Непредсказуемый мужчина

— Мне просто интересно, как тебе удалось убедить тетю оставить тебе квартиру? Я всегда считала тебя слишком гордой, чтобы что-то просить.

Элин с опаской посмотрела на сестру.

— Понятия не имею, почему она так сделала, и не знала, что она так поступит, — решительно ответила Элин.

— Старая сука-пуританка! Наверное, совсем сошла с ума! — Оставаясь наедине с Элин, Линда не старалась казаться милой и благовоспитанной. — Я рада, что она умерла! Ты всегда была ее любимицей. Правда, тебе от этого мало пользы, ведь папа-то на моей стороне!

Элин заскрежетала зубами. Ей хотелось ударить Линду, но она знала, что этот удар рикошетом отразится на ней. Поэтому, сдержавшись, пренебрежительно бросила:

— Сошла с ума, потому что была единственным человеком, которого ты не смогла обвести вокруг пальца!

На лице Линды появилась улыбка кошки, готовящейся к прыжку.

— А у тебя, Эли, оказывается, есть коготки?! Но я не советовала бы тебе показывать их папе. В конце концов, тетя умерла. Теперь она не может за тебя постоять, а завещание — всего лишь кусок бумаги, не так ли? — Ее глаза злобно сверкнули. — Кстати, папа хочет видеть тебя в библиотеке для разговора. Он просил меня прислать тебя к нему немедленно, а я чуть не забыла!

Внутри Элин все оборвалось. Разговор с отцом означал только одно: ей снова придется изведать силу его недовольства. Но она решительно отправилась на встречу с ним, убеждая себя говорить со спокойным достоинством, что бы он ни сказал.

— В будущем я попросил бы тебя не заставлять меня ждать, Элин, — раздраженно произнес он, когда она вошла в библиотеку.

Прошлый опыт подсказывал Элин, что оправдываться бесполезно. Повинуясь нетерпеливому жесту отца, она села в огромное кожаное кресло, в котором ее хрупкая фигурка казалась совсем маленькой, что подчеркивало ее с отцом психологическое неравенство. Но Элин была полна решимости стоять на своем.

Роберт Грейст был крепким человеком, по-прежнему красивым в свои сорок девять лет и по-прежнему слепо любящим Линду. Он зловеще откашлялся.

— Элин… Я обдумал этот неприятный вопрос. Ты, конечно, понимаешь, что завещание в его нынешнем виде полностью несправедливо по отношению к Линде. Ума не приложу, о чем думала Жаклин. Я решил, что ее квартира со всем содержимым должна быть выставлена на продажу. А деньги будут поделены между тобой и твоей сестрой.

Кровь отлила с лица Элин. Ее мечта о самостоятельной жизни, об исполнении честолюбивых планов рушилась.

— Ты не сможешь этого сделать, — неуверенно произнесла она.

— Разумеется, смогу. Необходимо только, чтобы ты подписала согласие. Естественно, я надеюсь, что ты поступишь правильно.

Он еще больше нахмурился, но Элин твердо решила не поддаваться.

— Нет, папа, я этого не сделаю. Тетя хотела, чтобы владелицей квартиры стала я, и…

Отец взорвался:

— Элин! Очень плохо, что ты за нашими спинами повлияла на тетю…

Слова Линды! Он всегда верил всему, что ему говорила старшая дочь, и ни разу не усомнился в ее словах.

Внезапно Элин встала, дрожа от накопившихся за годы обид.

— Хорошо же ты думаешь обо мне, папа! Ты веришь, что я пыталась влиять на тетю?

— А что мне остается думать? — пророкотал отец. — Просто немыслимо, чтобы при нормальном стечении обстоятельств Жаклин пренебрегла Линдой.

Элин сглотнула подкативший к горлу комок обиды и заговорила более сдержанно:

— Я не уступлю квартиру Линде! Я собираюсь в ней жить. Я найду работу и буду сама себя содержать. И в конце концов, открою магазин…

— Магазин?! — презрительно фыркнул отец.

— Да, магазин. Именно этого я хочу. Тебя никогда не интересовало, чего я хочу, папа. Мне нужно…

— Я не потерплю, чтобы моя дочь стала заурядной хозяйкой магазина! — закричал он.

— Тогда откажитесь от меня! Мне теперь все равно. Ты мог бы отказаться от меня много лет назад, вам всем всегда было наплевать на меня, — в отчаянии отозвалась Элин.

Отец побагровел.

— Я не могу поверить, что это говоришь ты, Элин. Ты всегда пользовалась той же любовью, тем же вниманием и теми же привилегиями, что и твоя сестра.

— Да что ты, папа? Неужели теми же? — с горькой насмешкой возразила она.

Отец покраснел еще больше.

— Элин, твоя ревность по отношению к Линде совершенно неуместна. — Его голос поднялся до настойчивого рева. — Приведи мне хоть один пример!

Элин больше не могла бороться с его слепотой. Она чуть опять не спустила больную тему на тормоза, но это был последний шанс открыть отцу глаза, в ее душе еще жила потребность достучаться до его сердца.

— Я могла бы привести тебе тысячи примеров, папа, но, если ты просишь хоть один, пожалуйста. — Быстрым шагом она подошла к столу и взяла фотографию в золоченой рамке, стоящую на самом почетном месте. — Вот ты и Линда в день окончания ею школы — гордый отец и красавица дочь. А где фотография, на которой мы с тобой, папа, в тот день, когда я закончила школу? — Сквозь нахлынувшие слезы Элин смотрела на фотографию. Обида была почти невыносимой. — Ты взял тогда Линду в город, купил ей самое красивое платье, которое мог найти, и так гордился ею, что нанял фотографа, который приехал сюда и запечатлел вас. Тебя и ее. А со мной ты так не сделал.

Он прочистил горло и грубовато-оборонительным тоном заявил:

— Ты не просила. Стоило тебе…

— Линде не пришлось просить, — печально произнесла Элин. — Я ждала, когда ты сам предложишь. Ждала, что ты дашь мне хоть немного той любви, которую всегда морем изливал на нее. Я слишком долго ждала, папа. А теперь мне все равно. Я оставлю за собой квартиру тети и утром уеду отсюда. — Она поставила фотографию на место и пошла к двери.

— Элин! Вернись!

Но она проигнорировала приказ и побежала в свою комнату, где начала собираться, бросая вещи в чемоданы и коробки. Никто не пришел с ней поговорить. Но она знала, что это только передышка. Линда не смирится с потерей, а отец непременно захочет сделать приятное любимой дочери. Что касается матери, Элин отлично понимала, что та никогда не примет ее решения покинуть дом, как она всегда принимала и одобряла любые поступки Линды.

В настроении мрачного смирения Элин спустилась к обеду. Гордость не позволяла ей прятаться от борьбы, которая разгорится вокруг ее стремления к независимости, а она, как всегда, была готова сопротивляться любому давлению.

Один натиск был отражен мгновенно. Линда пребывала в отличном расположении духа. Несправедливость ужасного завещания тетушки Жаклин была более чем восстановлена. Папа собирался завтра же положить на счет Линды сумму, равную стоимости квартиры тетушки Жаклин, чтобы она могла сорить этими деньгами, как ей вздумается.

— В интересах справедливости, — многозначительно заметил Роберт Грейст.

Глаза Линды блестели от счастья, а Элин взглянула на мать. На постаревшем варианте красивого лица старшей дочери читалось холодное осуждение. Элин посмотрела прямо в глаза отцу и проговорила с горькой иронией:

— Я больше не знаю, что справедливо, а что нет, папа. Я только знаю, что в этой семье мне нет места.

Отец поджал губы:

— Я разочарован в тебе, Элин. У тебя было время преодолеть вспышку раздражения и внять голосу разума. Поскольку я не могу силой заставить тебя письменно отказаться от того, что принадлежит тебе по закону, надеюсь, у тебя хватит здравого смысла добиться полезных доходов от квартиры Жаклин. Говорить о том, чтобы покинуть дом, нелепо.

— И все же я ухожу, папа. Я говорила с поверенным тети, и он сказал, что я имею полное право завтра же вступить во владение квартирой. Я ухожу завтра, — решительно повторила она.

— Ты не можешь уйти, Эли! — возбужденно заверещала мать. — Что скажут люди? Роберт, она не может уйти!

— Если ты уйдешь, Элин, то на поддержку можешь не рассчитывать, — пригрозил отец.

— Я этого не потерплю, Эли! — крикнула мать. — Я не допущу, чтобы ты ушла и лишила себя прежнего положения в обществе. Это неблагодарно и… по меньшей мере, эксцентрично.