Законная наследница

Пэгги быстро записала всю информацию, вежливо поблагодарила и отправила в агентство чек.

Она была удивлена, если не сказать ошеломлена. Ее фамилия значится в национальном регистре — с ума сойти! Двадцать шесть лет живет на свете песчинкой среди людей, а оказывается, может гордиться своими далекими предками? Пэгги прогнала прочь нахлынувшие чувства. Однофамильцы — еще не родственники, решила, трезво поразмыслив, но от идеи поехать в Реджвуд все-таки не отказалась.

Дел было по горло. Во-первых, рулон с картинами отца не давал покоя. Следовало бы показать их кому-нибудь из специалистов. А во-вторых, отсрочить сдачу рукописи с издателем. Он, конечно, будет возражать, но она не отступит. Пусть считает, что у нее отпуск. Имеет в конце концов автор право на передых? А может, поездка подскажет ей финал книги, который никак пока не вытанцовывается, во всяком случае, в дороге совсем неплохо думается…

И, чтобы оставить колебания, Пэгги заранее забронировала билет на самолет в Бостон, специально оговорив еще и машину напрокат. Обошлось без сбоев. Самолет вылетел по расписанию, машина оказалась вполне по карману и легкой в управлении, деталь немаловажная — ведь путь предстоял немалый…

Грузовик, пронесшийся со скоростью не меньше семидесяти миль в час, хотя здесь разрешалось лишь пятьдесят пять, просигналил ей, заставив оторваться от одолевавших ее мыслей и шарахнуться в правый ряд. Оно и к лучшему — виднее дорожные знаки. Сбросив газ, чтобы не пропустить нужный поворот, Пэгги притормозила.

Стрелка показывала на север, к подножию холмов. Пэгги свернула с основного шоссе, и через несколько минут автомобиль, ныряя вниз и вверх, преодолевая гребень за гребнем, стал взбираться к вершине. Дорога сузилась — сначала до двух, потом до одной полосы. У самой вершины Пэгги увидела указатель с надписью «Реджвуд» — металлическую табличку, какими обычно отмечают исторические места в сельской местности в Новой Англии.

Девушка съехала на обочину и остановила машину. Она и не подозревала, как сильно устала: ныли плечи и руки, слезились глаза. Поставив машину на ручной тормоз, Пэгги выбралась из нее, с удовольствием разминая ноги.

«Реджвуд, — значилось на табличке. — Дом генерала Фила Макинроя, участника Революционных войн. Погиб в сражении за независимость».

Пэгги смахнула с нее дорожную пыль. Фил Макинрой, подумала она. Конечно, какой-то родственник. Даже если и дальний, все равно можно попытаться заявить о своем родстве!

Не зная, с кем или чем ей придется столкнуться, Пэгги оделась для поездки довольно консервативно. Ее темно-синий брючный костюм был слишком теплым для жаркого дня, стоило бы, конечно, надеть что-нибудь полегче. Вернувшись к машине, она открыла багажник.

В Массачусетсе не все водители ненормальные. Впрочем, их вполне хватает, чтобы штат испокон веков пользовался дурной славой. Как раз в тот момент, когда Пэгги рылась в багажнике «бьюика», ее оглушила переливчатая сирена — мимо, как ракета, пронеслась белая двухместная спортивная машина, обдав все облаком пыли. Пришлось отряхиваться и даже протереть носовым платком очки.

Пэгги была высокая и хорошо сложенная девушка. Без каблуков ее рост составлял около ста восьмидесяти сантиметров при весе пятьдесят восемь килограммов. Очки, которые она постоянно носила из-за плохого зрения, придавали ей строгий вид. Она также владела небольшим, но весьма своеобразным лексиконом, вероятно, не очень подходившим для леди из Новой Англии, но весьма характерным для женщины, которой изо дня в день приходилось иметь дело с издателями.

Помянув недобрым словом лихача, Пэгги водрузила на нос роговые очки, со злости плюнула и захлопнула багажник.

Затея с переодеванием показалась нелепой и даже глупой. Надо ехать, пока какой-нибудь идиот не снес крыло. Она решительно села за руль.

И вот из-за крутого поворота на спуске с вершины перед ней внезапно появился дом. Он оказался совершенно не таким, каким она его представляла. Памятуя о 1768 годе, Пэгги ожидала увидеть нечто вроде бревенчатой хижины. Вместо этого перед девушкой предстало двухэтажное строение, его центральная часть была из камня и выглядела как крепость, к которой с каждой стороны примыкали два крыла. Как и большинство здешних загородных домов, он был выкрашен в белый цвет. Над центральной частью, как раз над парадным входом, возвышался небольшой купол.

Подъехав ближе, Пэгги притормозила и остановилась. Две пристройки, образующие букву «П», походили на протянутые для приветствия руки. Пространство между флигелями было большим, образуя двор, куда легко могла въехать карета, запряженная четверкой лошадей. Пэгги представила, что выходит не из автомобиля, а из такой кареты. В этот момент с холма, неистово сигналя, опять вылетела белая спортивная машина и проскочила буквально в нескольких сантиметрах.

Пэгги невольно пригнулась к рулю. В результате не увидела ни водителя, ни пассажиров. Стоп, скомандовала себе Пэгги. Развернись и поезжай обратно. Это место не для тебя! Она не была суеверна, но в настырном белом авто чудилась опасность. Однако к ней быстро вернулся здравый смысл. А почему, собственно, не для меня, подумала девушка. Упрямо обхватив руль, она въехала во двор.

Вокруг царила полнейшая тишина, как будто поблизости не было ни души. Дорожка вела вокруг дома туда, где, очевидно, находился гараж или же просто переделанный под него сарай. Несмотря на красоту места, Пэгги пришлось от радостного возбуждения вернуться к суровой реальности жизни. Если здесь никого не окажется, понадобится ехать и искать пристанище для ночлега. Ну что ж, надо довести дело до конца, раз уж заехала так далеко. Только трусы бегут от страха перед невидимым врагом. Это была цитата из самой плохой книги о Наполеоне Бонапарте, какую ей приходилось читать. Пэгги открыла дверцу машины и с силой захлопнула ее за собой, рассчитывая, что кто-то услышит. Так и случилось.

Из-за дома выскочили два доберман-пинчера, черные как ночь и недобрые, как грех, оскалив зубы и лая, они приближались.

Пэгги обычно не боялась собак, но тут была застигнута врасплох и невольно попятилась. Те рыли лапами землю, сверкая ужасными зубами. Чем больше девушка отступала, тем больше трусила. Наконец очутилась прижатой прямо к парадной двери. Пэгги забарабанила изо всех сил, но не получила никакого ответа, поискала глазами, не выпуская из виду собак, дверной звонок или молоточек — ничего похожего.

Вместо них между двумя скобами свисала длинная стальная цепочка. Пэгги потянула ее, и тут же раздался такой звук колокола, что ей пришлось зажать уши. Он несся не изнутри, а со шпиля над домом. Через мгновение дверь полуотворилась, показалось лицо девочки-подростка.

— Чё нужно? — спросила та.

— Пожалуйста, впустите меня, — запинаясь, произнесла Пэгги. — Если не откроете, ваши собаки…

— Хильда, что там такое?

Дверь открылась пошире. Возле худющей девчушки, вероятно, лет четырнадцати, появилась пышная седая матрона, видно по всему, привыкшая распоряжаться. Бросив взгляд на незнакомку, она вышла на крыльцо и замахала фартуком.

— Фу, фу, — крикнула грозно. — Пошли вон, чудовища!

Собаки неохотно удалились, а женщина обернулась.

— Я миссис Джесси Морден, экономка, а вы… — Тут она на секунду замолкла, ее глаза изумленно округлились. — Пэгги?..

От неожиданности та буквально остолбенела.

— Я… э… да, я Пэгги… Собаки напугали меня до полусмерти.

— Входи, дитя мое, — запричитала экономка. — Входи. А ты ступай и немедленно вскипяти воду для чая, видишь, человек продрогло костей. Дрожит в середине августа! Входи же. — Девушка шагнула навстречу. Ее сжали в таком сердечном объятии, что только ради одного этого стоило так далеко ехать. — Пэгги, Пэгги, Пэгги, — твердила женщина. — Сколько лет прошло. Откуда ты, дитя мое? Что ты стоишь на пороге?.. Неужто не узнаешь свой дом?

— Мой дом? — запинаясь, произнесла Пэгги. — Реджвуд — мой дом?..

Невероятно! Какое-то наваждение! Неужели это правда, неслось у нее в голове.