Голос любви

Кел? Это Шалис Фокс. Ты молодец! Потрясающе! Мне очень понравилось! Полностью сдаюсь. Давай позавтракаем в «Амакофикофи» в десять утра в этот вторник, если только ты не дашь знать о себе раньше.

Нечто в этом роде. Скорее всего, она говорила «я» вместо «мы», хотя Майлз Логан был не менее потрясен пленкой, которую молодой человек записал для их радиостанции. Правда, она первая ее прослушала, потому что на пакете, который ей вручил охранник, значилось ее имя.

Ричард Довейл наблюдал за ней, в его глазах читалась уверенность в том, что он застал ее врасплох, и одновременно желание увидеть, как она будет выкручиваться.

— Могу себе представить, насколько вы привыкли держать все под контролем, — заметила она насмешливо, стараясь на ходу сообразить, как ей себя вести. — Как вас называют? Магнат? Воротила? Алмазный король? Почему вы не послали вместо себя какого-нибудь подручного, а явились сами? Хотя полагаю, вы предпочитаете дела такого рода решать самолично, чтобы какая-нибудь деталь, не дай бог, не ускользнула от вашего бдительного ока? Интересно, вы хотели откупиться от меня или купить?

— А сколько вы стоите? — последовал спокойный вопрос.

В его голосе не слышалось ни намека на шутку.

— Больше, чем самая большая корзина ваших дурацких камешков, — язвительно ответила Шалис, разозлившись, что он так буквально воспринял ее слова.

— Вы надеетесь, что Кел даст вам больше, если вы заловите его в ваши сети? — поинтересовался Ричард Довейл с таким цинизмом, какого она никогда еще не встречала в своей жизни.

— Нет. Прежде всего, потому, что я не имею ми малейшего желания расставлять сети для вашего племянника, — начала она, вспомнив, что он гораздо старше ее и воспринимает все серьезно.

Она слишком увлеклась своей игрой, а самое время прояснить ситуацию, иначе, чего доброго, он и впрямь подумает, что между ней и Келом что-то есть.

— Ему всего лишь восемнадцать, — перебил он.

— Я как раз собиралась это сказать.

— Да что вы? — он поднял одну бровь. — А сколько же лет вам?

— Двадцать два.

— Его предыдущей любовнице было двадцать шесть, — заметил он.

— Глупо с ее стороны.

— Нет, глупо с его стороны. Она его почти захомутала.

Он помолчал, его чувственный рот искривился в презрительную насмешку.

— Не то чтобы он какой-то наивный дурачок, но слишком подвержен минутным слабостям и совсем не смотрит в будущее.

На несколько минут между ними воцарилось молчание. Ее собеседник прищурился и с любопытством уставился на нее. И опять Шалис почувствовала, что от этого взгляда ее бросает в жар. Именно такой взгляд всегда привлекал ее в мужчине. Таящий нечто особенное, какую-то волнующую энергию, которая возбуждала и одновременно гипнотизировала ее.

Он слегка улыбнулся.

— Знаете, за вами интересно наблюдать.

Она не ожидала такой резкой перемены в разговоре. В замешательстве она брякнула первое, что пришло в голову, хотя понимала, что речь совсем не о том:

— Вы о моей одежде?

— При чем тут одежда? Я говорю о вас. Вы выглядите очень уверенной в себе, но вместе с тем ваша кожа, такая светлая и нежная, придает вам какую-то мягкость и чуть ли не беззащитность.

От удивления Шалис даже не смутилась. Подобной откровенности она от него отнюдь не ожидала.

— Вы так это говорите, что можно подумать, будто вас раздражают противоречия.

— Это правда.

Подошел официант, и разговор на некоторое время прервался. Когда они вновь остались одни, он продолжал:

— Гоняясь за моим племянником, вы попусту тратите свое время, какие бы цели вы ни преследовали: материальные или духовные. Правда, если они не материальные, я очень удивлюсь. Что вы нашли в этом дитяти?

— Далась вам эта разница в возрасте!

Шалис не могла отказать себе в удовольствии помучить его еще немного, тем более что чем дальше разговор уходил вглубь, тем интереснее становилась развязка.

— Неужели вы придаете такое значение условностям? Ну почему мужчина обязательно должен быть старше? Разве у вас у самого ни разу не было отношений с женщиной более зрелой? Если нет, то советую попробовать. Известно, что эмоционально женщина взрослеет быстрее, чем мужчина, в то время как сексуально она достигает своего пика позже, чем он. Как раз, когда мужчины, ее ровесники, уже на пределе своих возможностей.

Она специально заговорила об этом, стараясь рассмешить его или хотя бы заставить улыбнуться.

— Вы уготовили себе длинный путь, — ответил он, высокомерно улыбаясь. — Двадцать два года — это еще не зрелый возраст, даже для женщины.

— Даже по сравнению с восемнадцатью годами? — Она помолчала, а потом добавила, чувствуя, что пришла пора раскрыть карты: — Вообще-то у меня уже есть молодой человек.

— Не сомневаюсь. Однако вынужден поинтересоваться, насколько серьезны ваши отношения.

— Пока трудно сказать.

Она ответила совершенно искренне. Их отношения с Серлом были на той стадии, когда полное сближение и полный разрыв одинаково возможны.

— В таком случае я должен задать вам еще пару вопросов. В ваши привычки входит ограничиваться одним «молодым человеком»? И насколько слово «молодой» соответствует истине?

— Если бы он был вашего возраста, я бы, наверное, назвала его как-то по-другому.

— Что Кел рассказывал вам о своей семье? Наверное, немного, раз вы не узнали меня. Однако достаточно, чтобы понять, что у него водятся деньги. Так вот, хочу вам сказать, что никому не позволю разрушить мою семью.

— Разрушить?! — почти крикнула Шалис, возмущенная этой незаслуженной отповедью. — Мне это надоело! Сижу тут и слушаю ваши оскорбления! Хотите знать правду? Ваш драгоценный племянник явился на наше радио, подобно куче других подростков для того, чтобы передать свои записи. Охрана не пропускает их дальше вестибюля, и поэтому я, вероятно, никогда бы и не увидела его, не приди он в клуб, где я несколько вечеров вела программы в качестве диджея, согласно моему контракту с радиостанцией. Там я его и увидела в первый и, возможно, в последний раз, да и то издалека. Что вы так на меня смотрите? Я что опять вас чем-то обидела? В гробу я видала всех членов вашей королевской семьи! Вы мне так же интересны, как ваша спесь и ваши бриллианты! Это ваш племянник достает меня каждый день своими посланиями по Интернету, звонками на радио, факсами и сообщениями на автоответчик. Он, конечно, не какой-то там маньяк. Он законный фанат и никогда не скрывал своего имени и своего интереса к тому, что мы делаем, хотя о том, что вы его дядя, он нам не докладывал.

— А что, у вас есть и незаконные фанаты? — поинтересовался он с выражением неудовольствия, появившимся на его лице, когда Шалис начала говорить об интересе его племянника к радио.

— Есть фанаты, которые преследуют нас, не интересуясь собственно музыкой.

— А чем же еще?

— Кто чем. Послушайте, Ричард — пардон, мистер Довейл, — она не могла не съязвить, видя, что он остается все таким же серьезным и напряженным, хотя она ясно дала ему понять, что никакой угрозы для его племянника не существует, — Ричард, мой интерес к Келу чисто профессиональный.

— Если все, что вы сказали о Келе и его безумной любви к вам, правда, то тогда потворствовать ему на этом пути не совсем «профессионально».

Его скептический тон дал понять Шалис, что ее слова не возымели нужного действия.

— Любви не ко мне, а к радиостанции, к музыке, к тому, что мы делаем, — Шалис начала раздражаться. «Нельзя же быть таким занудой», — подумала она. — Каждый человек имеет право любить то, что ему по вкусу, и здесь нет четких правил и границ. Кто может сказать, что хорошо, а что плохо? Хотя вы, наверное, — один из тех людей, для которых существуют только черный и белый цвета. Могу поспорить, что у вас на все готов четкий ответ и что вы всегда действуете по правилам.

После этих слов над их столиком воцарилась тишина. Ричард не спешил отвечать. Несколько секунд он с интересом изучал ее, наконец сухо заметил: