Блэкмурскии дьявол

Расстроенный, Кристиан направился к ожидавшей его карете, едва не задевая головой (все-таки шесть футов и два дюйма) увитую виноградом решетку, которая как навес прикрывала дорожку. По обеим сторонам дорожки рос высокий колючий кустарник, и ветви цеплялись за рукава Кристиана и царапали лицо.

Один вид этого места заставлял его вздрогнуть и вызывал желание уйти отсюда как можно скорее. Из-за сгустившегося весеннего тумана Кристиан не видел даже на фут впереди себя и только успел пожалеть, что не взял с собой фонарь, как чуть не столкнулся с закутанной в плащ фигурой, спешащей по дорожке с противоположной стороны.

«Фигура слишком высокая для Лилит, примерно пять футов и семь дюймов», — прикинул Кристиан, но по хрупкому ее сложению он мог сказать, что это женщина.

— Простите, мадам, — пробормотал он и шагнул в сторону, давая пройти. Его правая нога скользнула между камней и по щиколотку ушла в грязь. Кристиан не ругнулся. Он даже не вздрогнул. Он уже привыкал к такого рода неприятностям и принимал их с тихим отвращением.

— Спасибо, — раздался из-под капюшона голос.

Это был удивительно чистый женский голос, шевельнувший что-то в его памяти и заставивший пристальнее посмотреть на женщину, которая боком протискивалась мимо него. Лунного света, проникавшего сквозь решетку, было достаточно, чтобы разглядеть золотистые волосы и быстрый взгляд зеленых глаз и подтвердить то, что Кристиан уже знал.

Он действительно был самым несчастливым человеком на свете. А она — последней женщиной во всем Лондоне, которую он бы желал неожиданно встретить на своем пути.

Ей дали подходящее имя. Далила. Леди Далила Эштон Мун, если быть точным, и, стоя сейчас здесь и вдыхая холодный ночной воздух, приправленный запахом ее духов, Кристиан остро ощутил родство с несчастным библейским Самсоном. Он хотел убежать, ретироваться, называйте как хотите, но благоразумие — лучшая часть доблести. Увы, к тому моменту, когда он вытащил ногу из грязи и ступил на тропинку, было уже слишком поздно.

Глава 2

— Кристиан? — Капюшон накидки цвета слоновой кости упал от легкого взмаха головы леди Мун, открывая сверкающую массу белокурых волос и безупречную, словно фарфоровую, кожу. — Неужели это ты?

Кристиан был несказанно благодарен густой тени под решеткой. Он никогда не краснел, никогда, но будь он проклят, если не почувствовал, как его щеки вдруг запылали. И было от чего. В конце концов, с леди Мун был связан самый утонченный в своей унизительности момент его прошлого. «Отдаленного прошлого», — напомнил он себе, удерживаясь от желания съежиться под ее взглядом. И то, что его память заставила его вздрогнуть, еще не повод, чтобы позволить себе показать свое смущение. Насколько он знал, она вообще забыла, что это когда-то случилось.

«Хотя это чертовски невероятно», — вмешался голос рассудка.

Как бы то ни было, в такие моменты у разумного мужчины есть только один возможный способ действий: притворяться и парировать удар.

— Прошу прощения, мадам, — сказал он, будто бы пытаясь яснее разглядеть ее в полутьме. — Мы, случайно, не знакомы?

Он наблюдал, как она приняла его ответный маневр, перегруппировала силы и вновь выстроила линию фронта, и все за долю секунды.

— Похоже, это я должна просить у вас прощения, сэр, — ответила она, безупречно подражая его вежливо-бесстрастному тону. — Я сказала, не подумав, поддавшись первому впечатлению, но при ближайшем рассмотрении вижу, что приняла вас за гораздо более молодого человека, который, простите, не носит повязку на правом глазу.

«Гораздо более молодого человека?» Кристиан рассвирепел и принялся разглядывать леди Мун в поисках аналогичных доказательств того, что с момента их последней встречи прошло семь лет, но не нашел их.

— О, Кристиан Лоуэлл, это все-таки ты, — воскликнула она с притворным изумлением. — Я бы узнала твой зловещий, хмурый взгляд где угодно.

— Леди Мун? — ответил Кристиан, словно только что узнал ее. — И я бы узнал где угодно ваши очаровательные манеры и женскую сдержанность.

Она улыбнулась, обнажая сверкающие белизной зубы, не имеющие ни малейшего изъяна, за исключением небольшой щербинки на одном из них, которая не видна. Ее можно обнаружить только языком. Эта щербинка была одной из миллиона очаровательных мелочей, которые Кристиану так и не удалось до конца забыть.

— Я была так рада, когда узнала, что ты вернулся домой, — сказала Далила, но, прикусив нижнюю губу, поспешно добавила: — Я хотела сказать, была счастлива узнать, что ты вернулся домой невредимым. Так много мужчин не вернулось. Ты очень везучий.

Везучий? Он? Кристиан чуть не фыркнул.

— Внешность иногда обманчива.

Она сразу спохватилась.

— Пожалуйста, прости меня. Не знаю, о чем я думала. Ужасно расстроена, узнав о трагической кончине Чарлза.

— Да, трагедия, — согласился Кристиан. — Для всех. Незначительный кашель перешел в пневмонию, и Чарлз, законный и достойный преемник трехвековой блэкмурской традиции, вдруг умирает, а я становлюсь чертовым графом.

— Понимаю, что ты, должно быть, чувствуешь, — сказала Далила. — Титул не может возместить потерю брата.

«Среди всех прочих», — подумал Кристиан. Чарлз был ему не только братом, но и ближайшим другом, спасительной гаванью во время шторма. Кроме того, надо сказать, смерть Чарлза означала потерю свободы, возможности жить без ответственности, жить моментом — единственный способ существования, который признавал Кристиан. Он потерял все. А в довершение ко всему его прокляли.

— Ты права, — сказал он Далиле. — Титул не возместит ничего. Но я не единственный человек, переживший горькую утрату с тех пор, как мы последний раз виделись. Я был весьма опечален, узнав о смерти твоих отца и мужа. Пожалуйста, прими мои глубочайшие соболезнования.

— Спасибо, — ответила она, опуская глаза.

— Твой муж погиб вблизи Ла-Коруньи, так ведь? — спросил Кристиан, называя сражение, которое случилось почти три года назад.

— Да. Он упал с лошади в самой гуще и был затоптан.

— Какой горький жребий.

— Какая бессмысленная потеря, будет точнее, — возразила Далила со всей порывистостью, которую он так хорошо помнил. — Ему не следовало скакать впереди. Он был слишком молод и неопытен.

Кристиан что-то сказал об ужасах войны, и битве на Пиренейском полуострове в частности, и закончил с печальной улыбкой:

— Прости мою неучтивость, мне не следовало бы удерживать тебя здесь сырой ночью разговорами на унылые темы. Если ты шла к Лилит, боюсь, ты такая же невезучая, как и я. Ее нет.

Далила нахмурилась и бросила взгляд на черневший домик.

— Нет? Но это невозможно. Она мне нужна.

Кристиан чуть не рассмеялся. Ее вера, что весь земной шар вертится по ее прихоти, была еще одной деталью, которую он помнил. Он ожидал, что она сейчас надует губки и топнет ногой из-за того, что Лилит не оказалось дома, и был сильно удивлен, когда она лишь вздохнула и пожала плечами.

— Значит, — сказала она, — мне придется попытаться застать ее завтра.

— И я думаю о том же, — ответил он, с новым любопытством разглядывая ее. Хотя по возвращении домой Кристиан был слишком занят собственными проблемами и мало обращал внимания на сплетни, он все же смутно припоминал что-то интригующее о леди Мун. Жаль, не мог вспомнить, что именно.

— Что ж, — произнесла Далила, пока он искал, как бы повежливее расспросить ее о подробностях. Она смущенно играла завязками накидки, и это было так не похоже на нее. — Мне пора идти.

— Конечно.

— Только… Интересно… — Она выпустила завязки и чуть приподняла подбородок. — Хватит ходить вокруг да около. Я спрошу прямо. И ты простишь меня за ужасно неделикатный вопрос?

Кристиан пожал плечами и обхватил себя руками.

— Я не могу раздавать прощения, пока не услышу вопроса. Хотя все равно, спрашивай.

— Хорошо. — Робость на ее лице уступила место любопытству. Оно ярко светилось в ее глазах, зеленых, как солнечная лужайка, озаряя все лицо, и это Кристиан тоже слишком хорошо помнил. Далила всегда была чрезмерно любопытна, кого бы это ни касалось. — Как ты повредил глаз?