Обретение счастья

Проклиная Алексея, она, как ни странно, вновь обретала устойчивое равновесие обыденной жизни.

«Больше он не осмелится искать меня. Никогда».

Ольга уже лежала в постели и читала свежий номер «Огонька», когда в спальню вошел Юрий Михайлович.

— И что же пишут, дорогая? Снова ругают все и вся?

— «Огонек», как всегда, в своем стиле, но чтиво занимательное, — уклончиво ответила Ольга.

В последнее время ее удивляло, что муж, вечный приверженец идей шестидесятничества и пламенный строитель социализма с человеческим лицом, вдруг стал испытывать ностальгию по годам своей юности. Перемены, происходящие в обществе, словно не радовали его, а, наоборот, принуждали стать оппозиционером.

— Кстати. Оленька, тебя на той неделе переводят в старшие научные и дают группу Глыбова. Он, ты знаешь, уходит в какое-то малое предприятие. Так что будешь вести тему на всех парах.

— А это удобно?

— А почему нет?

— Потому что я — жена директора.

— Прошли те времена, когда такие мелочи принимали в расчет. Ты, прежде всего, — толковый специалист. С головой, — он погладил ее именно по голове. — Ты рада?

— Безусловно, — Ольга изобразила улыбку, хотя ей было почти безразлично, и тщеславия с момента выхода замуж заметно поубавилось.

— На тебе снова эта смирительная рубашка, — он погасил лампу на ее тумбочке — единственный действовавший источник света.

Его движения были медленными и методичными. Академик сначала помог жене снять ночную рубашку, затем, как всегда, поцеловал сначала правую грудь, потом левую, слегка погладил внутреннюю поверхность сначала правого бедра, затем левого.

В постели он был так же конструктивен, как и в науке. Несмотря на возраст, он все еще не испытывал заметных затруднений в любви, поскольку всегда вел хотя и полный трудов, но размеренный образ жизни — без табака, обилия алкоголя и иных излишеств.

Ольга знала, что после нескольких поцелуев он приступит к действию. Она почти не помогала мужу в его стараниях, поскольку всякая ее самостоятельность настораживала академика и наводила на размышления о добрачном опыте молодой супруги.

И на этот раз Ольга лежала навзничь, лишь для приличия прикрыв глаза, прислушиваясь к тяжелому трудовому дыханию мужа.

Ей не было неприятно. Ей было всего лишь привычно ждать момента, когда нужно сыграть свою роль, изобразив наступление высшего сладострастия и тем самым утешить самолюбие Юрия Михайловича. Ольга воспринимала эти ночные упражнения только как нагрузку к своему спокойному и устойчивому браку.

Ждать пришлось долго… Или ей так показалось?

«Ну когда же ты наконец?..» — Ольга уже начала было сердиться, но академик не растянул ее ожидание до бесконечности, и она с явным облегчением, а потому с убедительной долей искренности сыграла заключительную сцену.

Муж торопливо чмокнул жену в щеку и поспешил уснуть.

Ольга тоже попыталась последовать его примеру. Но сон, как и в прошлую ночь, почему-то настойчиво пытался обойти ее стороной.

Глава 12

Итак — вот оно, воплощенное спокойствие, о котором она мечтала, выходя замуж. Размеренная жизнь, большая квартира, относительный достаток, увенчанный учеными званиями супруг, продвигающий и ее по служебной лестнице Впрочем, никто не скажет, что незаслуженно. Разве что из зависти…

Скоро она сдаст в печать монографию. Возможно, решится на докторскую диссертацию. Вроде бы все в порядке. Но почему же тогда так тоскливо? Почему же так быстро и в то же время так медленно проходит жизнь? После замужества она словно бы потеряла ощущение возраста, пытаясь одновременно быть и молодой женой, и соратницей академика. Она словно бы застряла в аэродинамической трубе между временами. На вечном сквозняке.

Но ведь всего полгода назад она выходила замуж, испытывая к жениху искреннюю привязанность и уважение. Разве не эти чувства составляют любовь? Не хватало еще одного, казалось бы, неважного слагаемого — страсти.

Но разве не страсти губят людей, изгоняют их с наезженных путей, лишают цели и надежды?

«У меня все хорошо, — повторяла Ольга Растегаева, — у меня все спокойно».

Их свадьба состоялась в первых числах мая: и все немногочисленные гости подшучивали: «Будете маяться всю жизнь».

«Всю оставшуюся», — шутил в ответ Юрий Михайлович.

Так где же все-таки совершился этот брак: на земле или на небесах?

После изгнания из алма-атинского гостиничного «рая» с фруктами и конфетами долгое время великолепная Ольга удостаивала академика лишь мимолетным кивком в ответ на самые вежливые приветствия, на какие только был способен выдающийся химик.

Он продолжал провожать жадным и грустным взглядом каждое ее появление в поле своего зрения, но, очевидно, напрочь утратил надежду на хорошенькую амурную историю.

Ольга стала кандидатом наук, однако от этого не потеряла привлекательности. Она продолжала тщательно следить за собой и регулярно печатать статьи в научных журналах.

Директор института, казалось, оставил всякие притязания на ее скромную персону. Тем более, что и прогрессировавшая тяжелая болезнь Анны Николаевны не вносила оптимизма в его жизнь.

Все сотрудники знали, что жену директора недавно прооперировали, но хирургическое вмешательство не принесло никакого результата, а лишь подтвердило грозный диагноз. Теперь оставалось только ждать самого худшего.

И академик словно сломался, превратившись из неунывающего весельчака в немолодого грустного человека.

Ольга, как и все, не могла не заметить разительных перемен, происходящих в академике. Он вдруг стал слишком задумчив и совсем неаккуратен, забывал о назначенных встречах, оставлял дома очки и терял ключи…

Растегаев стал напоминать большого седовласого ребенка, который заблудился в шумной толпе. Еще до физического ухода Анны Николаевны в мир иной он, казалось, смирился со своим одиночеством и с трагической безысходностью бытия.

Сами печальные события он пережил на удивление спокойно, будто наконец-то закончившаяся мучительная обреченность супруги освободила и его от страданий.

Он еще больше замкнулся в себе, в своем одиночестве. А вскоре образ жизни старого вдовца стал проявляться и внешне: Юрий Михайлович теперь не слишком тщательно следил за своим гардеробом и совсем прекратил бриться.

Недели две директорская щетина слегка пугала подчиненных, но по прошествии этого срока она стала превращаться в купеческую старорежимную бородку и приобрела вполне эстетичный вид.

Долгие годы имевший прочную славу мужчины, интересующегося женщинами, он словно бы утратил интерес к противоположному полу, что в данном случае означало и утрату интереса к жизни.

Юрий Михайлович вживался в роль вдовца, а Ольга — в то же время — во в чем-то похожую роль старой девы.

Потерянный и неухоженный академик испытывал тот же страх перед дальнейшим существованием, что и, казалось бы, преуспевающая, цветущая красавица.

Жизнь вела своих героев разными путями к одной и той же черте, неоднократно встающей перед человеком, вела к мысли: «Как жить дальше?».

Она устала прозябать в чужих комнатах, он — в своих, но опустевших. Она едва переносила рассуждения сильно сдавшей тети, часто переходящие, как ей казалось, в маразм. Он не понимал жизненных установок подросшей дочери.

Но мало ли в мире одиноких и неустроенных мужчин и женщин? Почему судьба свела именно этих двоих?

Подходила к концу еще одна серая и тусклая московская зима. Солнце последних дней февраля уже не боялось пригревать, предвосхищая скорую весну.

Ольга шла по слякотному тротуару, едва успевая обходить лужи, но несмотря на промокшие-таки ноги настроение у нее было вполне приличное.

В этот погожий день она решила обновить бежевое демисезонное пальто, купленное по случаю: муж привез актрисе, приятельнице Тани, из Парижа, но шикарная вещь оказалась дородной даме узковата в плечах, и пальто решено было продать.