Свидание с ангелом

Ранее тем вечером братья обсуждали другой проект, который Рейф обдумывал в последнее время. За основу они взяли идею Габриэля провести конкурс по поиску новых художников и расширить круг участников от скульпторов до дизайнеров ювелирных украшений и каждый месяц предоставлять во всех трех галереях площади для выставок их работ.

В парижской и лондонской галереях уже прошли такие конкурсы, и прошли с огромным успехом, теперь ожидался конкурс в Нью-Йорке в конце года. Раз уж эти мероприятия имели успех, Рейф не видел причин не развить эту идею.

Всем трем братьям придется усердно поработать, но Рейф верил в то, что их труд не будет напрасным, верил в то, что они смогут открыть миру новые имена, а это стоит того. Они будут не просто продавать или выставлять произведения искусства, они будут открывать новые имена.

Майклу идея очень понравилась, и, как только Гейб вернется из медового месяца, они обязательно обсудят ее с ним.

— Может быть, — с трудом уступил Рейф.

— Начинаешь уставать от образа плейбоя?

— Думаю, да, начинаю уставать. — Особенно если Нина только это в нем и видит.

— Давно пора!

— Да что ты? — сухо парировал Рейф.

Брат кивнул:

— Это нормально, когда тебе чуть за двадцать, но я рад видеть, что теперь тебе этого недостаточно. Ты блестящий специалист, Рейф, ты всегда умел прекрасно анализировать ситуацию на рынке, точно знал, в каком направлении развивать галереи. Мне бы хотелось, чтобы другие ценили это так же, как мы с Гейбом. А завтра я непременно поговорю с мисс Палитовой. — Майкл пожал плечами. — Но я скажу ей, что ответственный за проект ты, потому что все новые проекты в «Архангеле» ведешь ты.

Да, Нина узнает, что вся ответственность за нее лежит на плечах Рейфа, то есть ответственность за кого угодно, кто работает с галереями «Архангел».

Нине это может не понравиться, но если она всерьез хочет создать новые витрины для трех галерей, то ей придется работать с ним.

Он посмотрел на брата:

— Ни… То есть… Кое-кто мне сказал пару дней назад: может, ты оттого такой серьезный, что у тебя есть два непоседливых младших брата.

Майкл приподнял бровь:

— Кто сказал?

— Кое-кто, — не отступал Рейф. — Это правда?

Майкл призадумался.

— Может быть, — наконец согласился он, — я же старший брат, я всегда чувствовал, что должен быть более ответственным, чем вы с Гейбом.

— Вот тоска, правда?

— А веселее быть средним братом, чувствовать, что ты непременно должен кому-то что-то доказать или постоянно проказничать, чтобы на тебя обратили внимание?

Рейф состроил гримасу:

— Ненамного.

Майкл пристально посмотрел на брата:

— Ты и в самом деле устал от этой роли?

Да, Рейф и в самом деле устал, и, если он не будет осторожным, Майкл вскоре спросит, почему он так внезапно изменился.

— Давай все-таки закажем ужин, — как ни в чем не бывало предложил он, чтобы сменить тему разговора и перестать думать о Нине и о том, что она сказала ему.

Он подумает об этом завтра, на торжественном открытии выставки ее отца.

— Если тебе есть что сказать, то говори, не томи! — Нина угрюмо взглянула на отца.

Они ехали на заднем сиденье лимузина на торжество, посвященное открытию выставки в галерее «Архангел» субботним вечером. На улицах Нью-Йорка было шумно, движение, как обычно, было плотным, вечернее солнце освещало тонированные стекла, пробиваясь в просветы между небоскребами.

— О чем, доченька? — спросил ее отец, спокойно глядя на нее, его лицо было непроницаемым.

Нина покачала головой:

— Не прикидывайся, папа.

Он вскинул седые брови:

— Почему это я прикидываюсь?

Нина вздохнула:

— Ты ничего не сказал, но давай не будем делать вид, что ты не знаешь. Я ночевала у Рейфа Д’Анджело в четверг.

Нина не спрашивала, она утверждала. В конце концов, на протяжении мучительных тридцати шести часов она ждала от отца хоть какой-нибудь реакции на то, что она переспала с Рейфом.

Отец пожал плечами:

— Дело твое, не так ли?

— Накануне ты запретил ему приближаться ко мне, — изумленно напомнила ему она.

— Так он тебе рассказал. — Отец понимающе кивнул.

— Конечно, — ответила Нина.

— Ему не понравилось мое предостережение, — кивнул Дмитрий, — как я и рассчитывал.

— А еще ты знал, что мне оно тоже не понравится. Так зачем ты это сделал? — нахмурилась Нина.

— Хотел посмотреть, что Рейф ответит, разумеется, — довольным тоном произнес он.

Нина не могла поверить своим ушам.

— Так ты его проверял?

— Хотел посмотреть, что он за человек, — безо всяких угрызений совести сказал он.

— И?..

Губы Дмитрия тронула легкая улыбка.

— Пригласив тебя на ужин, проведя с тобой ночь, он показал, что не боится ни меня, ни имени Палитовых.

Узнав Рейфа поближе, Нина поняла: он не из робкого десятка, мало что могло его напугать.

И как бы она ни любила отца, Нина знала: пришло время и ей перестать бояться. Она решительно вздохнула:

— Рейфу приглянулись витрины, которые я сделала для твоей выставки, и он предложил мне спроектировать подобные для галерей «Архангел», — тихо призналась она.

— И тебе этого хочется?

Нина откинулась на спинку сиденья, поймав на себе настороженный взгляд отца:

— Да, мне хочется.

— Теперь он тебе нравится. — Отец не спрашивал, он утверждал.

— Ровно настолько, чтобы переспать с ним!

— Наверное, нам следует поговорить об этом, когда мы вернемся домой, — предложил отец, когда лимузин остановился у служебного входа в галерею «Архангел».

Ее отец захотел, чтобы его пересадили из автомобиля в кресло здесь, у служебного входа, а не под прицелом фотокамер у главного входа в галерею, где толпились фотографы и снимали разряженных в пух и прах именитых гостей, приглашенных на этот закрытый показ коллекции ювелирных украшений Палитова, для завтрашних газет.

— Мне еще многое нужно рассказать тебе, доченька. О том, что случилось, — едва слышно продолжал старик, — но сейчас не время, а здесь не место для таких разговоров.

Нина пристально посмотрела на отца, во взгляде его блеклых зеленых глаз было столько боли, возле носа и рта залегли морщины, впалые щеки побледнели.

— Папа, тебе нехорошо? — Она положила ладонь на его руку и почувствовала, как она дрожит под ее пальцами. — Если так, то мы не пойдем на открытие.

— Я настолько здоров, насколько мне позволяет мое нынешнее состояние, доченька, — заверил ее отец, — но не могу сказать того же о том, что творится на душе и в мыслях. Не сейчас, Нина. — Он накрыл ее ладонь своей и чуть сжал, увидев, как она встревожена. — Мы пойдем на торжество и прекрасно проведем время, а после поговорим. Я лишь надеюсь, что ты простишь меня… — Он не договорил, с беспокойством глядя на дочь.

— Прощу за что, папа? — спросила она, опасаясь, что знает ответ.

— Поговорим после, — повторил он.

В его глазах она увидела боль, которую он ей раньше не показывал. Нет, не физическая боль, ведь он уверил Нину, что у него ничего не болит. Эта боль сидела глубоко в его душе.

Но сейчас у Нины не было времени размышлять об этом, ведь ей предстояло пережить открытие выставки в галерее «Архангел»…

И снова увидеть Рейфа.

— Никогда не видел ее такой красивой.

Рейф слушал Майкла вполуха, он был слишком поглощен тем, что пристально следил за Ниной, стараясь уловить в выражении ее лица знаки, говорившие о том, что ей непросто быть здесь, как и ему.

Ее глаза были чистого зеленого цвета, кожа светилась здоровьем, она широко улыбалась, пока отец представлял ее двоим мужчинам, которые только что к ним подошли; все гости очень ждали приезда загадочного Дмитрия Палитова.

Нина не выглядела напряженной, она была бесподобна. Совершенна, сногсшибательна, неотразима. Она снова распустила волосы, и они огненной рекой ниспадали по плечам и спине до самой талии. На фоне светлой кожи ярко выделялись ее изумрудно-зеленые глаза, а потрясающую форму соблазнительных чувственных губ она подчеркнула темно-розовой помадой. На ней было мерцающее платье золотистого цвета чуть выше колен, оно изящно подчеркивало изгибы ее тела, оставляя открытыми плечи и руки, а на ее длинных красивых ногах были золотистые туфли на высоких каблуках.