Короткий миг страсти

Эми аккуратно водрузила на нос очки в роговой оправе. Конечно, можно обойтись и простыми, но очки, прячущие глаза за дымчатыми стеклами, придавали ей больше уверенности. Подхватив с вешалки прозрачный плащ и еще мокрый прозрачный зонтик, она выбежала из квартиры.

Сейчас — прямо в галерею: познакомиться со знаменитым Робертом Роем, выразить бурный восторг у каждой из его загадочных скульптур, пригласить на воскресный обед Барбару и Айзека и вернуться домой с чувством выполненного долга.

«Земные радости», мельком подумалось Эми. Что за название для выставки скульптур? Слишком просто. И слишком самоуверенно. Этот мастер, конечно, может быть лучшим другом Фростов, но это вовсе не значит, что ей он обязательно понравится.

Дверь гаража послушно раздвинулась, и по стеклам машины забарабанили капли дождя.

Роберт мрачно изучал свое отражение в зеркале. Парадный костюм, роскошный и к тому же невероятно дорогой, извлекался из шкафа лишь несколько раз в году. Я выгляжу как лощеный красавчик с обложки журнала, раздраженно думал Рой, завязывая галстук-бабочку. «Преуспевающий скульптор середины XX века Роберт Рой открывает знаменитую выставку «Земные радости»!

И зачем только он согласился на это дурацкое название?

Он провел рукой по густым волосам с проседью, но они тут же вернулись в положение художественного беспорядка. Это позабавило Роберта. Хотя бы волосы отказываются подчиняться.

Открытия выставок Рой ненавидел. Причем ненавидел страстно. Разумеется, он творил для людей — работы не должны пылиться на полках студии. Но слушать, как они обсуждаются и зачастую осуждаются, сравниваются, анализируются со всех сторон, да еще с употреблением выражений типа «деконструкционизм» или «постмодернистский абстракционизм», — это уж слишком. Но критики остаются критиками. И время от времени неплохо их встряхнуть.

Кто-то же обязан заявить ему, что новый стиль — это исключительно коммерческое искусство. А кто-то вновь упрекнет в голой откровенности. Почему-то его откровенность почти всегда называли голой. Интересно, как выглядит одетая откровенность?

Надо обязательно перекусить.

Роберт отправился на кухню и достал из холодильника пакетики с орешками. Машинально поглощая кешью, он вдруг подумал, что очень соскучился по Фростам. Он не отказался от приглашения на ужин и, если удастся, сегодняшний вечер проведет в обществе близких друзей в маленькой квартирке, которую они арендуют в пригороде. Он снимет этот ужасный галстук, черные лакированные ботинки — и почему они так жмут? — и с удовольствием пропустит кружку пива или даже две. И обязательно повозится с малышами. Рой лучше, чем кто-либо, знал, что значат для Барбары и Айзека эти дети.

А потом — прочь из Вашингтона, этого чистенького и аккуратного города. Слишком аккуратного. К соснам, водным потокам и, может быть, горам.

И удобства не имеют никакого значения.

Рой открыл еще один пакетик с орешками. Что ему нужно сделать, так это оставить искусство и построить дом. Вновь выбирать стройматериалы, вдыхать запах свежеструганных бревен, с удовольствием наблюдать, как дом растет, как крыша врезается в небо. Это ведь реальность, отличная от фантазии. А Роберт отчаянно желал очутиться в реальном мире.

Не было ничего необычного в таком стремлении.

В путешествиях его охватывало порой непреодолимое желание творить, а потом оно сменялось вдруг более земной потребностью строить дома. Только на этот раз он построит дом для себя. Собственный дом с громадной студией, с прекрасным современным оборудованием.

Рой взглянул на часы и едва не вскрикнул от удивления. Плащ он надел уже на крыльце гостиницы, озираясь в поисках свободного такси.

Машина неслась по мокрым ярко освещенным улицам, а Роберт, поглощая жареные орешки, вновь вернулся к своим мыслям. Давно пора иметь собственный дом. Он стал бродягой с тех пор, как в десять лет впервые покинул двор родительского дома, ставшего чужим. И вот теперь он хочет иметь место, которое мог бы назвать своим домом.

Много времени прошло с тех пор, как маленький мальчик бежал, спотыкаясь, по пыльной дороге, прося машины остановиться. Сейчас ему тридцать пять. И если он хочет иметь дом, время настало. Вот только нужна женщина, которая разделила бы с ним этот дом. Его дом. Его постель. Его жизнь. Но это должна быть именно его женщина.

Взгляд скульптора профессионально скользил по бордюру тюльпанов, окаймляющих дорогу. Тщательно подобранные по цвету, они не трогали его воображения. После долгих скитаний, может быть, лет в пятнадцать, он пришел к выводу, что узнает женщину, на которой женится, стоит лишь увидеть ее. И Рой отлично знал, откуда это убеждение. Брак родителей, пронизанный любовью, добротой, искренней радостью, всю жизнь был для него примером.

Немного, конечно, понимал он в десять лет, но интуитивно чувствовал: между отцом и матерью происходило нечто особенное. В детстве мальчик часто слышал историю о том, как они полюбили друг друга с первого взгляда, сразу поняв, что ждали этой встречи всю жизнь.

А в двадцать семь лет, как-то позабыв обо всем, он, нетерпеливый, женился на Кэрол. И уже через месяц осознал ошибку, но даже после этого пытался сохранить брак, делал все, что мог, а Кэрол бросила его ради какого-то богатого бизнесмена вдвое старше ее. Вздохнув тогда с облегчением, Рой поклялся никогда больше не повторять таких ошибок.

Чрезмерным самомнением он не страдал, но все же успел заметить, что женщины тянутся к нему как пчелки к яркому цветку. Высокие, маленькие, красивые, сексуальные. Но ни одна из них не тронула душу до сих пор.

А что, если он никогда не найдет ту таинственную женщину? Неужели жизнь так и пройдет в мечтах пятнадцатилетнего мальчишки?

Может быть, если он построит дом, она появится? Так же естественно, как восход солнца следует за закатом.

А может быть, он зря собирается осесть на одном месте. Он ведь всегда так гордился свободой, отправляясь куда угодно и на сколько хотел. В браке он потеряет эту возможность.

Та самая женщина... а существует ли она на свете?

Рой попытался отвлечься от таких мыслей, которые сам порой считал бесполезными. Такси остановилось возле галереи. По обеим сторонам дорожки были расставлены горшки с нарциссами, не склонившими желтые головки даже под проливным дождем, стоявшими как доблестные солдаты на параде. Я одинок, думал скульптор, одинок, несмотря на достаток, известность, свободу.

— Мистер, восемь долларов, — заявил таксист.

Роберт вздрогнул и вернулся к действительности. Он расплатился с таксистом и направился к дверям галереи. Нет, он не свободен. Потому что вот сейчас он просто побродил бы по мокрым улицам, а не шел бы на открытие собственной выставки.

Владелица галереи, его ровесница, была женой какого-то высокопоставленного чиновника и казалась чрезмерно важной и чопорной. Рою всегда хотелось называть ее миссис Джордаш, потому что имя Джули ей совсем не подходило. Не успел он повесить плащ, как столкнулся с оценивающим взглядом этой женщины. Она величественно кивнула.

Роберт подошел к галерейщице, поцеловал ей руку и позволил провести себя по галерее. Он что-то промямлил о размещении скульптур, беспомощно оглянулся и почувствовал себя словно раздетым под пристальными взглядами уже начавших собираться посетителей. Джули вручила ему пачку каталогов и пробежалась по списку, упоминая наиболее значительных гостей: банкиров, бизнесменов, дипломатов — обычных покупателей его скульптур.

Неплохо для парня из маленькой деревушки из Нью-Джерси, решил Рой и вновь сосредоточился на запоминании имен приглашенных. Неожиданно зазвенел дверной колокольчик. Надо собраться с силами и в следующие несколько часов вести себя как того требуют правила хорошего тона. Мама потратила столько времени, стараясь научить его манерам.

Три четверти часа спустя просторный зал гудел как растревоженный улей. Было продано уже шесть скульптур, официанты сбились с ног, шныряя между гостями, а Рой любезно беседовал с банкиром, который не одобрял ни одной работы, созданной в XX веке, не стеснялся в выражениях, но каждый раз покупал пару скульптур Роберта. И вдруг Рой услышал женский голос, тихо позвавший его откуда-то сзади. Он обернулся и крепко обнял стоявшую совсем рядом Барбару.