Божественное чувство

Интересно, похож ли Джейк на своего отца, думала она. Если да, то неудивительно, что их брак с крестной быстро распался. Да, грубоватая мужественность Джейка притягивала взгляд, его стройное, мускулистое тело поражало своим совершенством. И тем не менее было в его облике что-то отталкивающее, возможно, небрежная и абсолютная уверенность в том, что во всем мире нет ничего, что могло бы противостоять его воле. Если бы она сразу прислушалась к своим опасениям, ничего бы не было, со вздохом подумала Кейт.

Из спальни вышла Мэг и, немного смутившись, спросила:

— Ну, как я выгляжу?

Сегодня Мэтт вел ее в ресторан, и Кейт поспешила заверить подругу, что шелковая блуза и бархатная юбка смотрятся на ней просто замечательно.

— Я не похожа на молодящуюся старуху? — с беспокойством в голосе поинтересовалась Мэг.

Кейт от души расхохоталась и, вытирая слезы, сказала:

— Ну, что ты, разумеется, нет! Тебе сорок пять, а не девяносто лет, Мэг! Рано еще задаваться такими вопросами!

— Сорок пять — вполне достаточно, чтобы смотреть на тебя, как на дочку, — сухо сказала Мэг. — И коль скоро речь зашла о возрасте, то это тебе следовало бы бегать на свидания, а не мне!

— Спасибо, как-нибудь обойдемся! — буркнула Кейт и торопливо отвернулась к духовке — якобы для того, чтобы проверить, готова ли запеканка.

— Бьюсь об заклад, Кевин Харгривс положил на тебя глаз, — не сдавалась Мэг, вспоминая местного врача. — На этой неделе он звонил тебе раз шесть, никак не меньше.

— Он звонил мне в связи с тем, что я собираю подписи под обращением о закрытии атомной электростанции, а он согласился помочь мне, — решительно возразила Кейт. — Они сошли с ума с этой идеей о введении нового энергоблока! Мало им Чернобыля, хотят все испытать на собственной шкуре!.. Я уж не говорю о ракетах…

— Кейт, я понимаю, как остро ты воспринимаешь эту проблему, — успокаивающе подняла руки Мэг, — но для многих станция — единственное место, где можно получить работу, и с этой точкой зрения тоже стоит считаться… Молчу, молчу!

В отличие от Кейт, Мэг не разделяла идеи полного запрета на использование ядерной энергии, да и Кевин Харгривс соглашался с подругой своей возлюбленной только в той части, которая касалась усиления мер безопасности на АЭС.

Через полчаса, проводив Мэг, поужинав картофельной запеканкой, Кейт уселась за рабочий стол. Она намеревалась поработать над эскизами для весенней коллекции свитеров, но сегодня, как ни старалась, не могла сосредоточиться на деле. Снова и снова она вспоминала Джейка, хотя не позволяла себе этого два года.

Если бы тогда в свои двадцать лет она хотя бы чуть-чуть разбиралась в жизни, они с Джейком скорее всего никогда не поженились бы. Более того, если бы Кейт не жила тогда с Нормой, все, возможно, завершилось бы коротким романом без продолжения. Джейк сначала не поверил, а затем искренне развеселился, обнаружив, что она девственница. Это уже потом, вскоре после свадьбы, он признался ей, что побоялся оставить невинную душу в обществе Нормы, «способной развратить кого угодно». Правда, он говорил не только это. «Ты такая взрывная и чувственная — бормотал он с хрипотцой в голосе, которая у него появлялась, когда он занимался с Кейт любовью, и от которой у нее по спине бежали сладостные мурашки. — Ты все чувствуешь и переживаешь так сильно и глубоко, что невозможно это передать словами!»

И все же для Джейка она была ребенком. Девочкой, доверчиво отдавшейся ему и вышедшей за него замуж без малейшего представления о том, что на деле представляет собой брак. И жила она только в те моменты, когда он держал ее в своих объятиях, заставляя ощущать себя текучим огнем, взрывом и пламенем.

Но медовый месяц не мог продолжаться вечно, и однажды Джейк сказал, что ему надо возвращаться на работу — на базу ВВС в Гринэм-Коммон, где он занимался совершенствованием системы наведения ракет с ядерными боеголовками, способных разрушить целые города и обратить в пепел сотни тысяч людей.

Какой она была тогда наивной и невинной! Кейт передернуло, едва она вспомнила, как Джейк обнаружил ее дома с пачкой антивоенных брошюр, авторы которых выступали против распространения ядерного оружия. Он страшно разозлился и вышвырнул всю эту литературу в окно. Ее тогда словно ледяным душем окатило. Он потребовал, чтобы она выбросила «эту дурь» из головы, словно не допускал и мысли о том, что у Кейт может быть своя точка зрения, отличающаяся от его собственной. Словно она была механической куклой, созданной исключительно для удовлетворения его мужских потребностей, и ничем больше.

С этого все и началось. Кейт взбунтовалась, обозвала его диктатором и тираном. По ночам он занимался с ней любовью с такой исступленностью, что она взбунтовалась. Но взбунтовалась не физически, что было невозможно, а морально. В отношениях их наметилась трещина, которая с каждым днем становилась все глубже и шире. Кейт начала контактировать с пацифистским движением, и Джейк пришел в ярость.

Она вспомнила страшный скандал, разыгравшийся между ними из-за этого. Джейк бушевал и кричал на нее — по сути дела, еще ребенка. Говорил, что она тратит свое время на разговоры с истерическими дамочками, что ей следовало бы родить ребенка и найти себе хоть какое-то занятие.

А она в ответ вопила, что меньше всего на свете желает иметь от него ребенка и ни за что не родит от человека с такими взглядами и таким отношением к людям. Зачем? Чтобы малыш погиб от чудовищного орудия разрушения, которое совершенствует его отец?

И так шли день за днем, неделя за неделей — до того, последнего, скандала. Это было перед самым Рождеством, накануне вечеринки с танцами, ежегодно устраивавшейся на базе. Джейка и Кейт, разумеется, тоже пригласили туда. Она хотела остаться дома, но Джейк настоял, чтобы они пошли.

Кейт вынуждена была согласиться, но обида так распирала ее, что она танцевала со всеми гостями и сотрудниками базы, приглашавшими ее, и, давая волю чувствам, не стеснялась выражать свои, мягко говоря, неортодоксальные взгляды. И чем дальше, тем больше. Наконец в зале воцарилось напряженное молчание, Джейк уловил это, и они встретились взглядами, стоя в разных концах зала, два врага, готовые умереть, но не уступить один другому.

Он немедленно увез Кейт домой, и она дрожала от страха и гнева в ожидании непростого разговора. Но он сказал ей вовсе не те слова, которых она от него ждала. Джейк остановился в дверях их спальни, окатил ее ледяным взглядом и вынес свой приговор: «Это не может больше продолжаться. Я женился на ребенке, надеясь, что он повзрослеет и станет женщиной. Но я ошибся. Ты все более и более впадаешь в ребячество. Я ухожу от тебя, Кейт. Если ты сумеешь стать взрослой, найди меня и приходи, но не рассчитывай больше, что я буду ходить вокруг тебя, терпеть и ждать этого благословенного часа!»

Он ушел, не сказав ни слова. А утром Кейт собрала вещи и поехала на север, надеясь никогда не возвращаться сюда, чтобы не поддаться искушению броситься к нему просить прощения. Она списалась с Нормой, и та рекомендовала ей своего адвоката, а заодно предложила переехать жить к ней. Но Кейт к этому времени поняла, что стиль жизни крестной — не ее стихия.

Все это случилось два года назад. Во время последней поездки в Лондон Кейт заглянула к адвокату и поинтересовалась, как движется дело с разводом, но тот сообщил, что Джейк не желает разводиться. Ее изумленное «Но почему?» вызвало у адвоката подобие улыбки. В ответ на ее недоуменный взгляд он сухо пояснил, что многие мужчины находят удобными такие отношения с женой. Это обеспечивает им полную свободу и в то же время отличный заслон от возможных притязаний со стороны любовниц.

Как это похоже на Джейка, подумала Кейт, что даже сейчас он продолжает использовать ее. Она попыталась отогнать от себя воспоминания и сосредоточиться на работе. Но эскизы, лежавшие на столе, расплывались перед затуманившимися глазами, и словно наяву она слышала тихий голос Джейка: «Моя милая кошечка, когда я так прикасаюсь к тебе, ты становишься мягкой и текучей, как нежащаяся на солнце пантера!»