что уезжают. А коли эпистолы нету, так, стало быть, сами скоро вернутся. Вот-с!

— Ну, что же… Я его тогда здесь и подожду, — заявил Филипп.

Вслед за такими словами он уселся в кресло посреди гостиной и велел оставить его одного. Филипп приготовился к длительному и томительному ожиданию, но Кирилл не заставил себя долго ждать. Он явился, не прошло и двух часов после прибытия брата в его дом. Увидев Филиппа в своей гостиной, Кирилл побледнел, растерялся, чуть было не кинулся бежать, но вовремя спохватился. Филипп же, заметя метания брата, медленно поднялся на ноги и сказал:

— Что же, братец, говори теперь, что все сие значит.

— О чем ты? Что такое?.. — начал Кирилл.

— Да полно, все ты знаешь, — оборвал его Филипп. — Я о жене моей, о Нелли… Говори!

— О Нелли? — пробормотал Кирилл. — Да что же я могу сказать, я вовсе ничего не знаю… Ах! — неожиданно воскликнул он. — Что же за дело такое, право! — С этими словами он кинулся на диван и, усевшись, закрыл лицо руками.

— Говори, Кирилл… — устало потребовал брат.

Тот сидел молча, не поднимая головы. Филипп сел рядом с ним, положил руку ему на плечо:

— Тебе все известно, говори…

— Она обманула всех, и меня, — тихо ответил Кирилл.

— Она? Кто она? — недоуменно переспросил Филипп. — О ком ты? Неужели о… — Он побоялся продолжить.

— О Сусанне, о ком же еще, — пробормотал брат. — Ты же не знаешь ничего… Нет, ничего я не скажу! Ничего! — Кирилл поднял глаза на брата. — Не знаю я ничего…

— Ведь она в тягости, ребенок у нас будет, Кирилл. Пожалей ее, меня пожалей, — сказал вдруг Филипп.

Кирилл вздрогнул, лицо его сморщилось:

— Что?

— Ты же брат мне… — Филипп не сводил с него глаз.

Что же, Сусанна ловко сумела почти посеять вражду меж братьями. Сумела и мужа с женою почти рассорить. Почти, да не совсем, на то ее хитрости не хватило…

Ведь Кирилл, как и было уговорено у него с Сусанной, отправился в условленное место ждать приезда ее и Нелли, уже опоенной тем зельем, о котором говорила неугомонная Сусанна. Но тщетно прождав целый день, только под вечер получил он письмо, в котором ожидало его странное известие:

«Друг мой сердечный, мой Кирилл! Неужели мог ты подумать, что я, любя тебя так, как я тебя люблю, разделю тебя с другой женщиной? Нет, ты напрасно ждешь Нелли, она не явится в твои объятия, ибо нету у меня приворотного зелья, чтобы сердце ее обернуть к тебе. Я помещу Елену в надежном месте: там, где ни ты, ни муж ее не смогут найти. Но не бойся, она жива, ведь не такова я злодейка, чтобы падчерицу свою со свету сживать почем зря. Она будет жить, да вот вспомнит ли она о вас? Бог весть… Думаю, что вовсе не вспомнит. Ах, как смешно мне писать нынче эти строки. Но скоро мы свидимся, и я докажу тебе, что все сие делала лишь из любви к тебе, друг мой сердечный! Для чего, — ты теперь недоумеваешь, — надобно мне было, чтобы ты оказывал знаки внимания Елене? Да для того, чтобы Филипп ревновал, чтобы в решающий момент не бросился на поиски своей супруги, а решил бы, что она бежала с тобой и к тебе, и нынче находится в твоих объятиях. Будь же благоразумен, и ничего не сообщай брату. Это будет залогом нашей любви, Кирилл. Я вернусь скоро, и мы будем вновь счастливы. Филипп же, коли узнает о твоих проделках, то как бы не вызвал тебя на дуэль или бы не выкинул чего похуже! Таковой-то молодец может и в Сибирь родного брата загнать, коли захочет. Так что поберегись да помалкивай. О Елене же не думай. Ее дорога туда, куда я и назначала ее. Не ей перебить мою волю, и тут я не уступлю. Засим прощай, твоя навеки

Сусанна».

Кирилл протянул сие послание брату, пренебрегая просьбой Сусанны. Филипп вмиг пробежал эпистолу, потом поднял глаза:

— Быть того не может… Это что же, все месть? Месть?

— Видно, так…

— Мерзавка… Ну так этого я не оставлю.

— Что же можно сделать? — уныло спросил Кирилл. — Где искать Елену? Кто же знает, куда могла Сусанна ее отвезти? Да и что еще за отраву она ей поднесла…