Рождество в Париже

— Но она не ловится, не ловится, у меня ручки устали, — капризничает Маша.

— Не обязательно держать все время. Она может упасть случайно. Волшебную звезду счастья главное — не упустить.

Маша поднимает вверх руки и держит их над головой, как в детстве, изящно согнув в кистях, напрягая длинные тонкие пальцы.

«Как же долго мне пришлось ждать свою звезду!»

1

Начало декабря в Москве на удивление выдалось очень морозным. Маша, кутаясь в новую шубку, неслась на работу.

Борис Михайлович — шеф Маши — просил сегодня прийти вовремя и не отлучаться, так как его не будет. Мама каждый день повторяла, какое это счастье, что она нашла Маше такую спокойную и приличную работу.

На остановке тридцать третьего троллейбуса народу, как всегда, хватало, нужно было доехать до Садового кольца, а там пересесть или на метро, или еще на один троллейбус. Но это недалеко, вся дорога занимала минут сорок — пятьдесят, а некоторые девочки из министерства, в здании которого ее шеф снимал офис, тратили на дорогу полтора, а то и два часа. Наконец подошел троллейбус. Маше удалось впихнуться и даже занять место.

«Наверное, мама права — работа у меня неплохая», — подумала Маша, устраиваясь поудобнее, чтобы не испачкать полы шубки о грязные огромные сумки какого-то парня.

Борис Михайлович — отец одного обалдуя, который учится в маминой школе, сам предложил взять Машу к себе. Мама считала его чадо способным и всегда защищала на педсоветах. Если бы не авторитет мамы, то его давно бы исключили за поведение. Но учился он хорошо, и это помогало маме отстаивать его перед коллегами.

Уже больше десяти лет она работала во французской спецшколе преподавателем музыки. Мама в молодости подавала надежды, как хороший музыкант. Но после смерти папы она не смогла работать в оркестре — на время гастрольных поездок не с кем было оставлять маленькую Машу. Сначала она брала учеников, а потом, как она говорила, вместе с Машей они пошли в школу. Маше тогда едва исполнилось шесть лет. Школа была элитарная, с основным языком — французским и вторым — английским. Находилась она близко к дому. Маме большое удобство — ребенок всегда под присмотром. Правда, папа мечтал, чтобы Маша тоже была музыкантом. Но мама, помотавшись с папой по стране (на Севере он простудился и получил воспаление легких, да такое, что в Москве не смогли вылечить), решила, что хватит, пусть лучше девочка будет спокойно работать где-нибудь с французским языком, а музыкой может заниматься так, для себя.

Маша неплохо играла на рояле. Инструмент едва помещался в их маленькой двухкомнатной квартире на Ленинском проспекте. Рояль был куплен еще папой, поэтому они не хотели его продавать, оставили как память.

Набитый троллейбус, кряхтя и покачиваясь, медленно полз к Октябрьской площади. Маша раскрыла небольшую книжонку на французском. Она постоянно читала на языке, чтобы не забыть его.

В Иняз после школы Маше не удалось поступить — был очень большой конкурс. Их предупреждали, что так просто туда не стоит даже и пробовать, но Маша очень хорошо училась, и наивная мама все же надеялась. Увы!

Посмотрев в дырочку в морозном стекле, Маша поняла, что пора пробираться к выходу.

После набитого троллейбуса на улице ей даже показалось не так холодно. Из-за серых московских облаков вылезло солнце. Маша с удовольствием вдохнула морозный воздух.

Десятый троллейбус пришел быстро, а отсюда до работы было уже совсем недалеко. Министерство, где фирма снимала офис, находилось на Новом Арбате.

Фирма занималась закупкой медицинского оборудования, в том числе и из Франции. Английский язык шеф знал хорошо, но считал, что Маша с французским тоже пригодится. Других сотрудников у него не было, только бухгалтер на договоре. Сам он в офисе сидел редко, все время куда-то ездил, поэтому Маша целый день отвечала на телефонные звонки, принимала факсы. Иногда он брал Машу на переговоры, чтобы она не забывала язык. Относился к ней по-отечески, порой сердился, когда девочки из министерства приходили к ней поболтать, а иногда заботливо спрашивал, обедала ли она, или не холодно ли ей в куртке, которую она носила всю прошлую зиму, пока они с мамой не купили ей на рынке в Лужниках недорогую шубку.

Дежурная, узнав Машу, улыбнулась и дала ей ключи от комнаты.

Зойка, сотрудница министерства, уже курила у нее под дверями.

— Маш, ты не забыла, сегодня у Лены день рождения. Мы тебя ждем. Я уже утром торт и шампанское купила. После обеда собираемся закрыться в комнате и никого не пускать.

— Зоя, я сегодня так рано не могу. Шеф просил не отлучаться.

Зойка сделала гримасу.

— Ну, ладно, я попробую, бухгалтер должна приехать, я ее попрошу посидеть вместо меня, она все равно до вечера собиралась остаться.

— Отлично, — обрадовалась Зойка. — Сейчас я тебе принесу показать, какой мы Ленке турецкий свитер купили в подарок, на улице перед магазином продавали.

Раздеваясь, Маша подумала:

«Хорошо, что нет шефа. Зойка с ее нетерпеливым характером все равно сегодня работать не даст, будет и до обеда прибегать каждые пять минут — свитер покажет, потом еще что-нибудь надумает, пока не соберемся».

Полдня пролетели быстро. Телефонные звонки, потом она отправила несколько факсов, разобрала почту.

Бухгалтер, женщина средних лет, вечно замотанная из-за двух детей, с громадными сумками ввалилась в комнату уже после двух часов. Девчонки по очереди несколько раз прибегали предупредить, что они уже начали праздновать.

— Маша, тут недалеко яйца дешевые с машины продают. Тебе не надо?

— Нет, Катерина Петровна, у нас мама хозяйством занимается.

Увидев, как бухгалтер выбирает битые и раскладывает их на столе на дорогую для компьютера бумагу. Маша воскликнула:

— Как же вы довезете яйца домой, из них уже яичница?

— Сейчас все по одному переберу и вытру. Слушай, у тебя нет помягче бумаги?

— Катерина Петровна, миленькая, не надо эту портить, сейчас я у девочек из министерства другую попрошу, им бесплатно выдают. А вы сегодня надолго?

— Да, посижу, а тебе что, уйти надо?

— Ага, у Лены день рождения, так они отмечают и меня позвали. Мы скинулись и свитер купили, недорогой.

— Ну, беги, только бумагу занеси, не забудь. — И уже вдогонку крикнула: — Может, свитер покажешь, я бы своей старшей тоже взяла!

Девчонки действительно закрылись. Маша условно постучала: тук-тук… тук-тук… тук-тук…

— Это Машка! — раздался Зойкин голос, а за ним щелчок.

— Заходи, гостем будешь.

Девчонки уже выпили понемногу шампанского, торт почти что доели, на столе валялись апельсиновые корки и нетронутые яблоки.

— Ну, наконец-то, — сказала Леночка, — я твой кусок торта стерегла от Зойки-хищницы.

— Неправда, мне и нельзя столько, он у меня вон куда прилипает сразу, — возмутилась та, показывая на свои обтянутые узкой юбкой бедра.

— Мне еще надо Катерине Петровне бумагу передать, она яйца побила. Дадите, девочки? — спросила Маша. И, переключившись на происходящее, всплеснула руками: — Лена, как тебе свитер подходит, особенно к этим брюкам.

— Да, я уже всех поблагодарила, и тебе, Машуня, спасибо, — чмокнув ее в щеку, сказала Лена.

Зойка, наливая всем шампанское, заторопилась:

— Сначала тост про Лену скажи, а потом я сама отнесу бумагу, обязательная ты наша!

Маша подняла керамическую кружку, в которую Зоя несколько раз подливала, дожидаясь, пока не осядет пена, и торжественно произнесла:

— Леночка, в день твоего двадцатилетия мы желаем, чтобы ты была такой же красивой, как сегодня.

— Еще бы, в таком свитере, — поддакнула Зойка.

— Чтобы у тебя все хорошо сложилось… в личной жизни, — продолжила Маша.

— Про замуж скажи, — подсказала Галя, которая считалась более взрослой — она была старше всех присутствующих лет на пять, давно окончила институт, но никак не могла устроить свою жизнь.

— Да, — серьезно произнесла Маша, — мы хотим, чтобы в этом году осуществилась твоя мечта и ты вышла замуж за Сережу.